– Не покривлю душой, если скажу, что вы просто алмаз! Меня зовут Эбигейл де Локк. А это мой спутник на сегодня и муж моей лучшей подруги Эрик Глосс.

– Очень приятно, – отозвалась Лив, – а где же ваша супруга?

Эбигейл и Эрик смущенно переглянулись, словно Оливия спросила что-то неприличное, и лерийка поняла, что здесь не принято обсуждать дела семейные на публике.

– Ей сегодня пришлось остаться дома, дочка заболела. Позвольте пригласить вас на танец? – сказал Эрик и кивнул Эбигейл, после чего та удалилась к другому кавалеру.

– Как легко вы оставили подругу…

– Вы, верно, еще не знакомы с нашими традициями. Танец – это всего лишь приветствие, вежливость. Не придавайте слишком большого значения.

– Вот как? Значит, вы просто сказали мне «привет»?

– Так и есть. Вот второй танец на одном балу уже что-то значит.

– Надо ли мне знать, что именно?

– Уверен, со временем вы и сами разберетесь. – Эрик рассмеялся.

Беседа оказалась приятной и ненавязчивой, в отличие от предыдущих.

– Вам кто-нибудь приглянулся? – продолжил он.

– Пока нет.

– Неужели даже цесаревич?! Ваш танец был похож на чайные розы, распускающиеся в середине удушливого лета.

Теперь засмеялась Оливия, хоть и не вполне поняла это странное сравнение.

– Какой неловкий вопрос, наверное, мне не стоит говорить плохо о ком-то столь влиятельном.

Эрик, как и царевич, казался ей рафинированным, прилизанным, избалованным красавчиком. Но слова вырвались сами собой, словно Эрик был старым другом. Однако Оливия искала интересного собеседника и единомышленника, обещала себе в первую очередь обращать внимание на интеллект, чувство юмора и род занятий.

– Мне вы можете говорить все, что пожелаете. Я могила.

Он флиртовал? Не может быть – у него ведь жена. Или это обычное поведение на балах?

Оливия тут же одернула себя: чтобы делать выводы, нужно сначала хорошо узнать человека. Судить по первому взгляду – дурной тон. А Эрика и вовсе не стоило рассматривать с этой цельно. Но между ними с первого взгляда промелькнула какая-то химия. Оливии было жаль, когда танец закончился.

Блестящий золотом зал с таким высоким потолком, что детали на росписях не разглядишь, даже задрав голову и прищурившись, кружился и плыл перед глазами. Танцы и музыка не прекращались. Оливию продолжали знакомить с новыми и новыми кавалерами, и она уже сбилась со счета и позабыла большинство имен. Оливия заметила, что одна из створок высоких окон, выходящих на балкон, открыта. Там стояла какая-то парочка.

Захотелось подышать свежим воздухом и немного передохнуть. Она вышла и тихонько проскользнула вдоль здания за спинами воркующих. Увлеченные и, вероятно, влюбленные ее даже не заметили. Балкон огибал все крыло замка, но дальше окна были темными и закрытыми. Лив подумала, что прогуляется и вернется туда, откуда вышла.

Ноги гудели от непрерывных танцев, а голова – от духоты. С моря дул легкий бриз, принося запахи рыбы, захватывая с собой ароматы ночного сада: роз и кипарисов. Стрекотали цикады, заливалась трелью неспящая птица. Сквозь далекий гул прибрежного городка пробивался шепот волн. Вдалеке над водой застыл полумесяц.

Лив услышала шаги и обернулась. На балконе стоял Эрик.

– Я увидел, что вы вышли, и хотел удостовериться, что все хорошо, – объяснил он.

– Подышать… мне…

– Вам нехорошо?

– Нет, просто устала, ноги болят, – пожаловалась она.

– Вот, идите сюда. – Эрик подхватил ее за талию и усадил на перила балкона. Оливия посмотрела через плечо на много метров вниз. – Не бойтесь, я держу. Здесь негде больше присесть, но с непривычки нужен отдых, я понимаю.

– Вы очень заботливы.

– Когда моя жена была беременна, у нее все время уставали ноги. Бесконечные танцы – почти такая же нагрузка.

– Вы хороший муж, – задумчиво проговорила Оливия.

Эрик держал ее одной рукой за талию. Туфелька упала на мраморный пол, Оливия сбросила и вторую.

