Серебряная цепочка удавкой лежала на шее женщины. Харт вытащил удостоверение в виде ключа, которое сползло ей за спину, и прочитал надпись.

– Блин, – сказал он, и единственный слог плетью щелкнул на языке.

– Что?

– Придется отвезти ее в «Бердсолл и сын».

– Они такие плохие или что?

– Просто кошмарные. Да все они хороши. Пошли. Дел куча.

Харт показал Дакерсу, как заворачивать тело в парусину, и не смог не отметить, насколько все стало проще, если делать в четыре руки, особенно спускать тело с горы. Дакерс никакой работы не сторонился.

– Давай соберем шерсть – и хватит на сегодня, а? – предложил Харт.

– Будем ночевать с трупом?

– Ага.

Дакерс вылупился на Харта.

– Ну ладно…

Когда они перетащили всю шелковую шерсть в лагерь, где их ждали привязанные эквимары, Дакерс изможденно упал на бревно. Харт задумчиво посмотрел на него и полез в сумку за бутылкой виски. Два дня назад они заехали на базу – якобы чтобы пополнить запасы, но на самом деле – чтобы Харт наконец сунул ответ на письмо в местный ящик нимкилимов. Когда он приложил к консервированному супу две бутылки виски, дама на выдаче подняла брови, не пытаясь скрыть удивление. Она ни разу не видела, чтобы Харт покупал хоть одну, а теперь – сразу две. По мнению Харта, объяснения ей были ни к чему, так что он просто коснулся шляпы, прощаясь, и последние два дня таскал с собой эти две бутылки. А теперь следом за виски из сумки показалась кружка, два чайных пакетика, бутылочка меда и чайник. Харт разжег костер и принялся заваривать чай, а Дакерс вяло наблюдал за ним. Когда чай настоялся, Харт сдобрил его изрядной порцией меда и щедро плеснул виски, а потом вручил кружку Дакерсу.

– Что это? – спросил тот, обхватив ладонями горячую кружку, будто плюшевого мишку.

– Как я и сказал Бассарею, виски мне нужен для лекарственных целей, а тебе вроде не помешало бы подлечиться. С лимоном вкуснее, но лимоны плохо хранятся. Пейте, маршал Дакерс.

Дакерс поднял на него взгляд, и он понял, что ученик не упустил слово «маршал». Дакерс отпил глоток, как велено, и выпучил глаза.

– Ого.

– С лимоном получше, да.

Дакерс криво ухмыльнулся:

– Да и без лимона ничего.

Палатку они не поставили, так что Харт сперва увидел, как нимкилим несется к ним между деревьев, а потом уже услышал его вопль:

– Тук-тук! Почта!

– Привет, Бассарей, – сказал Дакерс.

– И тебе привет, сэр Дакерс. Тебе четыре письма.

– Четыре? – пораженно переспросил Харт.

– Тебе всего одно, – равнодушно сообщил ему Бассарей – в конце предложения подразумевалось окончание «…мудак» – и сунул Харту конверт.

Оно было подписано: «Другу», почерк был уже знаком – округлый и аккуратный, и Харт почувствовал, как нелепо трепещет в груди сердце.

– Погоди-ка, – попросил он Бассарея, полез в сумку, выудил вторую бутылку виски и отдал ее.

– Ты внезапно начал мне нравиться, – ответил Бассарей и покрутил бутылку в лапах, рассматривая этикетку.

– Мы завтра поедем в город отвезти тело, так что проедем мимо ящика, но на будущее… ну, знаешь… может, послезавтра вечером сможешь забрать ответы, когда принесешь почту?

Бассарей посмотрел на Харта, окинул взглядом бутылку в лапе, потом снова перевел взгляд на Харта.

– Да она горяча, я погляжу!

– На вид вроде кролик, а на деле та еще свинья, да? – сказал Харт, давая понять, что это вовсе не вопрос.

– Просто озвучил то, что ты сам думаешь. Какая разница?

– Нет, я так не думаю. Хочешь виски или по морде?

Бассарей дернул ушами. Положил лапу на сердце.

– Ну какова милота!

– Чего?

– Ты такой милый симпатяга, когда дело доходит до этой девчонки, ну просто медвежонок!

