Страшные истории о выкипании мозгов при попадании молний были третьим по популярности сюжетом в журнале «Спектр» наряду с атаками лебедей и похищеними детей Бандитами.

На самом деле, у молниеотвода было всего два неоспоримых качества: его сооружение обошлось общине в кучу наличных баллов, и оно никому не принесло пользы.

– Впечатляет, – сказал Бальзамин, но его больше заинтересовала наблюдательная вышка. Поскольку планировка большого города, городка и деревни жестко подчинялись Регламенту Архитектурного Единообразия, случайно расположенные вышки или все, что отличалось от одобренной планировки, придавало поселению уникальность, чем Восточный Кармин мог по праву гордиться.

– Вы знаете, как она функционирует? – задумался Бальзамин, словно в Кривом Озере не было наблюдательных вышек.

– Понятия не имею, – ответила Банти, – но они упоминаются в «Книге Гармонии», так что, предположительно, Наш Манселл имеет на них планы.

Обширная, слегка сужающаяся кверху структура была как минимум в три раза выше городской ратуши и, как и ратуша, и Палата Совета, была выращена из строительного перпетулита. Эта башня могла быть хранилищем, наблюдательным пунктом или даже складом самого перпетулита, напрасно ждущего своего применения для чего-то еще. Как и многое вокруг нас, прошлое было не просто неведомым, но и непознаваемым.

Мы замолчали, когда Фанданго провез нас сквозь Восточные ворота в город, в центре которого раскинулась большая открытая площадь, окруженная с севера домами выдающихся цветоносцев, а по остальной периферии окаймленная кафе, магазинами, библиотекой и лавками ремесленников, все на предписанных местах, как во всех городах класса «С». Главный зал находился посередине, и перед его открытыми дверьми стояла статуя Нашего Манселла в два человеческих роста. За пределами центральной площади находились жилища низкоцветных, кухни, мастерские и зернохранилища, сенные амбары, маслобойня и на некотором расстоянии мастерская Карлоса вместе с переработочными цехами, кожевенным заводом, Зеленой Комнатой и Серой зоной с подветренной стороны и на самом дальнем расстоянии.

Карлос остановился перед домом Гуммигутов, который было легко узнать по яркой общезримо-желтой двери. Салли Гуммигут ждала на пороге и сердечно приветствовала господина Бальзамина.

– Вот он убил моего сына, – ткнула она в мою сторону костлявым пальцем. – Хорошенько запомните его.

– Я уже ненавижу его, – ответил господин Бальзамин. – Можете всецело на меня положиться.

Я поставил чемодан Бальзамина на землю рядом с ним.

– Мне казалось, что у нас будет честное и открытое разбирательство?

– Как ты смеешь! – сказала госпожа Гуммигут. – Твое предположение о предрешенном результате оскорбительно, унизительно и неприлично. Твою книжку.

Я вздохнул, протянув ей мою балловую книжку, и лишился двадцати баллов за «оспаривание репутации старшего», десяти за «неуместность разговора» и пяти за «дополнительное неспецифичное наглое поведение».

Она вернула мне мою книжку, и я поблагодарил ее за наказание, чтобы избежать дальнейшего штрафа за «недостаточное признание личных недостатков», затем быстро удалился, прежде чем они успели обвинить меня еще в чем-нибудь.

– Надеюсь, у вас с Джейн есть в запасе хорошая стратегия, – сказал Карлос, как только мы отошли подальше. – Эти двое на все пойдут, чтобы загнать вас в Зеленую Комнату.

Несмотря на мое участие в организации побега дочери Карлоса с Северусом, он, похоже, не желал мне зла. Это могло резко измениться, если бы ему было известно, что в конце концов с ними случилось. Мне придется позаботиться, чтобы он никогда этого не узнал.

– Мы составили план, – заверил я.

– Правда?

– Да, он в основном построен на большой несбыточной надежде, а если она подведет – то тогда нам поможет пара беговых ботинок.

