– Возможно, оно того не стоит, – прервал его Дамиск – наверное, слишком резко, но так было нужно, по крайней мере сейчас. – Ты стал плодом насилия, а насилие – проявление жестокости. А уж то, что сделал с твоей матерью Карса… что ж, это еще хуже, поскольку виной тому было кровавое масло. Карса поднес его к своим губам в отчаянии и ярости – ведь их набег провалился. Его друзья к тому времени погибли или были при смерти. То, что он сделал с твоей мамой, не было проявлением власти, или превосходства, или какой-либо иной жалкой потребности. Карса Орлонг повел себя как бешеный зверь, бездумный, бесчувственный, беспощадный. Именно с этим он и оставил бедную женщину. А потом на свет появился ты. Не пытайся отыскать Карсу, Рэнт, в том нет нужды. Просто найди теблоров. Живи среди них, и пусть все так и остается.

Рэнт, возможно, пожал плечами в ответ – было слишком темно, чтобы разглядеть, но стало понятно, что он не собирается отвечать охотнику, по крайней мере давать ему пустые обещания.

Дамиск начал подниматься по склону. Он сделал все, что мог.

Может, кровавое масло было лишь оправданием. Ведь всему и всегда находится оправдание, верно? Охотник покачал головой. На самом деле он никого не мог одурачить – ни самого себя, ни, похоже, этого юнца-полукровку.

В конце концов, в дикой природе полно насилия: достаточно вспомнить, что вытворяют клятые селезни с несчастными утками каждую клятую весну. В природе вообще происходит немало такого, что могло бы показаться крайним извращением, на грани безумия. Другое дело, что дикие твари совершают это бездумно, не осознавая, что делают. У людей же такого оправдания нет.

Не считая кровавого масла. Не считая того, что Карса Орлонг, раненный и загнанный, выбивал пинками двери, вламываясь в комнаты. Если бы в тот момент ему попалась гребаная корова, он изнасиловал бы ее. Но вместо этого ему подвернулась мать Рэнта.

Дамиск не знал точно, но любое порожденное подобной лихорадкой дитя могло носить кровавое масло глубоко в своем теле – и тогда достаточно лишь искры… Так считали многие селяне, со страхом глядевшие на Рэнта, и потому они рано или поздно убили бы парня. И кто знает, возможно, они были бы правы.

Но кровавое масло действовало на теблоров не так, как на обитателей низин. Если первые, пережив лихорадку, прорывались сквозь безумие и вновь становились прежними, то вторые попросту лишались разума. А Рэнт был полукровкой. Так что среди теблоров ему, возможно, ничто не угрожало. А вот среди обычных людей – вряд ли.

Луна спряталась за облака, повиснув низко над горизонтом. На лес опустилась тишина. Дамиск снова вскарабкался на гребень, все так же пригнувшись. Он замер, затаив дыхание и глядя по сторонам. Ничего. И все же волосы встали дыбом у него на затылке.

«Угу, они там».

Рэнт никогда не бывал в лесу. Всю свою жизнь он провел в Серебряном Озере. Дома, переулки, пляж, куда вытаскивали лодки и где дрались за рыбьи потроха чайки, главная улица и старые ворота, которые так и не починили после восстания. Казармы гарнизона и дом торгового агента, который на памяти Рэнта дважды горел. В первый раз его удалось восстановить, однако во второй от здания остались лишь обугленные руины, где Рэнт прятался от мальчишек, кидавшихся в него камнями. Единственными дикими существами, которых он встречал, были одичавшие поселковые собаки. Всех прочих зверей он видел лишь мертвыми, когда их приносили охотники. Ну и еще, естественно, черепа в «Трехлапом псе».

Думая о лесе, Рэнт представлял его кишащим жуткими тварями, дикарями и разбойниками-теблорами. Ему никогда не приходило в голову, что в лесу по большей части пусто и в основном тихо, а по ночам там царит непроглядная тьма.

Дамиск, однако, сказал, что в лесу прячутся охотники, которые убили всех коривийцев. Он помнил представителей этого странного тихого народца, облаченных в меха и кожи, украдкой подходивших к окраине поселка, чтобы обменять свой товар весной и перед началом зимних снегопадов. Теперь, стало быть, коривийцы больше не придут. Рэнт пытался представить их всех мертвыми, лежащими на усеянной сосновыми иглами земле. Убитых детей, включая младенцев, обреченных на смерть от голода или в лапах волков и медведей. Лужи крови и засыпанные пеплом очаги.

