Мы с Джорджианой собираемся уходить спустя несколько часов замеров и лекций про пайетки и атлас, когда в ателье заходит Дороти Дэндридж. Дружелюбно с нами поздоровавшись, она рассказывает, что прилетела с Западного побережья на фотосессию.

Она такая милашка, никому не желает зла, но сегодня ей не стоило делиться своим мнением о клубе «Мокамбо».

– Это возмутительно, что мне довелось выступить на Сансет-стрип раньше тебя. Ты ведь королева джаза.

– Да, это несправедливо. – Надеюсь, за вежливой улыбкой не видно моих сжатых зубов.

Я чувствую на себе взгляд Джорджианы и смотрю в ее сторону, чтобы подтвердить свою догадку. Джорджиана приподнимает бровь, предупреждая меня суровым изгибом губ.

Разозлившись, я порой начинаю нарываться на неприятности. Меня так и подмывает спросить мисс Дэндридж, не считает ли она, что попасть в «Мокамбо» ей помогли точеная фигурка, сравнительно светлый оттенок кожи и соблазнительные губы.

Джорджиана вдруг возникает рядом со мной, извиняется за то, что нам пора, и подталкивает меня к двери.

Обменявшись с Дороти мимолетной улыбкой, еще более торопливыми объятиями и помахав ей на прощание, мы с Джорджианой выходим на улицу и направляемся к лимузину.

– Вот поэтому у тебя так мало друзей, Элла.

– Я ничего не говорила.

– Еще как говорила. Все, что ты хотела сказать, было написано у тебя на лице.

Я морщу нос. Не то чтобы Джорджиана ошибалась, но некоторые вещи изменить нельзя. Так что я на нее не смотрю. Я иду, опустив голову, и считаю трещины на асфальте, пока мы не садимся в машину.

Всё о Еве
Мэрилин

1952 год

Машина ждет на улице, и Мэрилин почти готова к выходу.

Она берет тюбик красной помады Max Factor оттенка «коралловое сияние», красит губы так, как делала с тринадцати лет, и наносит тушь на длинные ресницы. Преображение никогда не занимало много времени, что тогда, что сейчас. Становясь Мэрилин, Норма Джин заставляет мужчин тяжело дышать, высунув язык, как волки, а женщин – шипеть, как змеи.

На ее жемчужно-белых зубах остается пятно от помады. Она промакивает губы салфеткой, потом посылает своему отражению воздушный поцелуй и громко чмокает, заставляя саму себя захихикать.

– Я Мэрилин Монро. – Имя чувственно стекает с ее рубиновых губ, будто подтаявший шоколад или дорогое шампанское. Такое имя сложно забыть, по крайней мере сейчас. Все думали, что она нашла свое место под солнцем. Но ради каждой роли, даже самой незначительной, ей приходилось долго сражаться в тени.

Раньше – на протяжении нескольких лет – она была голодающей актрисой, которая плакала в своей съемной комнатушке после того, как не один и не два, а целая толпа циников говорили ей, что она недостаточно фотогенична, недостаточно талантлива.

Что ее слишком легко забыть.

Ее оценивали, снабжали ярлыком и откладывали в сторону. Засовывали ее новую личность в ту же коробку, что и старую, будто между ними нет никакой разницы. В те дни ей бывало одиноко. Совсем как тогда, когда она жила в сиротском приюте или подобно многим другим детям, оставшимся без надзора, прислуживала своим опекунам.

Там про нее тоже позабыли.

А потом что-то случилось. Немного внимания – и не того, о котором мечтают большинство девушек, плохого внимания, – и теперь она может хоть каждый день есть филе-миньон. Но для этого ей нужно спрятать Норму Джин подальше. Нужно держать свою настоящую сущность в тайне.

Мэрилин берет с обувной стойки белые туфли на десятисантиметровых шпильках и надевает. Они идеально подходят к ее облегающему белому платью.

Эта женщина – Мэрилин – должна оставаться той, кого все вожделеют. Платиновая блондинка с блестящими локонами. Приоткрытые губы и заразительный хрипловатый смех. Широко распахнутые, невинные, влекущие голубые глаза. Фигура, ноги, грудь. Маникюр и педикюр. Шелковистая кожа. Идеальная секс-бомба, даже если она никогда не окажется в постели ни с кем из этих мужчин.

