* * *

Дело было в девяносто шестом, осенью. Ольга тогда уже не бегала на лыжах, да и стреляла редко и только по случаю, забывая помаленьку свое «славное прошлое». Институт закончила, замуж сходила… В общем, жизнь удалась, как говорится, да так, что мало не покажется. Одна в чужом городе, и что с того, что город этот – Петербург. Она же не питерская, ее проживание в Северной Пальмире не грело. Наоборот, все время было холодно, и на улице, и дома. А дом… Квартира была – прямо сказать, ужас, что такое. В старом фонде на Васильевском острове: одно слово, что своя жилплощадь – и это действительно немало – да еще и от работы близко. В остальном же – просто мрак. Не ремонтированная чуть ли не со дня окончания ленинградской блокады, холодная и сырая, с текущим потолком и щелястыми перекошенными рамами, квартира эта, как бы даже двухкомнатная, навевала на Ольгу уныние, если не сказать тоску. И не отремонтируешь ведь! На какие шиши ремонт затевать? Оклад у библиотекаря мизерный, и в этом смысле, что в районной библиотеке торчать, что в БАНе значения не имеет. Культура у нас, как известно, финансируется по остаточному принципу. Наука тоже, а какие остатки были в девяностые, знает только тот, кто тогда жил…

Как-то вечером, после работы, Ольга вышла из библиотеки на Биржевую улицу, свернула за угол и шла теперь по Тифлисской в сторону набережной – рядом с ней остановилась машина. Погода была привычно никакая, то есть скверная, но «в пределах разумного». Сыро, пасмурно и знобко, и мелкий дождик, никак не решавшийся пролиться по-настоящему. Настроение под стать, а тут еще этот шикарный, но весь в грязных потеках автомобиль.

«А вдруг эти?» – мелькнула паническая мысль.

Под «этими» понимались бандиты всех мастей, от которых, известное дело, молодой женщине ничего хорошего ожидать не приходилось. Впрочем, если верить прессе, не молодым тоже, как и мужикам любых возрастов.

– Ремизова, ты?! – мужчина, вылезший из машины, показался знакомым, но кто это, Ольга с ходу не вспомнила.

– Я… А вы…

– Ты! – улыбнулся мужчина, подходя. – Мы с тобой сто лет, как на «ты».

– Коля! – узнала наконец Ольга.

– Я и есть! Ну, здравствуй, «кукушка»! Видит бог, я тебя не искал, даже не думал!

Что-то было в интонации Коли Венцова, что-то такое, что заставило сердце Ольги тревожно сжаться.

– А с чего тебе меня искать? – спросила вслух.

– А ты здесь что, живешь, что ли? Или по работе? – ушел от ответа Николай.

– Я в библиотеке работаю, – объяснила Ольга, но увидев, что Венцов ее не понял, добавила еще пару подробностей: – Там, – махнула она рукой за спину. – За углом главное здание Библиотеки Академии наук. БАН называется. В ней я и работаю, и живу, стало быть, тоже здесь в Питере. Стечение обстоятельств…

– Да уж… Случай! – покрутил головой Венцов. – Замужем, дети?

Вроде бы интерес проявил, но прозвучало как-то нехорошо, словно допрос.

– В разводе, бездетна, – тем же сухим, канцелярским тоном ответила Ольга.

– Я к тому, что, если ты не занята, могли бы в кабаке посидеть… А то погода у вас тут, прямо скажем…

– А ты откуда сейчас? – Приглашение в ресторан прозвучало совершенно неожиданно, но менее соблазнительным от этого не стало. Вот только одета Ольга была не по-ресторанному, да и неловко как-то…

– Я-то? – усмехнулся Коля. – Не поверишь, из Найроби!

– Ну, тогда ладно, – ответно улыбнулась Ольга. – Раз из Найроби, тогда пошли в ресторан, если, конечно, не застесняешься. Одета я, как видишь, не по моде.

– А мы выберем что-нибудь более демократичное, чем Астория или Европейская, лады?

* * *

– Хочешь заработать пять штук? – спросил Венцов после третьей рюмки.

Выглядел он неважно, говорил нервно. При свете стали видны темные мешки под глазами, да и сами глаза… Зрачки бегают, белки отливают нездоровой желтизной…

– Пять штук? – переспросила Ольга, которую от тепла, водки и обильной, но главное, вкусной закуски уже немного «повело». – Ты имеешь в виду пять тысяч рублей?

– Нет, – покачал головой Венцов, – я имею в виду пять тысяч долларов.

