Граф и гувернантка (страница 3)

Страница 3

Размышления Энн прервала пятнадцатилетняя Гарриет Плейнсуорт, проскользнувшая через боковую дверь.

– Мисс Уинтер!

Энн обернулась, но не успела ничего сказать, поскольку девочка объявила:

– Я буду переворачивать ноты.

– Спасибо, Гарриет. Твоя помощь весьма кстати.

Гарриет широко улыбнулась Дейзи, но та лишь презрительно скривилась в ответ. Энн же отвернулась, чтобы никто не увидел, как она закатила глаза. Этим девицам никогда не удавалось поладить: Дейзи была слишком серьезной, а Гарриет, напротив, легкомысленной.

– Пора! – провозгласила Гонория.

Девушки вышли на сцену и после краткого представления коснулись смычками струн. Энн же начала молиться.

Господи, еще никогда в жизни ей не приходилось прикладывать таких титанических усилий! Ее пальцы бегали по клавишам в отчаянной попытке угнаться за Дейзи, игравшей на скрипке так, словно она принимала участие в забеге.

«Это же нелепо, нелепо, нелепо!» – повторяла Энн мысленно. Странное дело, но ей казалось, что пережить этот концерт можно, лишь продолжая разговаривать с собой, ведь даже среди искушенных музыкантов данное произведение считалось весьма сложным для исполнения.

«Нелепо, нелепо… Так! До-диез!» Энн выставила мизинец правой руки и нажала на клавишу как раз вовремя – вернее, на две секунды позже, чем следовало бы, – и украдкой взглянула на слушателей. Женщина в первом ряду выглядела совершенно безучастной и вроде бы даже не представляла, где находится.

О господи, она сфальшивила! А, неважно. Этого никто не заметил, даже Дейзи.

И Энн продолжала играть, с сомнением думая, удастся ли ей выдержать темп до конца произведения. Но даже если не удастся, исполнение не станет хуже. Смычок Дейзи буквально летал над скрипкой, выдавая на-гора то громкие, то очень громкие звуки. Гонория поспевала за сестрой с трудом, отчего ее игра напоминала тяжелую вымученную поступь. Что же до Айрис… О, Айрис действительно была хороша, хоть это и не имело никакого значения.

Энн попыталась перевести дыхание и принялась разминать пальцы во время короткой паузы в фортепьянной партии, а потом вновь сосредоточилась на клавишах.

«Переверни страницу, Гарриет! Да переверни же ты страницу…»

– Переверни, наконец, страницу! – прошипела Энн.

И когда Гарриет перевернула, Энн взяла первый аккорд и тут же поняла, что Айрис и Гонория опередили ее на два такта. Дейзи же… О, она не имела никакого понятия, где играла сейчас Дейзи.

Пришлось пропустить несколько тактов в надежде нагнать остальных. Как бы то ни было, она наверняка не слишком испортила общее впечатление.

– Вы пропустили отрывок, – шепотом заметила Гарриет.

– Неважно.

Это и правда было совсем неважно.

А потом – наконец-то! – они добрались до той части произведения, где Энн не нужно было играть целых три страницы. Она немного откинулась назад, выдохнула, только сейчас осознав, что задерживала дыхание на протяжении, как ей показалось, десяти минут, и… кого-то увидела.

Энн замерла. Этот кто-то внимательно наблюдал за ней из дальней комнаты. Дверь, через которую они вышли на сцену – та самая, которую Энн самолично захлопнула и отчетливо услышала щелчок, – была теперь слегка приоткрыта. И вот теперь она, сидевшая ближе всех к этой двери, да к тому же не спиной, как остальные участницы квартета, увидела взиравшего на нее мужчину.

Энн мгновенно охватила паника, сдавившая легкие и опалившая кожу. Это ощущение было ей хорошо знакомо. Она испытывала его не слишком часто – благодарение Богу, – но все же испытывала каждый раз, когда видела кого-то там, где он не должен был находиться…

Так, стоп!

Энн заставила себя дышать размереннее. Она в доме вдовствующей графини Уинстед – в полной безопасности. Нужно всего лишь…

– Мисс Уинтер! – прошипела Гарриет.

Энн едва не подскочила от неожиданности.

– Вы не успели вступить вовремя.

