Гад меня выбрал жертвой, очень по-мужски. Хотя, если затевает войну, на ней все средства хороши, да к тому же… не подло в спину бьёт – пришёл поговорить, расставляет точки над i.

– Ты так уверен в своём грандиозном плане? – озвучиваю первое, что хоть как-то оформилось предложением.

– Ага, – будто слыша мои сумбурные умозаключения, кивает Игнат. – Но результат будет зависеть от того, насколько далеко будешь готова зайти…

– Бред полнейший, – отзываюсь, ни секунды не раздумывая, – с тобой я ни на что не согласна.

– Э-э-э, – осуждающе протягивает Селивёрстов. – Я ничего такого пошлого и непристойного не предлагаю, испорченная девчонка! Лишь сюси-муси, и то – только на глазах родителей. За пределом посёлка я бы тебе советовал вообще держаться от меня подальше, – торопливо предостерегает с таким брезгливым выражением лица, что меня от негодования распирает наговорить обидных гадостей в ответ. – Даже не так, – его глаза опасливо темнеют, словно грозовые тучи, – за пределами посёлка держись от меня на расстоянии! Как и прежде… – вкрадчиво и со злым подтекстом.

– Поверь, это моё самое большое желание, и мне кажется, я до сего момента справлялась на ура! Так что и на сюси-муси в пределах дома тоже не согласна… – отрезвляюще заявляю.

– Как знаешь, – рассуждает с наигранной весёлостью парень, – но готовься, скоро будем всё делить. Я предпочитаю спать ближе к балкону… Мне понравилось твоё зеркало, комод… да и постель ничего такая, просторная… как раз под мой рост.

Подношу банку ко рту, но так и не отпиваю.

– Не смешно…

– Ничего, поживём вместе, ухохочешься! – с хитрым прищуром делает глоток Игнат. Его кадык жадно ходит вверх-вниз.

– Да не собираюсь я с тобой жить! – чтобы заткнуться, тоже припадаю к краю банки, но уже не ощущаю былого удовольствия. Словно мыльной воды наглатываюсь.

– А кто тебя спрашивать будет?! Вот братик или сестричка появится, – Игнат ставит банку рядом с первой. – Мою комнату мать точняк под комнату мелкому отдаст. У нас-то дом небольшой по помещениям. Всего две спальни, зал и кабинет. Уж что-что, а кабинет мать точно не отдаст – она там работает. В зале спать – неприлично… А спать мне где-то надо… Так что…

– Притормози! – останавливаю ход мыслей соседа, тряхнув банкой и выпятив палец. – Ты, как мне кажется, неплохо справляешься с поисками мест для ночлега. Полгорода девчат тебя точно с радостью примет.

– Ого, откуда такие сведения? Справки наводила? – самодовольно ухмыляется Селивёрстов и, ухватив за запястье, тянется к моему пиву.

Ловко перехватываю банку другой рукой, точнее, разжимаю кисть, пиво падает, но я его проворно ловлю свободной и демонстративно осушаю, не без удовольствия видя чуть озадаченное лицо парня.

– Зачем? – уже через секунду морщусь, словно лимон глотаю: последние капли жуть какие невкусные – тёплое, выдохшееся пиво – бэ-э-э. Но лучше сама буду давиться, чем этому наглому типу отдам! – Итак, куда ни пойдёшь, всякие красотки о тебе шепчутся, – аккуратно ставлю банку к уже имеющемуся опустевшему строю возле Игната.

– А ты сплетням меньше верь, – выуживает очередную сигарету Селивёрстов. Прикуривает. – Девчата – они такие, напридумывают не бог весть что. Да и не всё же время скитаться по девушкам. Иногда хочется родного уюта, милого дома, тепла…

– И как это ассоциируется с моим домом? Моей комнатой? Моей постелью? Комодом? Зеркалом? – даже не знаю, почему всплывают мелочи, которые, как оказалось, уже запали в душу и скверненько там осели.

– Да как тебя увидел, так сразу и спроецировал, малыш, – подмигивает мне наглец.

– Проецировка плохо работает, Карлсон. Ориентиры сбились. Ты бы свой пропеллер держал по ветру, и летел отсюда, летел… – Надоедает балаган. Поднимаюсь, тихонько пинаю ногу соседа, преграждающую путь, но уйти не получается: Игнат рывком привлекает меня к себе, удерживая свободной рукой.

