Бывшие. Няня по контракту (страница 7)
Потому что моя маленькая слишком серьёзная дочь требует этого не от меня. Она неотрывно, внимательно и с затаённой надеждой смотрит на ничуть не удивлённую Василину. И в этот самый момент я вдруг ловлю себя на том, что действительно, начинаю сомневаться.
Сомневаться в том, что у меня в семье всё так идеально, как я пытаюсь нарисовать.
Глава 9
Артём, сейчас
Это открытие повергает меня если не в шок, то в приличный такой ступор. Я пялюсь на Василину с Евой, как баран на новые ворота, и не понимаю, почему моя дочь так легко подпускает к себе практически чужого человека.
Особенно когда я пытаюсь пробиться к ней сквозь стену отчуждения.
Становится неприятно. Невидимая когтистая лапа полощет по грудаку и заставляет прервать воцарившуюся ненадолго идиллию.
– Ну что, Ланская, убедилась, что Еве в этом доме ничего не угрожает? Она одета, обута, накормлена, – я высекаю грубее, чем того требует ситуация, но Лина не теряется, парируя.
– И совершенно лишена нормального отцовского внимания.
– Окей. Я принял информацию к сведению. Обмозгую.
Выдавливаю из себя вопреки желанию продолжить бесполезный спор и прячу руки в карманы. Ланская никак не реагирует на мое обещание и выпрямляется, разрывая их с Евой контакт.
Смотрит долго-долго, как будто пытается пробраться под кожу, и делает шаг к двери.
– Жду вас завтра в центре. В десять.
Чеканит она прохладно и выскальзывает на лестничную площадку. Я же пялюсь какое-то время в никуда и краем глаза фиксирую движение. Развернувшись, Ева уходит в свою комнату.
Не тянется ко мне. Не стремится обнять. И это в тысячный раз заставляет меня ощутить себя паршивым отцом.
На каком-то повороте моя жизнь определенно свернула не туда. И мне абсолютно точно пора что-то менять. Только вот что?
Заглянув к дочке и убедившись, что она возится с развивайкой, я забуриваюсь в душ. Встаю под ледяные струи, чтобы вернуть остатки здравомыслия, и кручу так и эдак Василинины слова.
Она разделала меня, словно несмышленого школьника. Ткнула носом в мои косяки. И гордо удалилась, как грёбанная королева.
Откуда в ней столько гонора императрицы с ее-то зарплатой и должностью? Деньги она зашибает не бог весть какие, выплачивает кредиты. Я уточнял.
Катаю эти мысли в воспаленной башке, которая с каждой минутой пухнет всё больше, и попутно звоню нашей няне.
– Добрый день, Александра Ивановна. Завтра утром мы с Евой поедем в клинику, так что вы можете прийти после обеда.
– Здравствуйте, Артём Сергеевич. Тут такое дело. Я хочу взять расчёт.
– Как так?
– Переезжаем. Внучке поставили хронический тонзиллит. Нужен срочно другой климат. Вы меня простите, пожалуйста, что так внезапно. Но в Лазаревской домик хороший подвернулся, дети покупают. Задержаться не могу. Но я обязательно кого-нибудь вам порекомендую, – рассыпается в извинениях женщина, а я впаиваю пальцы в виски и не представляю, как Ева будет привыкать к новому человеку.
С её-то проблемами с доверием.
– Спасибо за всё, Александра Ивановна. Нам будет вас не хватать.
Вытаскиваю из себя дежурные фразы и суховато прощаюсь. Оседаю задницей на стул в кухне и выпадаю из реальности до тех пор, пока в замочной скважине не начинает скрежетать ключ.
Встречать никого не иду. Лена сама вваливается в комнату и прислоняется к косяку. Пьяненькая, с разметавшимися по плечам волосами, с размазавшейся помадой она выглядит настолько довольной и беспечной, что я морщусь.
И я ей, блин, завидую. Тому, что она не обременена никакими обязательствами. Не должна мотаться по больничкам и тратить прорву часов на общение с врачами.