– Она просто друг. – Харт показал письмо, на котором было ясно написано: «Другу».

Бассарей ухмыльнулся, показав обломок зуба рядом с большими резцами.

– Плюшевый медвежонок, вот ты кто. Такой весь суровый снаружи, а внутри мякотка, когда речь идет о письмах от одной птички. Ну прелесть!

– Тебе пора.

– Охренеть как мило! Правда же, охренеть как мило? – спросил у Дакерса Бассарей.

Харт полоснул взглядом Дакерса – мол, попробуй только согласиться. Тот поднял руки, сдаваясь:

– Без меня.

Бассарей зубами вытащил пробку из бутылки, сплюнул ее на землю и от души приложился.

– Лады, по рукам. Заберу твои письма, Хамстон. Понял, а?

Хамстон лежал всего в паре шагов от Нахальстона Мёрси, и Харту не очень-то понравилось это напоминание.

– Вали! – рыкнул он.

– Медвежо-о-о-оно-о-о-ок! – пропел через плечо Бассарей и исчез между деревьев.

– А он прав, – сказал Дакерс, когда нимкилим убрался. – Вы как раз такой, суровый снаружи, а внутри как зефирка.

– Напомни-ка, почему я взял тебя в ученики?

– Потому что я очаровашка.

– Ага, очевидно. – Харт пошуршал письмом в руке и постарался перестать улыбаться, как плюшевый медвежонок. В конверте бились возможности.

– Читайте, – сказал Дакерс. – Не обращайте на меня внимания. Или снова пойдете «отлить»?

– Ты уволен.

Дакерс рассмеялся, но Харт так радовался тому, что пацан пришел в порядок после первого убитого бродяги, что не смог разозлиться на него.

– Кто шлет тебе все эти письма? – спросил Харт, кивнув на пачку конвертов в руке Дакерса.

Дакерс один за одним перебрал конверты, читая имена отправителей.

– Мама. Лоррейн, сестра. Пегги, сестра. Надин, сестра.

– У тебя вроде и брат был?

– Ага, но он засранец. Ладненько, я пошел спать, а вы читайте спокойно свое письмо.

– Ты свои читать не собираешься?

– Я бы хотел, но меня кое-кто подпоил.

– В качестве лекарства! – Харту пришлось закусить щеку, чтобы не улыбаться, глядя на Дакерса, хоть он и не понимал, почему этого делать не следует.

– Да как скажете. – Дакерс залез в спальный мешок. – Спокойной ночи, сэр.

– Ночи.

– Сэр?

– Что?

Повисла пауза; и Харт поднял глаза от письма и увидел, что Дакерс пялится на него с бесхитростной признательностью.

– Спасибо. За все.

У Харта так потеплело на душе, будто он сам приложился к лечебному чаю.

– Все в порядке, Дакерс, – ответил он.

На этом Дакерс повернулся на бок, а Харт прочитал в свете костра свое письмо.

Дорогой друг!

Я определенно не хочу прекращать переписку. Обещаю писать тебе, пока ты пишешь мне.

Но нам нужно обсудить кое-что очень важное, и особенно то, что ты предпочитаешь чай, а не кофе. Что ты за чудовище такое?! Кофе – буквально дар Новых Богов! Как можно пить вместо него кипяченую траву? Я была готова все бросить, но раз ты любишь собак, то я решила простить твой позорный вкус в горячих напитках.

Что удивило бы во мне других? Сначала я решила, что ответить на этот вопрос будет интересно, но так и не смогла придумать ни единого ответа. Вряд ли кто-нибудь удивится, если узнает, что я люблю читать романы (особенно про любовь), что я ненавижу готовить, но поесть люблю, или что я во весь голос подпеваю любимым песням, пока плаваю в ванне.

Единственное открытие, которое может удивить, – это то, что мне нравится моя нынешняя работа. Не вдаваясь в подробности, это такое дело, которое обычно считается противным. Должна признать, порой оно так и есть. Но моя работа – это помощь людям, это добро. Я помогаю другим, и это несет им утешение. Многие ли могут сказать то же самое о своей работе?

