Ему недоставало матери. Ему недоставало Дамиска. И мертвой ведьмы тоже. На мгновение ему даже захотелось вновь оказаться в поселке, уворачиваясь от камней, которые в него швыряли.

Каково это – чувствовать себя в безопасности? Рэнт не знал и сомневался, что когда-либо узнает.

Массивный сланцевый выступ косо торчал из каменного основания, служа единственным напоминанием о тех временах, когда эти места выглядели совсем иначе. Дамиск лежал на усеянном птичьим пометом каменном уступе, расположенном примерно на двух третях высоты утеса. Почти на расстоянии вытянутой руки над ним, снизу выступающей сланцевой полки, виднелся ряд ласточкиных гнезд – как он подозревал, все еще пустых столь ранней весной. Во всяком случае, оттуда не было слышно пронзительных тревожных криков сидящих на яйцах птиц, чему охотник был только рад. Лук он держал горизонтально над краем уступа, вложив стрелу в выемку.

У подножия утеса пробирались среди кустов и поваленных деревьев пять фигур, замотанных в кожу и полосы меха; на голове у них были срезанные с коривийцев скальпы. Наверняка семдхи. Одна из них, женщина, была вооружена коротким, загнутым назад луком из оленьих рогов, а в колчане у нее лежали длинные стрелы. Она пока еще не наложила стрелу на тетиву из кишок, но Дамиск знал, что наконечник ее – длиной, скорее всего, с его предплечье – сделан из зазубренной, отполированной до блеска кости, а древко сразу за ним, вероятно, смазано ядом.

Остальные четверо держали в руках копья, а на бедре у каждого висел в ножнах каменный атлатль.

Дамиск провел пальцами по тетиве своего лука, медленно оттягивая ее назад. Женщина с луком была крупнее мужчин, широкоплечая и коренастая. Она держалась позади соплеменников, останавливаясь через каждые несколько шагов и оглядывая окрестности, но вверх пока не смотрела.

Дамиск подождал, когда она снова остановится, а затем выстрелил.

Стрела вонзилась между плечом и шеей, войдя под углом в туловище. Когда женщина рухнула наземь, коривийский скальп соскользнул с ее головы, открыв выбритую макушку с пятнами засохшей крови.

Убрав лук, Дамиск отполз дальше в тень под уступом. Он слышал, как внизу внезапно поднялась суматоха, но до него не доносились ничьи голоса. Все собрались вокруг упавшей соплеменницы. Поняв, под каким углом вошла стрела, семдхи наверняка повернутся к утесу, окидывая его взглядом до самого верха, – но ничего не увидят.

Сланцевый выступ можно было обойти кругом, найдя выходящие на гребень тропинки. Двое пойдут направо, двое налево. И сойдутся вместе прямо над Дамиском.

Тридцать сердцебиений спустя он подполз ближе к краю и посмотрел вниз. Тело женщины перевернули на спину. Лук и колчан исчезли. Остальных четверых семдхов нигде видно не было. Дамиск снова взглянул на труп. На лбу женщины чернело пятно – он не мог различить подробностей, но знал, что покойной вогнали по рукоятку между глаз ее собственный нож, чтобы забрать в драгоценный железный клинок ее душу. А затем этот же самый нож воткнули в ствол дерева где-то неподалеку. Дух женщины теперь принадлежал этому месту, которое, в свою очередь, отныне принадлежало семдхам.

Дамиск сполз с уступа и начал спускаться. Светила луна, ставшая для охотника как даром, так и проклятием. Без нее он никогда не сумел бы убить женщину из лука, равно как и увидеть приближающихся к подножию утеса семдхов. Но враги Дамиска видели не хуже его самого, а может, и лучше. Единственное его преимущество заключалось в том, что они были обитателями тундры, а не леса. Как и любой охотник, они умели замирать без движения, медленно и глубоко дыша. Но когда они передвигались среди растительности, их было хорошо слышно.

В отличие от Дамиска.

Добравшись до подножия, он присел, проверяя свое снаряжение, дабы убедиться, что оно крепко привязано и вряд ли зацепится за сучья и ветки, а затем подошел к трупу. Как он и ожидал, стрелу сломали, а железный наконечник вырезали из тела и забрали с собой.

