Брошенные Василиной слова снова прокручиваются в мозгу и ржавым гвоздем корябают по рёбрам. Я до сих пор держусь за ручку захлопнувшейся перед моим носом двери и никак не могу принять решение.

Что делать? Наплевать на Линину просьбу и ворваться в кабинет, чтобы лично проконтролировать процесс? Или все же довериться девушке, которую я не видел хренову тучу лет, и понадеяться на то, что она сумеет сделать то, чего не добились известные светила?

– Доверие, Холодов. Доверие.

Я повторяю себе под нос и титаническим усилием отрываю ладонь от металла.

Мне не нравится это признавать, но Ланская права. Если я буду давить на девчонок своим присутствием, ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

Так что я заталкиваю поглубже свои маниакальные замашки и выкатываюсь на улицу. Хватаю ртом раскалённый воздух и шагаю к лавочке под раскидистым пыльным клёном.

Проведя кончиками пальцев по буквам «А+М», вырезанным на древесине, я опускаюсь на скамейку и ненадолго прикрываю веки. Чтобы чуть позже недовольно мотнуть головой от звука телефонного звонка, спугнувшего долгожданный дзен.

– Котик, привет, – беспечно щебечет Леночка и заставляет меня вспомнить о том, что за пределами территории клиники у кого-то есть другая жизнь.

Весёлая. Беззаботная. Без заморочек, проблем и неутешительных диагнозов.

И это по какой-то причине бесит. Хоть Королькова и не виновата в моём паршивом настроении.

– Привет, – я отвечаю негромко и стараюсь звучать обходительно, сжимая свободной рукой виски.

– Я надеюсь, ты не строил на вечер никаких планов? Олька празднует день рождения в «Анхе». Можно я…

– Иди, Лен.

– Ты не обидишься?

– Нет, конечно. Ты свободная женщина, а не моя собственность.

Коротко выдохнув, я отмахиваюсь от любовницы, игнорируя её визгливое «спасибо», и ощущаю, как усиливается жуткая мигрень. До боли знакомое название клуба ворошит истёртое прошлое и почему-то цепляет до глубины души.

Тогда у нас ничего не могло получиться с Линой. Я был слишком беспечным и легкомысленным. Не способным нести ответственность. Последнее в чём я нуждался в то время – это семья и ребёнок.

Видимо, за мои неблаговидные поступки карма и догнала меня бумерангом. Брак оказался иллюзией. Жена сбежала. А на руках у меня осталась малышка, которая требовала ухода и постоянного внимания.

Я думаю об этом, пока сижу на ледяной лавке. Промерзаю до самых костей и возвращаюсь в здание клиники, чтобы опуститься на диванчик в просторном фойе.

Здесь тихо и безлюдно. Только молоденькая девчонка-администратор бесшумно снуёт за стойкой ресепшена и совсем не отвлекает меня от проверки почты.

Я открываю письма одно за другим. Отправляю всякий хлам в корзину «спам». И дёргаюсь, когда маленькая ладошка с силой хлопает меня по плечу.

– Ауч!

– Нужно поговорить, – твёрдо заявляет Василина, но я перебиваю её и жестко смотрю в район переносицы.

– Где Ева?

– Твоя дочка с Валентиной Федоровной. Это наш лучший специалист по подобным случаям, – без тени паники чеканит Ланская и спокойно встречает мой хмурый взгляд. – Уделишь мне пару минут?

– Окей. Есть тут у вас где перекусить?

– Да. Кафе для сотрудников. Пойдём.

Командует Лина, и я устремляюсь за ней, изучая округлые соблазнительные бёдра. Она шагает пружинисто и рвано, как какой-то подросток, а не взрослая женщина, уверенная в собственной привлекательности.

Но я всё равно на ней залипаю. Сказывается то ли сила привычки, то ли тот факт, что она больше не млеет в моём присутствии и не растекается подтаявшим мороженым.

– Мне, пожалуйста, салат с капустой и морс.

– А ещё два борща, две порции макарон по-флотски, котлету, кофе и десерт.

– Артём…

– Я заплачу.

Я останавливаю её жестом и вытаскиваю бумажник, фиксируя, как недовольно хмурится Василина. Любая другая обрадовалась бы моему джентльменскому порыву, а эта почему-то цепляется за свою независимость, как за драгоценный Андреевский флаг.

– Я не буду.