К тому же так я могу познакомиться с разными людьми, которые приехали издалека или куда-то уезжают. Например, сегодня я познакомилась с джентльменом, который приехал из Врат Тамбера, из самого Хонека. У него были потрясающие усы и миниатюрное фото жены в часах. Беззаветно влюбленные в жен мужчины всегда мне нравятся, а тебе? У нее красивая улыбка. Красивые улыбки мне тоже нравятся.

Жаль, что тебе вряд ли попадается много влюбленных мужей и улыбчивых жен на работе, даже если ты теперь не одинок так, как раньше. Что изменилось? Кто этот человек или люди? Какие они?

От чистого сердца,

Твой друг.

P. S. Я вообще люблю сладкое, так что от пирога не отказалась бы, но сердце мое навеки отдано славному торту с глазурью, особенно шоколадному, к которому отлично подходит чашечка кофе (чуточку молока, без сахара).

Харт перечитывал письмо, и глаза его все сползали на строчку «я во весь голос подпеваю любимым песням, пока плаваю в ванне». Он ничего не мог с собой поделать. Все представлял себе некую женщину в ванне – такую пышногрудую любительницу шоколадных тортов.

«Да она горяча, я погляжу!» – зазвучал в ушах бесстыжий голос Бассарея, но Харт все равно представил себе нежные ножки, согнутые в коленях и уходящие в пену, как две гладкие блестящие горы, намекающие на божественную долину под водой.

«Просто озвучил то, что ты сам думаешь».

Боги, как же его бесило, что Бассарей не ошибался. Но чем больше он дорисовывал в воображении эту картинку, тем больше расплывчатый женский силуэт напоминал кошмарную Мёрси Бердсолл. Это положило фантазиям конец. Его подруга не заслужила такого. Он встряхнулся и вернулся к письму.

«Не вдаваясь в подробности, это такое дело, которое обычно считается противным».

Что за работа такая – неприятная, но добрая? Сантехник? Уборщик? Мусорщик? Вынос памперсов? Но на такой работе вряд ли встретишь много народу.

Тут он вспомнил, что сказал Дакерсу сегодня днем.

«А твой поступок – то, что делают маршалы – это акт милосердия».

Милосердие. Доброта. Помощь. Вдруг эта женщина – тоже маршал? Харт припомнил всех, кого знал, но не смог поверить, что кто-то из них написал это письмо. Хотя опять же, может быть, кто-то из них куда лучше, чем ему кажется – такие люди, которым в самом деле нравилось встречать всех этих охотников за сокровищами, которые приезжали и уезжали из Танрии, или хотя бы беззаветно влюбленных в жен мужчин и улыбчивых женщин вроде тех, о ком она говорила.

«Красивые улыбки мне тоже нравятся».

Харт знал, что он не улыбчив, а если и улыбался, результат едва ли можно было назвать красивым. Понравился бы он подруге или нет? Но опять же, эти письма давали ему повод для улыбки, пусть даже внутренней. Куда легче быть собой, когда ты – лишь бумага и чернила, когда она не всматривается в тебя, пытаясь догадаться, кому из бессмертных ты приходишься сыном, вместо того чтобы искать, каков ты сам.

Он снова перечитал постскриптум и вдруг позавидовал тортикам. Пришлось напомнить себе, что эта женщина может оказаться бабулей лет восьмидесяти с выжившим из ума дедом и полным домом кошек.

Воображение вновь захватила картинка обнаженной женщины в ванне – и какого хера эта женщина была так назойливо похожа на Мёрси Бердсолл? Он снова прогнал это изображение. Мало того, что приходится иметь с Мёрси дело за границами Танрии. Не хватало еще, чтобы она влезла в эту идеальную переписку, в эту дружбу, в то единственное настоящее и чистое, что у Харта было в жизни.

Дакерс всхрапнул во сне, лицо его в свете костра выглядело совсем нежным и юным. Харт вспомнил, как парень держался весь день – сначала с шерстяными браконьерами, потом с бродягой. Он перепугался, но не медлил. Еще он показал, что способен обдумывать свои решения и рассуждать, верно он поступил или нет. Для маршала такая рассудительность была хорошим качеством – да и вообще для кого угодно; и Харт вдруг понял, что эти письма – не единственная перемена к лучшему в жизни в последнее время.

«Кто этот человек или люди? Какие они?»