– Чем вы занимаетесь? – спросила она. – В свободное от балов время, я имею в виду.

– Да в целом ничем. Мой отец богатый промышленник. Мои дни должны протекать на светских раутах и увеселительных мероприятиях императора. А вы? Жизнь в Республике интереснее?

– Пока сложно судить. Она не такая роскошная. У меня не было замка и прислуги, только домработница и повар, но они получали хорошую зарплату и никогда не кланялись. У нас так не принято. Да все пока непривычно.

– Понимаю, я бы, наверное, вообще потерял дар речи в Республике.

– Почему?

– Говорят, там творится полное беззаконие, человек не может наследовать титул своего отца, а города заросли джунглями.

Оливия рассмеялась и покачала головой. Такое нелепое обвинение – и она видела в глазах Эрика, что тот ей поверит даже без слов.

– Вы нервничаете? – спросил он.

– Вовсе нет.

Оливия отвернулась, глядя на убегающие в полумрак перила балкона, пустые окна по одну сторону и темный сад по другую. Лишь вдалеке золотился свет из бального зала, казалось, что парочка оттуда ушла. Оливия и Эрик стояли совсем одни.

– То, что вы говорите, ерунда, – заметила она. – Простите, но это правда. Как вообще можно было сочинить подобное?

Эрик стоял так близко, что Оливия чувствовала его сладкий, с обертоном смолы и дерева аромат. Хотелось коснуться его свободной руки, почувствовать гладкость или шершавость и тепло кожи. Хотя с чего бы его изнеженной ладони быть шершавой? Оливия потрепала жемчужные нити на шее, потом скомкала ткань на юбке.

Она чувствовала притяжение, как между двумя магнитами.

Наконец, они оба рассмеялись, и напряжение спало.

– На самом деле, – продолжала Оливия, – мы живем на энергии солнца и воды, поэтому наши города такие зеленые. В Республике очень красиво.

– Я бы хотел посмотреть, – вздохнул Эрик.

– Здесь тоже красиво. Очень торжественно.

– Как в золотой клетке.

– Что вы имеете в виду?

– Все соблюдают строгие ритуалы. Никто не может чувствовать себя свободно, каждый отыгрывает роль. Не только на балу. Даже со своими близкими. Семья, друзья – все мишура. Нельзя просто быть собой.

Эрик сжал перила балкона свободной рукой.

– Хотя иногда быть собой просто. Не хотите еще раз потанцевать? – Эрик улыбнулся.

Щеки вспыхнули, когда Оливия представила, что Эрик снова будет вести. Она хотела что-то спросить, но заметила, что к ним приближается человек.

Эрик не отшатнулся, а по-прежнему крепко держал ее, чтобы Оливия не упала с балкона. Она смутилась и спрыгнула сама, но в то же время отметила характер Эрика.

Ноги чуть опухли, и надевать туфли стало еще больнее, чем раньше.

– Ай-яй.

Подошла, словно подплыла, Эбигейл, в ореоле белокурых локонов и блеске невероятного платья. Оливия готова была поклясться, что эта девушка самая ослепительная при дворе.

– Я так и знала, что за вами нужен глаз да глаз. – Она пожурила пальчиком. – Да шучу я, ты бы видела свое лицо, Лив! – Эбигейл рассмеялась. Оливию и правда напугали такие обвинения, но графиня тут же продолжила: – Сто процентов понимания, ноль осуждения. Эрик красавчик, а при дворе свободные нравы. Идем в зал.

Эбигейл так легко перешла на ты и уже называла Оливию коротким именем. Она определенно умела заводить друзей, и лерийку ни капли не задела эта фамильярность, а наоборот, даже согрела.

– Ей надо передохнуть. Не будь злюкой, войди в положение.

– Да, я после своего первого бала два дня из кровати не вылезала. Но у тебя нет такой роскоши, завтра все должны быть в опере, послезавтра – балет, послепослезавтра – бал-маскарад…

– Мы поняли, что ты можешь продолжать бесконечно, – перебил ее Эрик.

– Так и нельзя в первый же день раскисать. Идем обратно.

Эбигейл ослепительно улыбнулась.

– Как думаете, когда можно будет домой? – неуверенно спросила Оливия.

– Часа через три, не раньше. Тебе нужно познакомиться еще с кучей народа.