Волки получают пять за старание, но двойку – за все остальное. Проходимцы.

Последний взгляд в зеркало. Она выглядит безупречно.

Даже сидя в воображаемой коробке, Норма Джин никуда не девается – она цепляется за край, заглядывает в щель между слоями картона и ждет того дня, того часа, когда она сможет выбраться и немного побыть собой. Тех часов, когда она ляжет и будет читать книгу, чтобы узнать что-то новое. Тех минут, когда бремя чужой жизни ненадолго спадет с ее плеч, стечет, подобно воде после горячей ванны с эфирным маслами, и она останется стоять нагой и чистой.

Но, может быть, она и не хочет быть Нормой Джин. В той девочке столько печали. Прошлое въелось в нее до мозга костей, прочертило карту из множества сожалений. Ну а Мэрилин может взять лучшее, что в ней есть, придумать новое – и вуаля, вот она.

Ее все желают. Другие женщины хотят ею стать. Мужчины хотят заниматься с ней любовью. Она – кумир для девочек, которые учатся красить губы, а постеры с ней висят на стене у мальчиков, которые едва испытали влечение.

Мэрилин берет сумку, открывает застежку, чтобы заглянуть внутрь, кладет помаду и снова закрывает.

Норма Джин была мечтательницей. Она представляла себя звездой с тех самых пор, как навестила на работе мать, разрезавшую кинопленку. От щелчка камеры фотографа на авиационном заводе, где она вносила свой вклад в победу, до первой эпизодической роли. Маленькие детали, постепенно складывавшиеся в единую картину. Никто не посмеет сказать, что успех дался ей легко. Она подлизывалась к важным шишкам, смеялась над их сальными шуточками, отстранялась от их прикосновений. Череда отказов проложила путь к заветному «да», в котором она нуждалась. К осознанию, что она не просто Норма Джин, очередная пустоголовая блондинка, мечтающая пробиться в Голливуде.

Мэрилин еще раз пшикает на себя Chanel № 5 и идет к выходу. Со столика у дверей она берет конверт с адресом Эллы Фицджеральд. Это уже третье письмо ей.

Мэрилин обожает музыку. Вот бы она умела петь получше! Когда она распевает у себя в гостиной любимые песни, написанные Эллой, Билли, Дорис и Сэмми Дэвисом – младшим, с которым у нее как-то раз завязалась интрижка, – ее голос звучит не так уж и плохо. Но перед зрителями она каждый раз начинает пищать, вновь проявляется заикание, от которого она так долго избавлялась, и Мэрилин отходит на второй план. Ее вновь сменяет Норма Джин.

Но недавно ей предложили роль в новом фильме – «Джентльмены предпочитают блондинок». Это комедийный мюзикл, от которого зависит ее карьера. Мэрилин хочет спеть безупречно. И ей это под силу. Она справится, если ей поможет кто-то вроде Эллы Фицджеральд.

Дорогая мисс Фицджеральд,

А-Тискет, А-Таскет^[6],

пусть день к вам будет ласков…

* * *

Мэрилин улыбается репортерам, выходя из студии NBC после записи эпизода «Текст заявления», сольного выступления из серии «Театр голливудских звезд». Она машет рукой, не глядя ни на кого конкретно, так, чтобы каждый решил, что жест адресован именно ему. Она прекрасно умеет работать на публику.

Мэрилин нервничала перед выступлением на радио в прямом эфире. На съемках фильма можно сделать сколько угодно дублей, пока сцена не выйдет идеальной. Если Мэрилин забудет реплику или начнет заикаться от волнения, всегда можно начать заново. Но прямой эфир? В нем нет права на ошибку. Она слушала интервью с Эллой, но та, как ни странно, говорит с репортерами очень скованно, даже обсуждая музыку. В основном ее интервью научили Мэрилин, чего делать не стоит.

И все же Мэрилин отлично справилась. Скоро все узнают, что она не только превосходно играет в фильмах, но и на радио выступает не хуже.

– Мэрилин! Мэрилин! – перекрикивают друг друга репортеры, как голодные боровы.

– Большое вам спасибо, – говорит она, направляясь к такси, которое увезет ее домой.

– Мэрилин, это правда, что ты встречаешься с Джо Ди Маджо? – Этот вопрос заставляет ее на миг замереть. Перед глазами у нее встает образ высокого, очаровательного бейсболиста, в которого она по-настоящему влюбилась.

