Откинувшись на спинку стула, ныряю в тяжелые мысли. Пожалуй, мало кто не подводит итоги года хотя бы в голове. Автоматически подсчитываешь свои достижения и неудачи. За что-то хвалишь себя, за что-то ругаешь. И, конечно, веришь, что в следующем году не будешь феерическим долбоебом и не станешь перечить губернатору и зарвавшемуся олигарху, когда они захотят сходить на кабана в несезон.

За такую оплошность я и был сослан в места не столь отдаленные – в суровое Елкино.

Посматривая на часы на стене, стрелки которых показывают полдень, невольно вспоминаю прошлый Новый год.

Я отмечал его с Паулиной. Дорогой ресторан, съемочная группа модного сериала для главного телеканала страны, куча людей в дорогих костюмах и блестящих платьях. Роскошная Москва за окном.

Был ли я счастлив?

Вздыхаю.

Наверное, да.

Альберт смотрит на меня с укором и пучит желтые глаза-пятаки.

– Что зыришь? Я хотя бы трахался! – отвечаю ему мрачно.

Затем, покачиваясь, бреду наверх.

– Сожрешь мясо – сделаю из тебя чучело для класса биологии в местной школе, – предупреждаю птицу. – Будут дети в тебя карандашами тыкать и сигареты прятать…

В дверь настойчиво стучат. Комната плывет перед глазами. Кто там еще? Вариант только один – это Нина, моя навязчивая соседка.

Открыв замок, дергаю ручку и застываю. Морозный воздух обдает лицо и расходится мурашками по шее.

Вернулась?..

Вообще, я еще не определился с тем, как ее называть. Ника напоминает мандаринку – взрывная, яркая, сочная… Даже слишком.

Вкусная.

Или режет взглядом, словно острым скальпелем. Вчера сказала: в медицинский поступать будет. На хирурга. Ей подходит.

– Забыла чего? – спрашиваю, подпирая дверной косяк.

Она небрежно отпихивает меня в сторону. Принимается стягивать шлюшьи сапоги и тараторить без умолку:

– Дорогу опять замело. А я думаю, это важный знак. Заехала в аптеку. Еле нашла ее, блин. Купила анальгин, димедрол и папаверин в ампулах. Сделаю литическую жаропонижающую смесь. Сразу полегче тебе будет…

Тебе? Вспомнила все, значит? Не злится?.. А я переживал.

– Мне ничего не надо. Езжай домой, к тетке.

– Так как езжать-то? Я бы и рада, но ты, Константин Олегович, аэропорт здесь еще не построил.

Сжимаю зубы и чувствую, как голова трещит по швам. Горло саднит.

– Пойдем, – зовет она и хватается за пуговицы на своем пальто.

Потом вспоминает, что под ним только наряд медсестрички. Смущается. Посматривает из-под полуопущенных ресниц.

Поправив волосы, убирает шапку и идет в ванную комнату мыть руки. Я, не знаю почему, ругаюсь на себя: мне ведь даже нравится, что она вернулась.

Не сходя с места, наблюдаю, как склоняется над раковиной.

Когда Ника выходит, то мягко улыбается. Правда, вижу это сквозь мутную пленку. Глаза накрывает горячим теплом, а тело будто в холодильник помещают.

Мороза морозит. Вот такая тавтология.

– Жду тебя наверху… Через пять минут. Ты ведь не выкинул мою футболку?

– Сжечь еще не успел, – ворчу, разглядывая тонкую талию, уплывающую за угол на втором этаже.

Альберт снова пучится. Подгавкивает…

– Лучше молчи, – приказываю ему и медленно, шаг за шагом поднимаюсь. За пять минут как раз управлюсь.

То, что она медсестра, не дают забыть красные медицинские кресты, проступающие на сосках. Член при этом напоминает, что я все еще мужчина. Со своими потребностями. Не совсем удовлетворенными после вчерашней ночи.

– Ложись на живот, – Ника сосредоточенно вскрывает упаковки на журнальном столике.

– А диплом покажешь?..

– Тебе придется поверить мне на слово, – смотрит свысока и надевает перчатки. Протирает их спиртовой салфеткой.

Сразу взрослой такой кажется. Точно, Скальпель.

Воздух наполняется запахом медицинского кабинета. Это навевает не совсем приятные воспоминания из детства.

– Я передумал, – пячусь назад.

– Вот еще. Не выдумывай. Ложись.

– Не… У меня там дела.