Она проживает свою жизнь как хочет. Прожигает её. Кутит.
А я кошусь на нее сквозь частокол из ресниц и невольно сравниваю с Линой. Ланская бы первым делом заглянула к ребенку. Лена – нет.
– Как погуляли?
– Ой, Тём, отлично! Танцевали до упаду. Катались на лимузине. Пили шампанское.
Делится восторгами любовница и пересекает разделяющее нас расстояние, мостясь ко мне на колени. Игриво кусает губы, проезжается ноготками по моей шее и застывает, передавая инициативу мне.
Я же её огорошиваю.
– Лен, Александра Ивановна с завтрашнего дня увольняется.
– Какая жалость.
– Так что тебе придется больше времени проводить с Евой, пока мы не подыщем замену.
Пауза между нами повисает оглушительная. Лена недоумённо моргает, переваривая новые вводные, и хмурится. Ненадолго. Буквально на доли секунды. Но мне их хватает, чтобы считать тщательно замаскированное неудовольствие.
– Я понимаю, у тебя фотосеты, ролики, завтраки со стилистом.
– Все в порядке, Тём. Я перекрою график.
Слишком быстро соглашается Королькова, как будто боится, что я устрою ей скандал, и трётся носом о мою щеку. Только у меня всё равно пасмурно на душе. Оседает внутри что-то едкое и мутное.
То, что не позволяет утащить любовницу в спальню и распластать её по простыням.
Вместо этого я аккуратно ссаживаю Лену и направляюсь в детскую. Ступаю по мягкому ковру медленно, как по минному полю, торможу рядом с книжной полкой и оглаживаю корешок сказок от Шарля Перро.
Родители всё моё детство гнались за зарабатыванием денег и пропадали в офисе, и я невольно повторяю их путь.
– Хочешь, я что-нибудь тебе почитаю?
Спрашиваю вкрадчиво у дочери и открываю первые страницы, где нарисован хитрющий кот в шляпе с пером и в сапогах.
Ева, конечно же, ничего мне не отвечает, лишь неопределенно пожимает плечиками. Но я проглатываю её равнодушные реакции и очень хочу верить в то, что эта ледяная отстраненность когда-нибудь пройдёт.
– Один мельник, умирая, не оставил трём сыновьям никакого наследства, кроме мельницы, осла и кота… *
Я неторопливо веду повествование и вздрагиваю, когда меня вдруг осеняет.
Что если не мучить Еву новыми няньками, а убедить Лину позаботиться о моей дочери?
Абсурдная мысль. Дурацкая идея. Но я гоняю её в голове весь оставшийся вечер и всё следующее утро. Бездумно смотрю на ковыряющуюся в тарелке с кашей дочь и пропускаю мимо ушей звонкий щебет неприлично бодрой Ленки.
– Артё-ё-ём, а поехали сегодня…
– Извини, Лен. Не могу. У меня дела, – я обрываю её на полуслове и поднимаюсь из-за стола.
Не замечаю обиженно поджатые губы Корольковой и её недовольный взгляд в сторону моей привычно молчаливой малышки. Помогаю Еве собраться и везу её в центр, собрав все возможные пробки и заторы.
Чтобы уже там, раздражённо ослабив галстук на шее, глубоко вздохнуть и про себя решить, что нет. Мне не нужна Ланская под боком. Мне и так хватает за глаза коротких встреч, выносящих мозг и выбивающих воздух из лёгких.
Но стоит мне только открыть дверь в кабинет и сделать шаг, как стальная решимость мгновенно рассыпается пеплом, и я тут же выпаливаю:
– С этого дня ты работаешь на меня, Лина. Так что готовься, вечером я заберу тебя из клиники.
От моего абсурдного в своей наглости пассажа Лина застывает на месте и пару минут глупо хлопает глазами. Пялится на меня, как на невиданного зверя, и морщит нос. А потом сухо кивает головой.