– Он чудесный человек и, говорят, играет тоже неплохо, – игриво отвечает она. На их первом свидании она понятия не имела, кто он такой.

Новости о том, что он знаменит, застали ее врасплох. Джо посмеялся и сказал ей, что это очень мило.

Вот бы Джо был здесь, чтобы отметить ее успех. Но он уже вернулся в Нью-Йорк.

– Мэрилин, ты не собираешься к Джо в Нью-Йорк?

Она очень любит Нью-Йорк. Особенно Бруклин. Ей вспоминается Бруклинский мост – самый удивительный мост, который она видела, с поразительной историей.

– Сейчас мне нужно готовиться к съемкам в Лос-Анджелесе. Может быть, загляну на следующей неделе, когда буду открывать конкурс красоты «Мисс Америка» в Нью-Джерси. – Она в восторге от платья, которое ей сшили для этого мероприятия. Такое стильное и сексуальное – в самый раз для Мэрилин Монро. В нем она чувствует себя красоткой.

– Если бы ты участвовала в конкурсе, то затмила бы всех.

Мэрилин смотрит в сторону, откуда раздался голос:

– Как мило с вашей стороны.

– Когда Ди Маджо приедет тебя навестить?

– Ох, я понятия не имею. – Они просто хотят отметить нужный день в своих календарях, чтобы за ней проследить. – Боюсь, менеджер просто так его не отпустит. – Она одаряет репортеров сияющей улыбкой, и ей отвечают вспышками камер.

– Мэрилин, Джейн Расселл получит за ваш следующий фильм намного больше тебя. Что ты об этом думаешь? – Такого вопроса Мэрилин не ожидала. На миг она теряет дар речи.

Она не в курсе, сколько зарабатывает Джейн. Кто-то выкрикивает цифру. Если это правда, Джейн действительно платят намного больше, чем ей. Мэрилин кажется, будто ее ударили обухом по голове.

После первой встречи Мэрилин решила, что ее партнерша по съемочной площадке весьма очаровательна. Джейн напоминает настоящую амазонку своей точеной фигурой, блестящими каштановыми волосами и выразительными карими глазами. Во время первой читки Джейн вела себя так дружелюбно, почти как старшая сестра. Готовясь к съемкам, Мэрилин много занималась со своей преподавательницей актерского мастерства, Наташей. А благодаря Джейн с ее спокойным голосом и изящными манерами каждая сцена выходила безупречной.

Пока все эти мысли стремительно проносятся у нее в голове, Мэрилин сохраняет хладнокровие и ни на миг не перестает улыбаться. Но в глубине души она в ярости.

– Джейн очаровательна. Я счастлива, что буду работать вместе с ней. – Мэрилин не покажет им, что выбита из колеи. Репортеры сказали это лишь затем, чтобы ее спровоцировать. Они всегда хотят ее спровоцировать. Скандалы поднимают продажи не хуже, чем секс.

Ее сердцебиение учащается. Пора уезжать.

Мэрилин посылает в толпу воздушный поцелуй и садится в такси, на мгновение прижимая ладони к прохладному кожаному сидению. Потом машет репортерам, которые обступают машину, пытаясь заглянуть внутрь. Боровы превратились в стервятников, старающихся урвать себе кусочек мертвой туши.

Приехав домой, она по-прежнему думает про Джейн и репортеров. В почтовом ящике ее ждет конверт со знакомым ярлыком для обратной отправки. Она писала Элле уже несколько раз, но ответ пришел впервые.

Элла Фицджеральд.

Мэрилин улыбается и торопливо вскрывает конверт, едва дойдя до входной двери. Внутри ее ждет написанное от руки короткое послание:

Дорогая Мэрилин,

в упорстве вам не откажешь.

Мэрилин несколько раз перечитывает письмо от кузины Эллы, Джорджианы, которая, если верить постскриптуму, написала ей от имени мисс Фицджеральд.

Письмо – очень сокровенная вещь. Поэтому Мэрилин все время пишет что-то в дневнике. Это помогает ей понять, кто она на самом деле, и разобраться в мешанине собственных мыслей.

В письмах Элле она раскрывает свой внутренний мир в надежде, что Элла доверится ей и ответит. Мэрилин – та еще оптимистка.

Дорогая Элла,