Бодрость юной графини немного пугала.

– Как? Неужели еще не все? Я даже имен не помню. Уже каша в голове.

– Ничего страшного. Главное, что ты и твои родители всех очаровали. Твоя мама танцует так, будто рождена для этого. И все говорят, какой твой отец умный и приятный собеседник. Нечасто можно услышать столько похвал и восторгов в адрес новых лиц при дворе.

– И не говори, подозрительно, – вставил Эрик.

Все трое рассмеялись. Оливия неосторожно шагнула вперед и покачнулась. Эрик повернулся к ней, но не успел: девушка уже падала.

Оливия попыталась ухватиться за перила, рука неловко соскользнула. Эбигейл взвизгнула. Кадка с кустистыми розами опрокинулась, шипы вонзились в руки и платье Оливии, а земля высыпалась через край на туфли.

Оливия свалилась, ударившись коленкой. Она всхлипнула и жалобно глянула сначала на Эрика, потом на Эбигейл.

– Ты только не расстраивайся! – первой спохватилась графиня.

– Платье испорчено, – только и смогла выговорить Оливия, по рукам тонкими царапинами выступила кровь.

– Нельзя в таком виде возвращаться на бал.

– Родители перепугаются, – прошептала Оливия.

– Так, Эрик, ты вернись в зал и скажи отцу Лив, что она уехала со мной. А я провожу тебя, дорогая, домой. Никто и не поймет, что что-то произошло. Хорошо?

Эбигейл смотрела очень внимательно, и Оливия даже не понимала до конца, чем вызвала такой переполох. Только позже, когда она сидела в карете де Локков и осматривала красные мазки на новом платье, из глаз потекли слезы. Царапины оказались неглубокими, но страшно саднили, да и наряд было жалко.

– Не надо плакать, – заметила Эбигейл, – это не первый бал и не последний. Еще успеешь покорить всех кавалеров. Не переживай, пожалуйста. Ты гостья, поэтому я, с твоего позволения, помогу обработать раны, а потом подождем вместе твоих родителей. Это не просьба, если откажешь, нанесешь мне непоправимое оскорбление – будет дикий дипломатический скандал. – Эбигейл улыбнулась своей шутке, посмотрела на Оливию и подмигнула.

Обработав раны мазью в резиденции посла, девушки проговорили до самого утра о молодых вельможах, обычаях при дворе, развлечениях и прочих обывательских мелочах. А потом разговор дошел и до политики.

Эбигейл оказалась вдумчивым и благодарным слушателем, с удовольствием впитывающим обычаи другой страны. Но особенно много она расспрашивала о самой Оливии: почему захотелось поехать, что чувствует, привыкла ли уже, есть ли какие-то трудности… Оливия не ожидала такого интереса к себе.

Поэтому, смущаясь, временами переводила тему на Эбигейл, и та оказалась ничуть не менее амбициозной, чем Оливия: боролась против желания императора и родителей поженить ее с царевичем, вполне успешно избегая его до сих пор, чтобы добиться чего-то своими силами.

– Хорошо, что ты приехала, – сказала Эбигейл. – В тебе чувствуется энергия.

Она улыбнулась немного грустно.

– Что ты имеешь в виду?

Эбигейл немного помолчала, обдумывая дальнейшие слова:

– Может, это прозвучит глупо или наивно… Сила, чтобы все изменить. Я же вижу, ты интересуешься всем, что происходит вокруг. Хочешь влиять на решения отца и императора. Хочешь иметь голос. У нас так не принято. Но я чувствую, что ты можешь изменить привычный ход вещей. Потому что я и сама этого хочу.

Оливия взяла Эбигейл за руку и легонько сжала ладонь, давая понять, что они теперь вместе в этой борьбе за будущее их стран.

Эбигейл снова принялась рассказывать о традициях двора и о том, что делать, если кавалер ведет себя слишком нагло. Разговор шел бойко, весело – Оливии казалось, будто она встретила родную душу.

В эту жизнерадостную и яркую девушку невозможно было не влюбиться.

Они много шутили о том, кто сходит по Эби с ума, но та лишь отмахивалась. Она явно ценила свободу и свое положение, не желая отдавать сердце никому конкретному. Для этого еще рано. А вот Оливии предстояло сделать выбор в ближайшие месяцы.