– Боже, Коля! Это же очень большие деньги! – удивилась Ольга. – Кто же мне их даст и за что?

– Ты стрелять не разучилась?

– Да ты что! – от его слов она даже отрезвела разом.

– А что? – пожал плечами Николай. – Людей, которые с трехсот метров могут в… ну, скажем, в тарелку круглую попасть, – усмехнулся он, буквально продавливая свои больные глаза Ольге в голову, – таких людей, Оленька, кот наплакал, а спрос большой. Теперь понимаешь?

– Это ты меня в киллеры вербуешь, что ли? – она никак не могла поверить, что все это происходит с ней на самом деле.

– А если и так, что с того?

– Людей убивать грех!

– Каких людей! – неожиданно возмутился Венцов. – Ты веришь, что честный порядочный человек способен за каких-то пять-шесть лет стать миллионером? Ты действительно думаешь, что среди наших нуворишей есть случайные люди? Тебе ведь доктора или библиотекаря никто не закажет. Они таких денег не стоят. А тех, кто стоит, не жалко. Среди них, Оля, нет праведников, одни, извини за выражение, козлищи, а агнцев всех давно в асфальт закатали. Компреву?

Вообще-то в словах бывшего члена сборной Москвы по биатлону имелась своя сермяжная правда. И все-таки…

– Убийство…

– А они, думаешь, никого никогда? Да и ведь не резать же тебе их придется. Выстрелила с трехсот-четырехсот метров, и аля-улю. Прощай, дорогой товарищ!

– А если милиция?

– А вот это уже другой разговор. Выпьем? – предложил Венцов.

– Нет, я… Впрочем, ладно, наливай! – согласилась Ольга, ей казалось, что все это происходит во сне или не с ней, а с кем-нибудь другим. В романе, скажем, или фильме…

– Ты будешь стрелять, – сказал Венцов, зажевав рюмку водки куском севрюги, – а все остальное – на мне. Заказ получить, оружие достать, лежку подобрать, место разведать, да и охранять тебя буду. Все-таки ты женщина и нашим хитростям не обучена…

– Вашим хитростям?

– Оля, я же за ЦСКА не просто так выступал, я же Рязанское воздушно-десантное заканчивал.

– Так что же… ты сам?.. – вопрос напрашивался, но и ответ, если честно, был заранее известен: достаточно было посмотреть на лицо и руки Венцова.

– Болею я, – поморщился Николай. – Видеть стал плохо, и руки… А мне как раз заказ дали… Я честно тебе предложил: пятьдесят на пятьдесят. Пять штук мне, пять – тебе. И убивать, к слову, никого не надо.

– Как это? – не поняла Ольга.

– А так, что заказчик желает кое-кого пугнуть, но до смерти не убивать. Надо ранить…

– А если промажу?! То есть, если как раз попаду?

– А ты постарайся не мазать. Плечо, нога… Мало ли мест!

– Коля, я же его искалечить могу.

– Можешь, но это не твоя печаль. Жить будет, значит, все в порядке – контракт соблюден.

– Как это в порядке?! А если он после этого ходить не сможет?

– Оля, – покачал головой Венцов. – Ну, не будь дурой, ладно? Какое тебе дело, будет он ходить ногами или под себя? Тебе деньги платят за ранение. Точка. И чтобы ты не сомневалась, мужик этот оружием торгует. Танками, бомбами, ракетами… И знаешь, кому продает? Эфиопам, эритрейцам, в Сомали, в Афганистан… Представляешь, что это значит, или девочку из себя строить будешь?

В его словах был резон, вот только так сразу изменить свою жизнь? Страшно и… опять страшно, но уже по-другому. Но ведь если разобраться, возможно, что не случайно увидел ее сегодня Венцов, «совершенно случайно» оказавшись на Тифлисской улице.

«Судьба?»

– А из чего? Ну, то есть не из спортивной же…

– СВД^[1] семьдесят первого года выпуска тебя устроит?

Винтовку Драгунова Ольга себе в общих чертах представляла. Пришлось пару раз стрелять, но и только. Однако в голосе Венцова явно слышалась гордость.

– Устроит, наверное, – пожала она плечами. – А почему такая старая?

– Ах, ты же не знаешь! – кивнул довольный собой Венцов. – Еще по рюмочке? У старых «драгуновок» шаг нареза триста двадцать миллиметров, сечешь фишку! А потом перешли на двести сорок. Ну, будешь?

– Стрелять?

– Пить будешь?

– Так я и так уже пьяная!