Лина пытается отказаться, когда мы усаживаемся друг напротив друга и я подталкиваю в её сторону тарелки. На что я лишь качаю головой.

– Ешь. Тебя ветром скоро сдувать начнёт, если продолжишь так питаться.

Ненадолго между нами простирается вязкая тишина, в которой мне неуютно, а потом Ланская прибивает меня к стулу вопросом.

– Артём, что у вас происходит в семье?

– В смысле? – я обжигаюсь невкусным кофе и отставляю стаканчик, пристально рассматривая собеседницу.

– Какая царит атмосфера? Еве комфортно?

– Нормальная атмосфера. Почему моей дочери должно быть плохо дома? С ней каждый день занимается няня. Александра Ивановна – опытный педагог. Один из лучших, – я моментально ощетиниваюсь и выпускаю колючки, не понимая, к чему ведет Лина.

– А мать?

– Не имеет к нам никакого отношения. Разве что строчка в свидетельстве о рождении.

– Мачеха?

– У меня есть невеста, – выдавливаю я из себя после непродолжительной паузы и отчего-то испытываю неловкость. – Лена прекрасно ладит с Евой.

– Да?

Ланская фыркает так саркастично, как будто я только что сказал самую большую глупость на свете, и принимается ковыряться в салате. А меня бесит эта её непогрешимость, с которой она обесценивает мои слова.

– Да. У тебя есть основания считать иначе?

– Есть. Твоя дочка вздрагивает от малейшего шума. Странно реагирует на телефонные звонки. Так что у меня вагон оснований считать, что дома у тебя всё далеко не так радужно, как ты рисуешь.

Запальчиво тараторит Василина, как будто швыряет в меня отравленные дротики, и безошибочно цепляет струны души, требующие доказать ей, что она не права.

Ничем иным, кроме как её излишней бравадой, я не могу объяснить то предложение, которое срывается с моих губ.

– Тогда я приглашаю тебя в гости. Сможешь убедиться в том, что у НАС все в полном порядке.

На пару мгновений Лина мешкается. Трет большим пальцем указательный и разрывает несчастную салфетку на многочисленные клочки. Как будто подыскивает благовидный предлог отказаться.

Но мне почему-то важно заставить её переменить мнение.

– Или боишься?

– Я?

– Ты. Ты. Струсила, так и скажи.

– Хорошо. Давай съездим.

Сцепив зубы, соглашается Ланская. Молчит, пока мы забираем Еву у их хваленой Валентины Федоровны. Молчит, пока мы втроём минуем бесконечные коридоры и выскальзываем на парковку.

И отмирает только тогда, когда я распахиваю перед ней дверь.

– Спасибо.

Благодарит она меня, только из её уст это больше звучит, как отборное ругательство.

Проверив Евин ремень безопасности, я устраиваюсь на водительском сидении и включаю обогрев. Врубаю радио, чтобы хоть чем-то забить эфир, и размышляю о том, что творю лютую дичь.

Манипулирую Василиной, которая ведётся на мои ухищрения, как в старые добрые времена, и планирую познакомить её с невестой. Чтобы что?

Доказать, что Лена достойная женщина, а я не тот повеса, что раньше. Наверное.

– Добро пожаловать в наши хоромы.

Отперев замок, я склоняюсь перед Ланской в шутливом поклоне и первым делом веду её в детскую. Выжидаю, пока она прошлепает босыми ногами к огромной полке с куклами и книгами, и выдаю торжествующее.

– Ева ни в чём не нуждается, видишь?

– Ты ошибаешься, Холодов.

– Ошибаюсь?

– Да. Как часто ты приезжаешь домой на обед, если не брать в расчёт ваши визиты в клиники? Как часто ты читаешь ей сказки на ночь? Когда ты в последний раз брал выходной, чтобы провести его с дочерью на природе? Или в парке аттракционов? Или в кинотеатре?

Её вопросы просты и логичны. Они бьют наотмашь, попадают прямо в цель, и на пару секунд я осекаюсь, глядя на неё как на восьмое чудо света.

А потом вспыхиваю, словно спичка от злости и ядовито бросаю в ответ.

– А ты, как я погляжу, эксперт в семейных отношениях? С каких это пор?

Я смотрю на неё с вызовом, горделиво вздернув подбородок. Чувствую себя упрямым глупым мальчишкой, но не могу остановиться или перестать провоцировать Ланскую.