– Какие у тебя могут быть дела? – заливисто смеется. – Сегодня тридцать первое декабря…

– Важные, – закатываю глаза.

– Какие еще важные? Ты даже не мэр. Так… – закусывает нижнюю губу. – Глава администрации… а уколов боишься.

– Чего? – хмурюсь и выпрямляюсь. – Это кто боится?

Ложусь на холодное покрывало. Привстав на локтях, стягиваю штаны с задницы вместе с трусами.

Вчера она передо мной раздевалась, сегодня я. Один-один.

Ягодиц касаются холодные руки. Намеренно долго елозят спиртовой салфеткой по правому верхнему квадранту.

– Расслабь мышцу, – тихо просит Ника.

Я недовольно вздыхаю.

– Расслабь… – легонько бьет.

Я утыкаюсь горячим лбом в локоть и думаю, как сказать этой девчонке, что, когда я расслабляю одну мышцу, другая – которая спереди – сразу же напрягается еще больше.

С горем пополам представляя, прости господи, голых бабушек из дома престарелых, получаю свою дозу в задницу.

– Молодец, – хвалит Ника ласково. Уже как Мандаринка. – Теперь поспи. Я пока тут побуду…

Натянув штаны, кладу голову на подушку и мгновенно отрубаюсь.

Глава 9. Ника без пола, а Константин без потолка!..

Константин

– Блядь, – отпускаю, продирая глаза.

Ни хрена понять не могу.

Где я?.. Кто я?..

В комнате приятный, совершенно нераздражающий сетчатку глаз полумрак, в прохладном воздухе сладко-сладко пахнет мандаринами. Этот аромат и кисловатый вкус теперь навсегда будут мощнейшим афродизиаком.

Я Костя. Мне тридцать один. И я кончаю от цитрусовых.

Докатился!..

Сбросив ноги на холодный пол, активно вращаю головой и потираю голую грудь.

Блядь.

Стопэ!

Голую грудь?..

Откинув легкое одеяло, обнаруживаю на себе только боксеры. Слава богу, те же, в которых и был с утра.

– Ты уже проснулся? – слышу воркующий, мягкий голосок.

В комнату проникает одинокая полоска света, расширяющаяся по мере того, как дверь открывается.

– Почему я в трусах? – предъявляю претензию. – Точно помню, что заснул в одежде, после того как ты мне что-то вколола…

Пытаюсь как-то прийти в себя. Единственное, что ощущаю, – стало лучше.

– Ты пропотел, – Ника сообщает спокойным голосом. – И… никак не просыпался, поэтому я тебя раздела, чтобы не замерз, и температура снова не поднялась. Уже шесть часов вечера. Скоро Новый год.

– Прости!.. Ты меня… что? – усмехаюсь, дальше этого слова не расслышав абсолютно ничего, хотя голова на удивление ясная.

– Я. Тебя. Раздела.

Звучит пиздец как сексуально.

– Хм, – рассматриваю Нику, все еще стоящую в дверном проеме.

Лампа из коридора озаряет тонкую, высокую фигурку. Ткань стыренной у меня футболки выглядит почти прозрачной.

– Я ведь медицинская сестра. Ты разве забыл? – скромно спрашивает она. – У меня нет пола…

Мажу взглядом по стройным узким бедрам и длиннющим гладким ногам.

– Ага. А у меня нет потолка, – хрипло ворчу.

Прикрыв пах подушкой, направляюсь мимо Мандаринки в ванную комнату.

В душе под потоком теплой воды всего на пару минут тоже становлюсь небинарной личностью, потому что с силой обхватываю возбужденный член и дрочу (простите за подробности), вспоминая медицинские кресты на сосках Ники, мать ее, Солнцевой.

Ну той, которая «без пола».

Самоудовлетворившись, быстро моюсь, возвращаюсь в комнату и надеваю чистые трусы. Нахожу в стопках одежды выцветшие джинсы и черную футболку-поло такой длины, чтобы прикрывала пах.

Да и так официальнее.

Все-таки у меня гостья из Минздрава.

Когда спускаюсь на первый этаж, изумленно обвожу взглядом помещение.

– Это что за на хер? – не сдерживаюсь.

– А… я тут всего немного украсила. Раз уж на время стала твоей сиделкой и Новый год нам придется отмечать вместе… Я привыкла к домашней, новогодней атмосфере.

Мое лицо вытягивается, пока я медленно изучаю сияющую на шторах гирлянду и мишуру, закрепленную над дверью. А еще дурацкие снежинки, свисающие с потолка.