На широком плоском лице мертвой женщины, несмотря на рассекавший ее лоб черный разрез, застыло умиротворенное выражение. Дамиск направился в сторону деревьев.

Он почти сразу нашел вонзенный в дерево нож. Рукоятка из рога и позвонка, дешевый клинок из выменянного у торговцев железа, который легко сломался.

«Блуждай же теперь бесцельно, и пусть тебя долго преследуют духи коривийцев. Лишь дураки верят, что возмездие не переживает смерть, и, надеюсь, тебя оно настигнет».

Дамиск снова углубился в заросли деревьев, направляясь на запад. Он сомневался, что нагонит двоих идущих впереди охотников, а потому не стал даже пытаться. Вместо этого он снова свернул к берегу: вряд ли семдхам придет в голову искать его там.

Через сорок шагов охотник наткнулся на уходящую вглубь суши звериную тропу, где лежал труп еще одного семдха со сломанной шеей. Из его груди, рта, глаз и ушей торчал десяток семдхийских стрел.

«Значит, кто-то из коривийцев все-таки остался жив. И решил отомстить».

Потрясенный увиденным, Дамиск перешагнул через тело и пошел дальше.

Добру и злу не было места в мире за пределами мыслей смертного. Даже благословение и страдание, которые наверняка существовали, могли стать довольно-таки скользкими и расплывчатыми понятиями. Считать ли благословением быструю смерть? Может ли спасение чьей-то жизни обречь выжившего на годы страданий?

Он не знал. Во всем есть оборотная сторона, если хорошенько подумать.

Дамиску хотелось надеяться, что у Рэнта все будет хорошо: он не только благополучно доберется до конечного пункта путешествия, но и судьба его среди теблоров сложится удачно. Полукровки, как правило, оскальзывались в крови между двумя мирами. И зачастую ни один из миров не принимал их надолго.

Рэнт был сыном Карсы Орлонга, и это могло стать для него как спасением, так и смертным приговором.

«Ну и которая участь из двух более милосердна?»

Охотники снова вышли на след Дамиска намного быстрее, чем он ожидал. На этот раз они даже не пытались как можно меньше шуметь – ими двигала злоба. Семдхи нашли сломанный нож, и началась новая битва проклятий. Если они схватят Дамиска, смерть его будет долгой и мучительной.

Он помчался, словно олень, сквозь черный лес.

Глава 5

Говорят, будто Орбис – прелестный прибрежный городок.

Бархок. Идиллия под волнами. Великая библиотека Нового Морна

Так я теперь сержант? – фыркнул Сугал.

Прищурив раскосые глаза, он наблюдал, как Балк отъезжает от головы малазанской колонны, направляясь легким галопом назад. Сугал повернулся в седле, оглядывая своих выстроившихся в колонну бойцов, и прокомментировал: – Ну и глупо. Могли бы сейчас обрушиться на них и усеять эту клятую дорогу головами малазанцев. То была бы сладкая месть, расплата за то, как они поступили с капитаном.

– Он теперь лейтенант, а не капитан, – поправил его Ревун. – Балка понизили в звании.

– Что ж, пусть называют его как хотят. Нам-то какая разница? Мы – отряд Балка. Не помню, чтобы я когда-нибудь стоял в очереди к малазанскому вербовочному пункту, а ты?

– Балк заключил новый контракт, – сказала Палка, вытирая руки о кожаные штаны и прыгая обратно в седло. – Остальное – не наше дело, Сугал. Ты слишком много думаешь о том, что абсолютно тебя не касается. Как будто кого-то трахает твое мнение. Как будто всем не насрать, что ты думаешь.

Сделав большой глоток из фляжки, она утерла рот и, морщась, поскребла спутанную копну грязных светло-рыжих волос. Сугал яростно уставился на нее.

– Я-то думал, ты уже поссала в ту канаву, – бросил он. – А вместо этого продолжаешь нас всех поливать.

– Не всех, – ответила она, ерзая в седле и надувая щеки, отчего лицо ее сделалось похожим на луну. – Только тебя, Сугал. Потому что ты не умеешь думать. Собственно, у тебя только одно хорошо получается – крушить черепа. Я постоянно тебе твержу: нам всем было бы лучше, если бы ты перестал думать и, что еще важнее, трепать языком.

– Вы закончили препираться? – буркнул Ревун. – Капитан уже здесь.