– Где мы сейчас? – в отчаянии спросила Энн.

– Не знаю. Я не умею читать ноты.

Сама того не желая, Энн удивленно вскинула голову:

– Но ведь вы играете на скрипке.

– Если это можно назвать игрой, – с несчастным видом пролепетала Гарриет.

Энн быстро пробежала глазами ноты, а ее помощница прошептала:

– Дейзи просто вне себя! Так на нас смотрит!

– Ш-ш-ш.

Энн было необходимо сосредоточиться. Перелистнув страницу, она наугад взяла соль-минор, а потом перешла на мажорный лад. Так лучше.

Хотя это умозаключение было весьма относительным.

До конца представления она старалась больше не поднимать головы – не смотреть ни на зрителей, ни на мужчину, наблюдавшего за ней из-за двери, – и барабанила по клавишам с таким же изяществом, как остальные Смайт-Смиты водили смычками, а когда представление закончилось, встала из-за фортепьяно, присела в реверансе, по-прежнему не поднимая головы, пробормотала, что ей необходимо привести себя в порядок, и поспешно удалилась из зала.

* * *

Дэниел Смайт-Смит вовсе не планировал возвращаться в Лондон в день ежегодного семейного концерта, который его бедные уши выдержали с огромным трудом, но вот его сердце… Впрочем, это совсем другая история.

Как же хорошо вновь оказаться дома, даже если он наполнен ужасающей какофонией, особенно в этот момент! Ничто не напоминало мужчинам из семейства Смайт-Смит дом так, как фальшиво исполненное музыкальное произведение.

Дэниел не хотел, чтобы кто-то увидел его перед концертом, ведь он отсутствовал долгих три года и его неожиданное возвращение могло затмить игру квартета. Зрители наверняка поблагодарили бы его, но менее всего Дэниелу хотелось воссоединяться с семьей на глазах у представителей света, большинство из которых наверняка придерживалось мнения, что ему следовало бы оставаться в изгнании.

Он так соскучился по матери и сестрам, что, как только раздались первые звуки музыки, тихонько проскользнул в репетиционную, на цыпочках подошел к двери и слегка ее приоткрыл.

При виде Гонории, атакующей скрипку смычком с широкой улыбкой на лице, он улыбнулся. Бедняжка понятия не имела, что совершенно не умеет играть, как и остальные его сестры, но он все равно их любил.

Вторая скрипка досталась… Господи, неужели это Дейзи? Но она же вроде бы все еще ходит в школу! Впрочем, нет, ей, должно быть, уже лет шестнадцать: еще не дебютантка, но уже и не ребенок.

За виолончелью с несчастным лицом сидела Айрис, а вот за фортепьяно…

Дэниел в недоумении сдвинул брови. Кто, черт возьми, сидит за фортепьяно? Он слегка подался вперед и присмотрелся. Голова опущена так, что лица не разглядеть, но в одном он был уверен: это определенно не одна из его кузин.

В этом-то и состояла загадка. Дэниел знал наверняка (поскольку мать не раз говорила ему об этом), что квартеты Смайт-Смитов составляются исключительно из незамужних представительниц семейства и чужаков в них не допускают. Семья весьма гордилась тем обстоятельством, что производила на свет такое количество музыкально одаренных юных леди (так считала их матушка). Когда одна из них выходила замуж, ее место уже жаждала занять другая, а посему семья никогда не нуждалась в сторонних исполнительницах.

Но еще больше Дэниела интересовал вопрос, кто из посторонних пожелал сыграть в квартете Смайт-Смитов. Должно быть, одна из его кузин заболела – только так он мог объяснить присутствие на сцене незнакомки.

Дэниел попытался вспомнить, кто мог сидеть за фортепьяно. Мэриголд? Нет, она замужем. Виола? Но он, кажется, получал письмо, в котором говорилось, что и она вышла замуж. Сара? Да, должно быть, это Сара. Голову можно сломать при таком количестве кузин.

Он с интересом наблюдал за незнакомкой за фортепьяно, которая так старалась не отстать от остальных. Она то и дело вскидывала голову, чтобы взглянуть на ноты, и время от времени досадливо морщилась: Гарриет явно переворачивала страницы невпопад.