– Да сколько меня хватать можно?! – возмущаюсь праведно, да кого это волнует. Селивёрстов медленно затягивается. От неожиданности упираюсь ладонями в грудь парня, позволив упасть пледу на пол – это не ускользает от внимательных глаз соседа. На миг кажется, меня мысленно и от бюстика с трусиками уже избавили с той же лёгкостью, как вынудили забыть про кусок ткани, что помогал скрыть наготу до сего момента.

Склоняется так близко, что лишь глаза испуганно вытаращиваю, а в голове, точно испуганные птицы, трепыхаются бестолковые мысли.

Игнат неторопливо выпускает облако дыма прямо в меня – рефлекторно, чтобы не оказаться в клубах, ловлю ртом, втягивая в себя, а выпускаю уже в сторону.

Это слишком… Я не курящая, но иногда… в большой тусовке, в хорошей компании, когда весело…

Селивёрстов с моих губ не сводит глаз. Они становятся грозовыми. А что ужаснее, слышу грохот сердца. Отчётливо, прямо в ушах – аж барабанные перепонки вибрируют. И чьё это сердце так громкого ухает, ещё вопрос. Игната? Моё?

Или наши, да в унисон?

Это заставляет сглотнуть. Нервно, шумно.

– Я не шучу, – мрачнеет Селивёрстов. – Мне не нравится, что у мамы роман с твоим… – умолкает, подбирая слово, – отцом… – последнее даётся с трудом.

Взгляд серых, непростительно красивых глаз прыгает по моему лицу: морозно, жгуче, въедливо. Тело плавится от жара, по венам, словно потоки лавы растекаются. Щёки начинают гореть. Ноги слабеют.

– Селивёрстов, – опять сглатываю пересохшим горлом. Голова совсем дурная. Делаю себе пометку: нельзя пить, когда этот тип рядом. И тем более не курить – слишком интимно. – Ты болен! Взрослый парень, а всё характер не по делу показываешь… Твоя мать, мой отец – одинокие люди. Они имеют право на личную жизнь, даже если друг с другом…

– Имеют, но порознь! – отрезает сухо Игнат. – У него уже есть две большие любви, на мою мать не хватит запала. – Пауза затягивается. Сосед делает последнюю тяпку, отшвыривает бычок, куда и первый, всё это время не сводя с меня колючего взгляда. Рывком за затылок притягивает ближе и теперь уже медленно выпускает дым мне в рот, зная, что сделаю. Послушно втягиваю, продолжая таращиться на парня, что и не скрывает совершенно не невинного взгляда. Полученную порцию смога отправляю в сторону, а Игнат и не думает отстраняться. Бормочет в губы:

– Первая – его жутко интересная работа. Вторая – очаровательная, – ласково пальцем очерчивает контур моего лица, заставляя забыть о дыхании и затаиться в предвкушении непонятно чего. Ненавязчиво, но уверенно приподнимает голову выше за подбородок, побуждая встать на цыпочки, натянувшись, точно струна, и смотреть в глаза. – До чёртиков восхитительная дочурка, на которой его свет и сходится.

– Ба, – давлюсь смешком, опускаясь на пятки, – да у вас, батенька, комплекс неполноценности!

– Моя полноценность, – Селивёрстов утыкается губами в висок, на миг заставив забыть о дыхании. Шепчет, касаясь кожи, прогоняя по телу мурашки и вынуждая замереть и внимать каждому шороху: – Очень полноценна, но лучше тебе помочь мне рассорить родителей.

– Иначе?.. – зло отмечаю, что реагирую на близость соседа: на его жар, запах, голос… и проклинаю себя за неуместную слабость.

– Поэтому и говорю, я вам жизни не дам, особенно тебе… – звучит опасно, морозно, да так, что моё тело покрывается гусиной кожей.

Ладони Игната начинают скользить по спине, разгоняя непонятные рассудку, но тактильно приятные волны. Меня разгорячённую, словно в сугроб с головой окунают. Контраст реально отрезвляет. Меня начинает потряхивать… от бешенства. Упираюсь руками в грудь соседа:

– Это я уже проходила. Ничего, научилась выживать.

– Э, нет, малыш, – качает головой парень, позволяя быть на расстоянии, но продолжая удерживать за талию. – То были цветочки, да и жалел я тебя, а теперь козни будут изощрёнными, мучительными и жутко откровенными, – при этом его глаза задерживаются на моих губах, а я от недвусмысленности только рот открываю:

– Неужели за косички дёргать будешь? Или толстозадым Корольком обзывать? – да, кошу под дуру, но это лучше, чем блеять испуганной козой, признавая поражение ещё до битвы.