– Ну, какая же ты пьяная! Ты, Оля, трезвая, а нам вон еще и горячее несут! Давай, по рюмочке, и за мясо!

– А из-за смены шага кучность упала, так? – спросила Ольга, когда официант отошел от их столика.

– Точно!

– А зачем тогда переходили?

– Так это же армейская винтовка! Военным нужен более универсальный ствол… ну, там бронебойно-зажигательные, то да се… А я тебе к «драгуновке» качественные патроны достал. 7H1 – специальные снайперские…

* * *

Стрелять пришлось лежа с упора, с чердака дома, расположенного неподалеку и чуть наискось от дома, где жила любовница попавшего по раздачу господина Огольцова. Дистанция триста восемьдесят два метра… Не смертельно, но опасно близко к красной черте. Впрочем, Ольга, хоть и нервничала ужасно, но не оплошала – попала Федору Львовичу в бедро.

– С почином! – улыбнулся ей Венцов, когда Ольга вскочила вслед за ним в машину.

– Давай не будем! – на душе было скверно: только что она, Ольга Ремизова, стала настоящим киллером.

Выстрелила, убедилась, что попала, бросила винтовку, прошла к выходу на лестницу… Сердце билось, словно с ума сошло, во рту ощущалась горечь, будто именно там скопились пороховые газы от только что прозвучавшего выстрела, но Ольга не забыла снять мужские ботинки, в которых ходила по чердаку, и перчатки, и вязаную шапочку… На улицу вышла нормальной женщиной, но и «ненормальной» одновременно.

– Снайперов обычно называют механиками, – сказал ей тогда в машине Венцов. – А ты у нас библиотекарь. Звучит!

Впрочем, карьера снайпера так и не состоялась. Коля пропал куда-то, не появлялся, не звонил. Сначала Ольга даже обрадовалась. Потом стала волноваться. Что-то случилось? Его арестовали? Или заказчикам не понравилось, как она… Но прошло еще немного времени – пара месяцев или больше – и она увидела в старом номере «Спортивной газеты» некролог. Все-таки Венцов был мастером спорта международного класса и как-то даже стал чемпионом СССР, однако отчего так «скоропостижно» умер не старый еще, в общем-то, мужик, в газете не сообщалось. От передоза? Или действительно болел? Или и его самого, в конце концов, кто-нибудь «заказал»? Все возможно, но правды Ольга так и не узнала.

11.02.36 г. 04 ч. 03 мин

«Уела, – усмехнулся Ицкович, вспоминая вчерашний день по пути на кухню. – А ведь Кисси просто заманила нас… лиса…»

Будильник показывал без четверти четыре. Что называется – ни то ни се, одно очевидно: пытаться заснуть еще раз – напрасный труд. Толку ноль, а нервы напрягает. Лучше уж недоспать, если что.

«Ладно, потом как-нибудь компенсирую, – решил он и, включив свет, скептически оглядел свои «запасы продовольствия». – Если будет кому спать…»

Самое смешное, что подобные оговорки принадлежали, судя по всему, не еврею Ицковичу, а арийцу Шаунбургу. В его стиле шуточки. Черный юмор по-баварски, так сказать.

«А не нравится, не ешьте!»

Олег хмыкнул, сунул в рот оставшийся с вечера, но все еще сочный огрызок морковки и принялся варить кофе.

В ожидании поднимающейся пенки он сделал еще пару глотков белого вина, оставшегося с позавчера, и закурил сигарету. Руки не дрожали, и сердце билось ровно, но совершенно спокойным он себя все-таки не чувствовал. И тем не менее однозначно определить свое состояние не мог ни Баст, ни Олег. Похоже, такого не случалось раньше ни с тем, ни с другим. Не страх и даже не опасения за исход операции. Тут все как раз наоборот. Ицкович настолько был уверен в успехе, что по-хорошему только из-за одной этой уверенности стоило бы запаниковать. Но нет. Был уверен – и не собирался рефлектировать. Тогда что?

Ответ никак не давался, хотя Олег успел перебрать, кажется, все возможные варианты еще до того, как вскипел кофе. Рассмотрены были моральные проблемы, связанные как с фактом убийства исторической личности, так и, возможно, десятков ни в чем не повинных французских граждан. И политические последствия не остались без внимания. И даже запутавшиеся – нежданно-негаданно – как черт знает что, отношения с женщинами, вернее с одной, присутствующей в опасной близости от границ его внутреннего пространства, и другой – далекой, отсутствующей физически, но присутствующей фигурально.

«Возможно, – согласился с мелькнувшей вдруг мыслью Олег. – Возможно…»