Я просто хочу.

Совершенно по-детски, глупо задеть её за живое. Увидеть на слишком серьёзном лице привычную растерянность и даже обиду. И так увлекаюсь, что забываю напрочь о цели нашего приезда.

– Верно, Холодов, – чуть помолчав, тихо хмыкает Линка.

Скрестив руки на груди, она меряет меня почти равнодушным взглядом. И тем самым, ненавистным мне менторским тоном продолжает.

– Не МНЕ говорить о семейных ценностях, отношениях и родительской любви. Но может быть, именно поэтому я понимаю, что все это, – лёгкий кивок головы на забитую игрушками комнату. – Полная хрень. Ты откупаешься от собственного ребёнка, закрываешь глаза на собственную неспособность найти на него время и силы и честно веришь, что этого хватит? Самому-то не смешно, нет?

Мои кулаки сжимаются против воли, и я давлю рвущиеся с языка ругательства. А ещё ловлю нехилое чувство дежавю, потому что в этом вся она – Василина Ланская.

Упёртая, непрошибаемая и способная вывести меня на эмоции по щелчку своих тонких пальцев. И если раньше я ещё мог как-то на неё повлиять, то теперь…

Кажется, теперь всё будет совсем по-другому. Даже если у нас чисто деловые отношения.

– У моего ребёнка всё хорошо. Я забочусь о ней и моя, – тут я спотыкаюсь, пытаясь с лету подобрать подходящее слово, и сквозь зубы продолжаю стоять на своём. – Невеста чудесно ладит с Евой. Так что по-прежнему не понимаю, с чего у тебя такие странные мысли на наш счёт. Признайся, Ланская, ты просто завидуешь, потому что у нас не срослось?

Ляпаю я наобум и даже не удивляюсь, когда в ответ меня поливают презрительным взглядом. Холодным, липким и полным невысказанного прямого посыла.

Будь её воля, Линка и фак показала бы, наплевав на договор и прочую чепуху. Но вместо этого она делает глубокий вздох и устало трёт переносицу.

После чего снова вздыхает и поднимает руки вверх.

– Хорошо, Холодов. Я сделаю вид, что поверила во всю эту чушь и в то, что у твоей дочери ДЕЙСТВИТЕЛЬНО всё в полном порядке. Только чем ты тогда объяснишь то, что с ней происходит?

– Да мля, если бы я знал, на кой чёрт я бы таскал её по врачам?!

Я выпаливаю злобно. С силой впечатываю кулак в стену. И застываю, ловя на себе испуганный взгляд собственного ребёнка.

Ева выглядывает из-за угла, вцепившись в дверной косяк побелевшими от напряжения пальцами. Она чуть дрожит, но продолжает молчать. И только где-то там, в глубине её глаз, я впервые вижу то, о чём говорит Ланская.

Я вижу страх. И он оседает горечью на языке и становится колом в груди. Сердце сбивается с ритма, а внутренности обжигает неприятное чувство сомнения. Потому что я всё ещё не хочу верить в то, что Лина права. Но…

– Всё хорошо, малышка, – мягко тянет Ланская, сокращая разделяющее их расстояние, и опускается на колени перед моей дочерью.

Осторожно касается кончиками пальцев мягких волос и невесомо гладит Еву по голове.

– Мы с твоим папой просто играем. Никто ни на кого не злиться. Никто не ссорится. Всё хорошо, правда, ведь?

Я не сразу, но понимаю, что этот вопрос уже адресован мне. И невольно восхищаюсь тем, как нежный ласковый тон сменяется стальным уверенным приказом.

Лина смотрит на меня требовательно и холодно, заставляя передёрнуть плечами, но согласно кивнуть головой.

– Да, малыш, всё хорошо. Ты что-то хотела?

Сглотнув неприятный ком, я тяну неловкую улыбку. Чувствуя себя неуютно под прицелом чужого внимания. Но Ева уже привычно молчит в ответ и только смотрит взволнованно то на меня, то на Лину.

Потоптавшись немного на месте, она отлипает от косяка и делает неуверенный шаг вперёд. Распахивает руки, поднимает пристальный взгляд и без слов требует покрепче её обнять. И я уже наклоняюсь вперёд, чтобы ответить на этот полный нужды порыв, как вдруг осекаюсь на середине движения.