Томмо Киноварный

Семейство Киноварных лидировало в торговле малиновым пигментом до нелегального ценового сговора, который привел к их падению и сделал ужасно нежелательными на брачном рынке. Когда у Киноварных не осталось иного выбора, кроме как браки с Серыми, семья перестала существовать. Попав в Серую зону, все падшие цвета становились равными – пока кто-нибудь не заключит брак с повышением цвета и не начнет все сначала.

Тед Серый: «Двадцать лет среди хроматийцев»

Мы припарковали «форд» возле мастерской Смотрителя и выбрались наружу. Пока Карлос проверял машину после поездки и записывал пробег в журнал, я осмотрелся. Гараж любого Смотрителя – не только Фанданго – был диковинным собранием списанной старой техники, чем он сильно напоминал «Музей Того, Что Было» в Кобальте. В том городке было два «форда» модели «Т» – первый для общего пользования, а второй для охоты на шаровые молнии: сзади на нем был установлен арбалет, заряженный медным гарпуном, при выстреле тащившим за собой провода заземления. Обе машины как минимум на тысячу лет пережили свой расчетный срок службы, и их так часто ремонтировали, что они лишь отдаленно походили на первоначальный «форд» – мы это знали, поскольку к стене было пришпилено фото.

Также в большой мастерской был пресс, токарный станок и фрезерный станок, все работавшие от списанного Вечнодвижа, который крутил блоки и передачи на вале над головой. Считалось, что Вечнодвиж вырабатывал электричество для фонаря центральной улицы, в котором угольные стержни создавали дугу чисто-белого яркого света, но никто точно не знал, поскольку генераторная была заперта, а ключа ни у кого не было.

Но куда более интересной вещью в гараже Фанданго была его гордость и радость: гиробайк, заявка Восточного Кармина на аккумуляторную спринтерскую гонку Ярмарки Бесправилья. Гиробайк был красиво собран вручную самим Карлосом и представлял собой двухколесное движущееся средство с шинами в фут шириной, низким одиночным сиденьем и короткими толстыми наклоненными вниз рукоятками внутри закрытого обтекателя.

Вести байк должна была Джейн, но поскольку наше будущее было неопределенным, ей искали замену. Амелия Киноварная – двоюродная сестра Томмо – служила Помощницей Смотрителя под руководством Фанданго и, гоняя на байке во время многочисленных испытаний, была второй по скорости на велодроме Восточного Кармина.

– У нас есть шансы? – спросил я.

– Технически у нас хороший байк, – ответил Карлос, положив руку на гладкий, полированный черно-стальной бок машины, – но придется побить Джейми «Бешеную Суку» Можжевелли, которая будет гонять за Зеленый Сектор, а это будет трудно.

– Трудно или невозможно?

– Где-то посередине. Но у нас все же есть фора: большинство команд запасают энергию байков в шести маховиках, но я втиснул еще два. Приходится чуть дольше разгоняться до полной скорости, и компенсационные механизмы для безопасного поворота посложнее, но это должно помочь.

– Гораздо важнее, – сказала Амелия, которая тоже присутствовала, – чтобы вела его именно Джейн. Я гоняю быстро, но не как она.

– Я просил де Мальву отложить разбирательство вашего дела, – добавил Фанданго, – но он сказал, что Гуммигутиха не уступит.

– Она не фанатка гонок.

– Я слышал. Сегодня после обеда будет встреча, чтобы утрясти планы нашей команды на этот год – ты когда-нибудь состязался на Ярмарке?

– Мой оттенок горчичного взял в прошлом году второе место, – ответил я, – но сам я там не был, просто передал цифрами по телеграфу: 33–71–67. Боюсь, пока Ярмарка не введет дисциплины «улучшенные методы организации очередей», мне незачем участвовать.

Вошел Томмо, поздоровался с нами и присоединился к разговору:

– Если хочешь выступать на Ярмарке, ты всегда можешь организовать команду на соревнование «как много людей может набиться в шкаф предписанного размера». Я уверен, что в этой дыре найдется достаточно идиотов.

– Не думаю, что мы будем конкурентоспособны, – сказала Амелия. – Набивание гардероба давно уже достигло предела, так что этот конкурс действительно зажился.

