Сундучок, полный любви (страница 9)
Мы с братом всегда делали подарки для родителей и друг для друга. В том году мать помогла мне связать крючком маленький коврик в виде красного геккона для спальни Джейми. Для меня брат собрал деревянную шкатулку для кулинарных рецептов в форме бревенчатого домика с маленькими нарисованными окошком и дверью, соломенной крышей и кирпичной трубой. Крыша снималась, под ней пряталась стопка картотечных карточек, а в трубе была небольшая щель, чтобы вставлять в нее по одной карточке. Мама уже заполнила несколько фамильными рецептами: блинчиками бабушки Лиз, шоколадным безмучным тортом, который мы всегда ели на дни рождения, безглютеновым печеньем с шоколадными кусочками, которое она придумала сама, поскольку Джейми не переносил пшеницу.
После того как все подарки были раскрыты, мы с отцом отправились на долгую прогулку по округе вместе с Типпи. Мы прошли вдоль всей нашей улицы, миновав вход на кладбище; его ворота были открыты, надгробия скрыты густой тенью. В воздухе висела утренняя дымка, сделавшая все вокруг росистым и серым. Мы поздоровались с друзьями семьи, сидевшими на передней веранде с крохотным щенком, рождественским подарком их детям. Щенок, австралийская пастушья овчарка, пошатывался на непомерно крупных лапах, поднимая нос, принюхиваясь к просторному неисследованному миру.
Когда мы вернулись домой, Джейми и мать все еще лежали вместе на кровати, и я заметила, что он плакал.
Всю жизнь я чувствовала, что между мамой и братом есть какие-то тайны. Казалось, они всегда принадлежали друг другу совсем не так, как мы с ней. Они даже внешне были похожи: темные волосы, прямые носы и ореховые глаза. Я была светловолосой, как отец, и у нас обоих носы чуть искривлялись вправо, хотя он всегда говорил, что у него это результат старой травмы, полученной во время игры в регби. Я чувствовала себя подменышем, подброшенным при рождении детенышем фейри, которому назначено наблюдать и учиться быть своим в этой человечьей семье. Иногда я недоумевала, с чего бы фейри захотелось быть своим в человеческой семье, ведь это самое трудное и болезненное, что существует на свете.
Весной я сидела с мамой на широкой веранде из секвойи позади нашего дома, и машинка парикмахерши жужжала, точно рассерженное насекомое. Рука матери сжимала мою, пока ее длинные прямые волосы клочьями осыпались на пол. Лезвия делали свою работу, и мамин голый череп, просвечивавший сквозь остатки волос, заставил меня подумать о пиратах, и я подавила желание грубо завопить: «Йо-хо-хо!» А может, и завопила. Кажется, я вечно говорила не то, что надо, не в то время. Мы оставили мамины волосы на веранде, чтобы птицы вплели их в свои гнезда, но одну длинную прядь толщиной с палочку корицы она оставила и отдала мне. Я положила ее в маленькую металлическую коробочку и поставила на полку в своей комнате. Еще много лет я открывала ее, чтобы вдохнуть слабеющий запах маминого шампуня.
Химиотерапия сделала свое дело.
Под конец того года, который давали врачи, новые снимки показали, что состояние стабилизировалось.
Я восприняла эту новость с чувством ошеломленного разочарования. Мы целый год думали, что празднуем вместе последнее Четвертое июля, последний Хэллоуин, Благодарение, Рождество, самые последние, тщательно продуманные празднования дней рождения родителей. И вместо этого мы вернулись к началу, – предстоял еще год всего «последнего». Еще год, сказали врачи, не больше.
Это лучшая новость, на которую мы могли надеяться, и все же…
Год.
Год не составлял и крохотной доли того времени, которое я хотела быть с матерью. Я хотела столько времени, чтобы тратить его впустую, чтобы забыть, что совместной жизни вообще может настать какой-то конец.
Мы обнаружили, что не можем поддерживать состояние чрезвычайности, в котором жили все это время. Это изнурительно – проводить вместе каждое мгновение, проживая каждый день на полную катушку.
В том же году у компании «Миссис Уигглс Рокет Джус» начались проблемы. Вспышка отравлений кишечной палочкой была вызвана продукцией другой компании, производившей аналогичные товары. Это привело к принятию новых законов штата, регулировавших торговлю продуктами и напитками. «Миссис Уигглс» была маленьким бизнесом и не могла позволить себе соответствие новым стандартам. Родителям пришлось задуматься сперва о продаже компании, а потом о банкротстве. Мама по-прежнему управляла бизнесом и маркетинговыми стратегиями, работая из дома, однако повседневную операционную деятельность оставила на отца. Тревога родителей о бизнесе, казалось, сливалась с тревогой о здоровье матери, так что под конец эти две вещи сделались для меня неразличимы – этакая мрачная туча взрослых забот.
Родители никогда не разговаривали со мной и Джейми о деньгах. Их всегда было достаточно. Стоимость лечения матери никогда не угрожала обанкротить семью. Нам не приходилось выбирать между ее медицинскими услугами и другими надобностями. Когда оба родителя работали, они могли позволить себе нянек, а когда борьба с болезнью превратилась в постоянную работу, замечательная женщина по имени Элизабет стала приходить к нам трижды в неделю, чтобы готовить, убирать и стирать. Угроза существованию компании стала первым случаем, когда у меня возникли подозрения, что родители беспокоятся о финансах, и прошло еще много лет, прежде чем я поняла, насколько серьезными были тревоги.
Однажды днем на пике кризиса мать вошла в офис отца, – маленький домик позади нашего дома, – и застала его с пистолетом в руке. Когда она спросила, что это он делает, тот признался, что подумывает покончить с собой.
Могу только представить чувства матери, которая видела, как ее физически здоровый муж баюкает смерть в ладонях. Нет, как мне представляется, думала она, ты не можешь умереть. Ты тот, кто должен жить.
На самом деле она, как потом рассказывали, напомнила ему, что он обещал в тот день взять Джейми на велосипедную прогулку. Неужели забыл? Похоже, этих слов хватило, чтобы убедить отца отложить оружие и продолжить жить. Впоследствии мать потихоньку удалила из дома и пистолет, и охотничий карабин отца. Когда я, наконец, услышала эту историю через много дней после того, как компанию успешно продали, она прозвучала для меня так, словно случилась с каким-то другим мужчиной, в какой-то другой семье. Как мог мужчина, державший пистолет, быть тем же, кто устраивал такие волшебные празднования дней рождения, придумывал охоту за сокровищами, одевался в абсурдные костюмы и пел мне по вечерам? Тот человек с пистолетом, казалось, не имел со мной вообще ничего общего.
В третьем классе я сменила место учебы, перейдя из частной школы К-8[4] в государственную начальную школу в нашем районе. Джейми прыгнул через класс и уже учился в государственной неполной средней школе. Мне не приходило в голову, что это могло быть связано с финансовыми проблемами наших родителей. Мама говорила, что хочет, чтобы мы подружились с ребятами из района.