Но кульминацией этого безобразия становится моя сова!..

Сука!..

Не знаю: ржать или рыдать.

– Ты что, трогала мою птицу? – мрачно спрашиваю, внимательно разглядывая разноцветный галстук-бабочку на толстой шее и новогодний, свисающий на морду лица колпак с помпоном.

– А? Да, мы с Аликом успели подружиться. Он клевый!

Альберт пучит желтые шары и изображает из себя святого великомученика.

«Может, я пока в чулане поживу?» – уязвленно гавкает.

«Да щас. Я тут один вывозить должен?»

«Су-ка…»

Отворачивается к стене, обиженно взмахнув помпоном, а я, с опаской посмотрев на Нику, иду на кухню. Не девка, а петарда. Сову незнакомую переодела. Надо же!..

Я в шоке.

Врубив подсветку, проверяю размороженное мясо в тазике и недовольно смотрю на объемный пакет на столе.

– Это что еще такое? – приоткрываю белый целлофан.

– А… Это я за продуктами съездила, – поднимает взгляд от мобильного телефона и улыбается. – Какой Новый год без оливье?

Мрачно наблюдаю за тем, как она неохотно поднимается и подходит ко мне. Выкладывает на стол ветчину, банку с зеленым горошком, яйца, картофель, морковь и свежие огурцы.

– А это зачем?

– В оливье.

– Кто ж его со свежими огурцами делает?

– А с какими надо?

– С солеными… – достаю из холодильника стеклянную банку и тоже ставлю на стол.

– Вот еще! Отстой полный, – фыркает и облизывает губы.

Я за поддержкой обращаюсь к Альберту, но он так и продолжает громко сопеть и смотреть  в стену.

Обиделся.

– Что значит отстой? – начинаю спорить. – Классический советский рецепт оливье как раз с солеными огурцами. Свежих в Советском Союзе зимой просто не было.

– Советский Союз? Вам виднее, – закатывает глаза, коза. – Меня тогда еще не было!

– При чем тут…

Осаживаюсь, понимая, что начинаю злиться.

Девчонка-то хорошая. И лекарства привезла, и ухаживала за мной, пока в отключке был. Пусть делает как хочет. Молча наблюдаю, как она встает на цыпочки и тянется за кастрюлей. Моет картошку с морковью, а потом просит включить плиту.

Ника берет разделочную доску и нож. Садится напротив и сосредоточенно вскрывает палку колбасы. Аккуратистка она. Сразу видно – медик.

Я, попивая воду, отмечаю, что у нее красивые ровные пальцы без уже привычного пластмассового маникюра. Как так? Просто ухоженные розовые ноготочки. Даже без лака. Я таких сто лет не видел.

Вспоминаю вчерашний вечер.

Какой идиот сказал ей, что она фригидная? В моих руках она загоралась и вспыхивала как спичка!.. Правда, я потом полночи думал о том, сколько же ей лет?.. Приехала сюда за рулем – значит, должно быть больше восемнадцати. Хоть это радует.

Вышел до машины, чтобы найти документы Ники. Вместо этого под сидением отыскал свою барсетку.

Зачем она ее забрала?..

Надо бы выяснить.

Но сначала решим другой вопрос. Животрепещущий в моих штанах. Иначе я в душ бегать замахаюсь.

Возвращаюсь в спальню и нахожу свои короткие спортивные шорты и черную плотную футболку с яркой надписью: «Елкино – наше будущее и будущее наших детей».

– Переоденься, – вежливо прошу, складывая вещи рядом.

Ника бросает внимательный взгляд на меня, благодарит и вытирает салфеткой руки.

Уходит наверх.

Мы с Альбертом, как два дебила, смотрим ей вслед.

– Что таращишься? – замечаю тоскливый птичий взгляд. – Так целее будет…

Глава 10. Альберт в шоке…

– Ты с этим деревенским мэром на Новый год решила остаться? – в голосе моей подруги слышится неподдельный ужас.

– Ага, – бурчу в трубку, не сводя взгляда с сильных мужских рук, уверенно нарезающих мясо. Это завораживает.

– Но зачем, Ника? Ты ведь знаешь, что тебе будет, если…

– Я не могу иначе, – перебиваю слабо. – Просто… ему нужна медсестра.

– Ой, сердобольная ты моя. А тебе кто нужен?

Костя вдруг смотрит на меня сердито, одним взглядом вызывая тахикардию.

– А мне, Катька, кажется, срочно нужен врач…

– Ну и дура…

– Пф. Сама такая!..