– Зеленые все еще участвуют, – добавил Томмо, – и часто проводят всю Ярмарку запертыми в шкафу предписанного размера. Бывают и смертельные случаи, а также ходят неподтвержденные, но все же бесспорно смачные слухи о каннибализме.

Я был бы не прочь подольше поторчать в мастерской, но мы с Томмо вообще-то пришли сюда взять пару тяпок. Хотя мы не нисходили до земледелия, борьба с наступлением вредоносных чужеродных видов считалась уделом высших хроматийцев. Мы отметили в журнале, что взяли инструменты, и выступили в направлении Восточных ворот.

– Эй, Эдди, угадай что?

– Ты собираешься с настоящего момента вести честную и безупречную жизнь и отречься от всех своих интриг и дурного поведения?

– Еще чего. Давай еще раз.

– Ты вызвался стать декоративным отшельником города?

– Что? Нет. Я получил работу редактора и фотографа в «Меркурии Восточного Кармина» после убытия Северуса.

Он казался довольным собой, поскольку урвал лакомый кусочек – можно совать нос повсюду. Но, с другой стороны, напиши что-то не то, и обеднеешь на несколько сотен баллов, а в худшем случае пойдешь на Перезагрузку. Благоразумные редакторы газет освещают проблемы с урожаем, повторяют слова Манселла, перепечатывают речи префектов и торжественно публикуют впечатляющие, но полностью вымышленные производственные показатели города.

– Понятно, – сказал я, поскольку судьба прежнего редактора меня не радовала, – и, полагаю, это значит, что тебя не привлекут вместе со мной и Джейн к разбирательству фиаско в Верхнем Шафране?

– Верно думаешь. Госпожа Гуммигут согласилась снять с меня все обвинения взамен на детальную статью в «Меркурии» по поводу того, что Желтые намного лучше, чем все думают, – специально отметив их кристальную честность, приверженность процедуре и открытость. От меня хотят, чтобы я вел репортаж с судебного разбирательства: показания, защита, обвинение, наказание, все такое. Я буду наблюдать с мест для публики.

– Значит, Салли Гуммигут отпустила тебя? Чрезвычайно великодушно с ее стороны.

– Не совсем чтобы так, – весело отмахнулся он. – Меня – как бы это сказать – оставили на черный день.

– Есть ли что-то, чего ты не сделал бы ради своего успеха? – спросил я, поскольку ни для кого не было секретом, что Салли почти регулярно использовала Томмо в постели, и это служило еще одной причиной ему ни на йоту не доверять.

– С меня сняли все обвинения, и теперь я редактор «Меркурия». Прикинь сам.

– Думаю, Виолетта тоже увильнет от разбирательства, раз у нее папаша Главный префект.

– А ты не слышал? Было установлено, что Виолетта «вне всякого сомнения» непричастна к смерти Кортленда. Она была оправдана во всех проступках, получила статус «расстроенного свидетеля, нуждающегося в сочувствии» и освобождена от работы на неделю.

– Неудивительно, – сказал я.

– Ага, – согласился Томмо, – и поскольку у Виолетты нет работы, от которой ее можно освободить, ей выдали компенсацию наличными.

– Ясно.

Мы прошли мимо цветоразборочной, зернохранилища и наблюдательной вышки и вскоре достигли границы городка, высокой дамбы со рвом, окружавшей город и увенчанной оборонительной изгородью из цеплючей ежевики, плотоядного растения, которое душит жертву, пока та не умрет с голоду или от усталости, а затем питается продуктами разложения, пока те впитываются в землю. Цеплючая ежевика не давала проникнуть внутрь большинству животных, кроме прыгучих козлов, которые ее легко перепрыгивали, а также наземных ленивцев и слонов – они просто проламывались сквозь нее.

– Мое первое назначение на Полезную Работу заключалось в том, что я сливал ненужный жир на корни этих колючек, – сказал Томмо, – и тогда я уже не особо нравился префектам.

– Моя первая Полезная Работа состояла в разрезании списанных перчаток города, чтобы использовать их на набивку игрушек и для лоскутных одеял, – ответил я.