Игнат кривит усмешку:

– Я не шучу, Ирк, ты же знаешь, каким гадом я могу быть… – это даже ласково, виновато.

– Есть! – поправляю сухо. – Но тебе пора жить своей жизнью, а не лезть в личную матери. Так что, прости… Если что, я тебе свою комнату уступлю, а сама снимать буду. Мы с отцом договорились, если окончу этот год на отлично, он мне с нового учебного поможет квартиру купить.

– Не на те ли деньги, на которые ты себе «Ауди» купила?

Хмурюсь. Откуда он знает про «малышку»? А, видел, наверное.

– Это были мои.

– Ого, да ты богатая леди… – оценивающе сверкают глаза парня.

– Не твоего ума дело! – всё же нахожу силы и отталкиваю сильнее.

Селивёрстов, вопреки моим взыгравшим страхам, разрывает объятия, но голос отца: «Ир, это ты?» – заставляет меня нырнуть вниз.

Причём утащив за собой и Игната.

Причём упав на него сверху.

ГЛАВА 44

Ирина

Парень сдавленно охает, я затыкаю его рот рукой.

Блин, везёт, что балкон большей частью пустой, да на полу линолеум, ну и… плед смятой горкой валяется, как раз под нами, а так бы грохота было…

– Ир? – вновь зовёт отец. Забываю, что надо дышать, молча смотрю в пасмурные глаза Игната. В них разыгрывается целая стихия.

Ощущаю, губы парня начинают шевелиться, нежно целуют мою ладонь.

Вытаращиваюсь на наглеца, а его глаза уже откровенно смеются. Хмуро предостерегаю, но ему плевать: вот уже языком изучает мои пальцы, пытаясь пролезть между ними…

Накрываю второй рукой, надавливая сильнее.

В отместку Игнат начинает шариться по моему телу ладонями. Блина, закатываю глаза. Вот такого не ожидала. Я бы даже материться принялась, да вот только под балконом шелестит трава, раздаётся невнятное бормотание отца:

– Ир… кто тут…

Вновь уставляюсь на Игната, взглядом обещая расправу. Кровавую… Болезненную, но на миг торопею.

Он хозяйски скользит ладонями по моим ляжкам, ненавязчиво заставляет согнуть ноги в коленях, удобнее усаживая на себя.

Вот же дура! Зачем таю… Игната нужно срочно прогнать! Нагрубить, возможно, ударить… И плевать, что скандал будет!..

А вместо этого растворяюсь в его глазах, в его руках, ещё чуть-чуть – и ёрзать начну, потому что тело… оно что-то хочет. Ему нравятся вольные наглости Селивёрстова.

Парень без зазрения совести меня изучает, вернее лапает, пользуясь моментом. Его руки сначала медленно и нежно, а потом всё наглее и дотошнее ползут на задницу.

Ау! Мозги?.. Полный вакуум. Пустота, что б её…

Папка прав, они отключаются, когда голова задурманена эйфорией, а тело плавится под выплеском гормонов и натиском мужских феромонов.

А что ещё хуже, мне нравится видеть в откровенно похотливой серости глаз Игната вожделение. Он и не скрывает ни своих развратных мыслей, ни уже восставшего достоинства, которое мне упирается в живот.

Мой предостерегающий взгляд соседа лишь забавляет и ещё больше распаляет.

Прикусываю губу, отсчитывая секунды, когда смогу наговорить кучу уничижающих слов… вот только пусть папа уйдёт! Боже! Пусть он быстрее уйдёт!

Гравий шелестит уже ближе к дому – шаги удаляются…

Мои чувства бурлят, я на грани завопить благим матом – Игнат бесцеремонно проникает под резинку трусиков, стискивая ягодицы и прижимая меня к своему набухшему хозяйству.

Это сверхнаглость!

Меня трясёт… от бешенства…

От возбуждения…

Блина! Мое тело прогибается, ластится к соседу…

А-а-а, спасите!..

Мне не нравится такая реакция на действия Селивёрстова.

Однозначно. Категорически!..

Или нравится?!.

Боже, убейте меня!!!

Да что же это такое?!

Моё предательское тело – податливое, сахарное, трепещущее. Внизу живота разгорается пламя, грудь нервно подрагивает, жадно, рвано. Соски напряжённо ноют…