Дэниел тихонько засмеялся. Кем бы ни была эта бедняжка, он надеялся, что семья неплохо ей платит.

Наконец она убрала руки с клавиш, когда Дейзи затянула режущее уши соло на скрипке, выдохнула, распрямила пальцы и… подняла голову.

Время для него мгновенно остановилось. Возможно, описание этого момента показалось бы кому-то банальным и чересчур сентиментальным, но те несколько мгновений, когда лицо незнакомки было повернуто к нему, замедлились и растянулись, перетекая в вечность.

Ее красота поражала. Впрочем, этих слов было недостаточно, чтобы описать произведенное ею впечатление. Дэниел знал немало красивых женщин и даже со многими спал, но это… эта…

Мысли его путались.

Густые, темные блестящие волосы собраны на затылке в тугой практичный пучок. Ей не нужны ни щипцы для завивки, ни бархатные ленты. Она могла бы гладко зачесать их назад, как делали балерины, или вовсе сбрить – это не помешало бы ей оставаться такой же нежной и изысканной.

Скорее всего, дело было в ее лице – бледном, напоминавшем формой сердце, с удивительно темными, изящно изогнутыми бровями. В тусклом свете он не мог, к сожалению, разглядеть цвет ее глаз, но вот губы…

Дэниел искренне надеялся, что она не замужем, поскольку намеревался во что бы то ни стало ее поцеловать. Вопрос только, когда.

А потом – он даже не уловил момент, когда это случилось, – она его увидела: еле слышно охнула и замерла, в то время как глаза ее расширились от испуга. Дэниел с усмешкой покачал головой. Неужели она приняла его за безумца, проникшего в Уинстед-хаус, чтобы послушать концерт?

Что ж, пожалуй, это имело смысл. Он так долго опасался встреч с незнакомцами, что сразу же распознал этот страх в выражении ее лица. Девушка не знала, кто он такой, и скорее всего никак не ожидала увидеть его в совершенно пустой репетиционной комнате.

Удивительно, но она не отвела взгляда – смотрела прямо, не смущаясь, и он не двигался и даже не дышал до тех самых пор, пока все не испортила его кузина Гарриет. Девочка легонько коснулась руки темноволосой незнакомки, очевидно сообщая, что она не успела вступить вовремя.

Больше пианистка не поднимала головы, но Дэниел продолжал за ней наблюдать: как перед ее глазами перелистывались страницы, как она брала аккорды, – смотрел столь пристально, что в какой-то момент перестал слышать музыку, ибо его сознание исполняло свою мелодию, упоительную и совершенную, неумолимо приближавшуюся к мощному крещендо.

Только вот этого так и не случилось, ибо чары рассеялись вместе с последними звуками музыки, когда участницы квартета поднялись со своих мест, чтобы поклониться перед публикой. Темноволосая красавица что-то тихо сказала Гарриет, светившейся от радости при звуке аплодисментов, словно тоже была участницей квартета, а потом стремительно удалилась со сцены.

Но это было уже неважно, он все равно ее найдет.

Дэниел быстро зашагал по заднему коридору Уинстед-хауса, которым в юности частенько пользовался, и поэтому знал, какой путь выберет тот, кому необходимо уйти незамеченным. Он перехватил незнакомку как раз в тот самый момент, когда она уже собиралась свернуть за угол, направляясь к черному ходу. Она не замечала его до тех пор, пока он не произнес, широко улыбаясь, будто приветствовал старую знакомую (ведь ничто так не лишает присутствия духа, как неожиданная улыбка незнакомца):

– А вот и вы!

Девушка отпрянула и отрывисто вскрикнула.

– О господи! – пробормотал Дэниел, зажимая ей рот рукой. – Не кричите, вас могут услышать.

С этими словами он притянул ее к себе, ведь только так он мог держать ладонь прижатой к ее губам. Она оказалась маленькой и хрупкой и дрожала как осиновый лист. Было ясно, что она страшно напугана.

– Я не причиню вам вреда, – произнес Дэниел. – Просто хочу знать, кто вы и что тут делаете. – Он немного подождал, потом отстранился и заглянул незнакомке в лицо. На него смотрели огромные темные глаза, исполненные тревоги. – А теперь, если я вас отпущу, не станете кричать?