В подобной резне не было никакого героизма или славы. Для нее не имелось никаких причин. И еще одно тревожило его – если эти семдхи готовы были бездумно убивать всех оказавшихся у них на пути, то, значит, и поселку Серебряное Озеро тоже могла грозить опасность. Его матери, всем детям и остальным жителям.

А ведь в местном гарнизоне-то почти не осталось солдат.

Рэнт обнаружил, что все еще сжимает в руке нож. При виде тускло блеснувшего лезвия он подумал о малазанских войсках, когда-то бывавших в поселке. Последний раз это случилось почти два года тому назад. Одних их появление радовало, другие ругались себе под нос, поскольку эти солдаты служили Малазанской империи, которая вторглась в Генабакис, завоевав Семиградье и покорив Вольные города.

Если семдхи нападут на Серебряное Озеро, кто станет его защищать?

Он мог вернуться. Предупредить односельчан.

Рэнт выбрался из впадины под уступом. Он видел отблески воды озера среди веток и сучьев. Спустившись к берегу, он мог добраться до лодки, пересечь озеро на веслах и стать героем – а кто станет убивать героя?

Но возможно, семдхи не собираются идти дальше. В конце концов, у них нет лодок, а как без этого переплыть озеро? Что, если он предупредит всех в поселке, а семдхи так и не явятся? Тогда его точно убьют.

Рэнт не знал, что ему делать.

– Санк фрис ане орол.

Голос был женский, и он доносился прямо сверху, оттуда, где совсем ничего не было видно.

С отчаянно бьющимся сердцем Рэнт присел еще ниже и замер, чувствуя, как рукоятка ножа в его ладони вдруг стала скользкой.

– Тре’ланг ане теблор.

Какая-то женщина. Ну и с кем, интересно, она разговаривает?

– Я предупредила тебя, что нужно держаться подальше от озера, – произнес все тот же голос.

Послышался легкий шорох, и прямо перед Рэнтом легко спрыгнула на землю незнакомка.

Парень пригнулся, выставив перед собой нож.

Он не мог понять, сколько женщине лет, но лицо ее было бледным, будто свет луны. Она была одета в меха, но помятые и слипшиеся от чего-то черного. А еще из нее торчали какие-то палки – нет, не палки. Стрелы. Рэнт сумел разглядеть по меньшей мере полдюжины, причем две из них глубоко вонзились в грудь. Длинные спутанные волосы падали незнакомке на плечи.

– Полукровка, – сказала она. – Сломленный сын Сломленного Бога. Когда-то у меня была мысль украсть тебя. Чтобы спасти от уготованной тебе судьбы. Но похоже, ты спасся сам.

– Как ты до сих пор еще жива? – удивился Рэнт, разглядывая стрелы.

– Думаешь, кто-то способен такое пережить? Не будь глупцом. Я мертвая.

– Совсем мертвая?

– Да, но… мне нет покоя. То был не лучший способ уйти из жизни. Они расправились со мной первой, зная, что я для них опаснее всего. Я упала наземь еще до того, как первый из них шагнул в лагерь, и, будучи мертвой, я уже не могла помешать тому, что за этим последовало.

– Ты коривийка?

– Вы именуете нас так, хотя на самом деле нас лишь немногое связывает с коривийцами. Вы, низинники, никогда не спрашивали, но мы называли себя иначе. – Женщина пожала плечами, и Рэнт услышал шорох от оперения стрел в ее спине. – Теперь это уже не важно, поскольку нас больше нет.

– Семдхи…

– Они не знают, что делать с озером. Шестеро из них выслеживают твоего друга, но остальные на берегу. Их бросатели костей молчат, скрывая свой страх.

– Почему они боятся озера? – спросил Рэнт.