Трое новоявленных сержантов замолчали, увидев подъезжающего к ним командира.

– Мы решили, – объявил он, – что не станем посылать охотников за клятыми карибу. Грубьян говорит, чтобы их не трогали.

– Ну и зря, – пробормотал Сугал.

– Разведчики подстрелили пару дюжин, – добавил Балк, пожав плечами и проводя рукой по каштановым волосам – за чем, как заметил Сугал, наблюдала из-под полуприкрытых век Палка. – У нас не было времени заготовить мясо, хотя половину туш все-таки сунули в мешки с солью.

Махнув в сторону ожидавшего его отряда, Балк развернул лошадь, и все двинулись дальше.

«Есть в Балке нечто особенное, – подумал Сугал, отводя взгляд от капитана и Палки. – Ему даже приказы постоянно отдавать не требуется – все и так на него смотрят. Стоило ему слегка махнуть рукой, и вся колонна тронулась с места. Видимо, талант какой-то или, правильнее сказать, дар».

Сугал надеялся, что когда-нибудь и сам станет таким же. Все будут на него смотреть, даже Палка. Он бы с радостью поставил эту наглую бабу на место. И Ревуна тоже: этот молчун постоянно ее поддерживал.

Сигал, Палка и Ревун были вместе уже почти семь лет. Удивительно, как они еще до сих пор друг друга не поубивали. С другой стороны, у них имелось и нечто общее – все трое испытывали некое тайное наслаждение при виде того, как угасает жизнь в глазах очередного глупца. Кого именно? Да не важно, любой дурак подойдет. И желательно, чтобы их было побольше.

Два с лишним года они были вместе с Балком – но вряд ли это могло продлиться долго. Балк предпочитал забирать деньги у живых торговцев, а не грабить их трупы. Он говорил, что это более разумно и в конечном счете себя оправдывает. Но какое, спрашивается, Сугалу дело до того, что будет в конечном счете? Балк держал их троих в узде, только и всего. Даже Палка на него злилась, из-за чего в последнее время стала больше пить. Сугалу Палка и трезвая-то не особенно нравилась, а уж когда она была пьяна, то вообще караул.

Но хуже всего было то, что эта клятая баба вбила себе в голову, будто она среди них троих главная и за всех отвечает. Предводительница выискалась, чтоб ей провалиться. Но Сугал всегда был старше ее по званию, даже когда они, тогда еще служившие в городской страже Тюльпана, только-только познакомились. Именно благодаря ему они получили возможность прилично зарабатывать, по крайней мере, до тех пор, пока не явился коготь, истребив подчистую всех ростовщиков, и тогда всем троим пришлось бежать, спасая свои шкуры.

Нет, подумал Сугал, малазанцы ему не по душе. Никто из них. С малазанцами можно поступать лишь одним образом – хватать их и не спеша резать, с хохотом слушая, как эти мерзавцы умоляют пощадить их жалкую, никому не нужную жизнь. Они с Ревуном и Палкой проделывали это не раз, но с тех пор, как все трое перешли в подчинение Балка, излюбленной забаве пришел конец.

– Наши мечники недовольны, капитан, – сказал Сугал, пока их лошади медленно тащились вдоль топкого края поля. – Вся эта история с малазанцами…

Балк бросил на него взгляд, слегка приподняв бровь, но промолчал.

Поерзав в седле, Сугал, прищурившись, взглянул через поле налево, на далекую линию леса, где в тени среди деревьев перемещались серые силуэты сотен карибу: они походили на обычных оленей, но, в отличие от них, были более приземистыми и не держали голову высоко поднятой. Палка говорила, будто карибу созданы для ветреных зим, но ни хрена она не знала.

– Кто и впрямь недоволен, так это сам Сугал, – заявила Палка. – Брать деньги, как вы говорили, – самое то, чертовски верное дело. Чего теперь злиться? Мы им уже здорово вломили, так что теперь с нами они теперь будут тише воды ниже травы. Никто не жалуется, кроме Сугала, капитан.

Сугал хмуро посмотрел на нее:

– С какой стати ты говоришь за меня, Палка?

– Ну, если уж ты вдруг решил выступить от имени всех, Сугал, то кому-то, кто обладает мозгами, надо было вмешаться.