– Здесь не всегда было озеро, – ответила незнакомка, подходя ближе и присаживаясь на корточки. Теперь он мог различить ее лицо. При жизни она была красива, но сейчас от ее красоты ничего не осталось, а тусклые, ввалившиеся глаза напоминали камни. – Низинники называют его Серебряным озером. Мы называем его Тартен’игниал. Долина тартенских камней. До того как пришла вода, здесь было священное место, где вдоль долины рядами стояли огромные камни, а в центре высилась груда черепов – тартено и имассов. Говорят, будто черепа имассов даже сейчас живы и смотрят на затопленный мир ила и мертвых деревьев.

Рэнт взглянул мимо нее на блестящую водную гладь:

– Я переплыл озеро наполовину.

– И они наверняка за тобой наблюдали. Даже ждали, когда ты утонешь, чтобы лечь перед ними, как и многие другие. Испытали ли они разочарование? Кто знает.

– Но все это сейчас под водой, – заметил Рэнт. – Мы ловим в озере рыбу, ставим сети и закидываем удочки.

– И сети пропадают, верно? Те стоячие камни теперь опутаны старыми веревками и леской. Сомневаешься? Я была там и ходила среди них. У мертвых есть свои преимущества.

После некоторого раздумья Рэнт решил, что слова незнакомки его не убедили.

– Семдхи не причинят тебе вреда, – сказала та. – Но они убьют твоего друга.

– Он спас мне жизнь. Если я объясню семдхам…

– Большинство из них не понимают натианского языка, на котором ты говоришь. Можешь забыть о своем друге, ты его больше не увидишь.

– Чего ты от меня хочешь?

– Льды на севере создали яггуты. Омтоз Феллак – их древний магический Путь Льда. Но Трон Льда давно лишился своей власти. Говорят, будто вернулся Повелитель Льда и великая война с имассами закончилась. – Она закашлялась, выплюнув нечто цвета озерной воды. – Как я могу с этим спорить, когда врата Смерти теперь стережет Птица-Вор? Но если Трон и занят снова, тот, кто сидит на нем, ничего не сделал. И теперь магия угасает. Передай своим сородичам-теблорам, что лед на севере весь растаял и близится потоп. Скажи им, что нужно бежать.

– Не понимаю.

– Но ты запомнишь мои слова?

Поколебавшись, Рэнт кивнул.

– Ты видел стадо оленей?

– Да.

– Они бежали от воды. А теперь и семдхи тоже бегут от воды. За ними придут другие. Волки, медведи, джеки.

– С какой стати теблорам мне верить?

– Ты сын Сломленного Бога.

– А почему они должны в это поверить?

– Они поймут.

Рэнт взглянул на женщину:

– Я сделаю, как ты говоришь, но только если ты спасешь Дамиска.

– Ха, никак щенок решил поторговаться? Да еще с мертвой ведьмой?

– Спаси его.

– Возможно, уже слишком поздно. К тому же я недолго пробуду в таком состоянии. Я уже чувствую, как меня влечет забвение. Совсем скоро я покину это тело, и моя власть в этом мире станет намного меньше. Мертвые могут преследовать живых, лишь когда они преисполнены ненависти. Я – нет. Может, семдхи и прогневали меня своей беспричинной резней, но поскольку я понимаю причину их паники, то не могу их ненавидеть.

– Спаси Дамиска.

Мертвая ведьма нахмурилась, скорчив гримасу, и Рэнт понял, что теперь будет видеть ее в кошмарных снах.

– Вот и делай после этого добрые дела. Ну хорошо. Я попробую. А ты оставайся на ночь здесь, в своей пещерке. Потом направляйся на запад, в…

– Знаю. Я должен найти теблоров. Дамиск мне говорил.

Выразительно посмотрев на него, женщина отвернулась и пробормотала:

– Кто слушает мертвецов?

Если вопрос сей и предназначался Рэнту, она не стала ждать, когда парень сообразит, что ответить.

Он снова остался один, и на него опять опустилась ночная тишина. Забравшись подальше в углубление, он прислонился спиной к шершавому камню. Легко сказать: иди на запад, огибая озеро как можно дальше. Каково это – взбираться в горы по узким тропинкам? Искать ступени из костей и вырубленного камня? Закрыв глаза, Рэнт попытался представить себе все эти странные места, где ему предстояло оказаться много дней спустя.

Однако почувствовал лишь нахлынувшее на него одиночество.