Внезапный звук приближающихся шагов отрывает нас друг от друга. Ее пальцы впиваются в тонкую цепочку на ее шее.

Я отстраняюсь, мысленно себя проклиная. Зачем я трогал ее посреди коридора?

Зачем вообще начал?

Сара права. Нам бы не удалось избежать катастрофы, прознай кто-нибудь об этой интрижке. Мой брат не упустит случая взять меня под стражу и предать смерти. Конечно, он бы не смог убить меня – я бы исчез прежде, чем он успел бы объявить о суде, – однако побег в Тенистые земли никаким образом не помог бы мне добиться поставленных целей.

Гнев пронизывает меня, как ураганный ветер. Я окидываю взглядом леди Битро: «Она что, нарочно меня околдовывает?»

– Может хватит на меня таращиться? – шипит она.

– Следи за языком, – огрызаюсь я. – Ты с принцем разговариваешь.

Сара кривит губы:

– Ты точно сумасшедший.

Я стискиваю зубы, раздражение царапает мне нутро.

– Ваше высочество, – от каменных стен отражается низкий бас. К нам направляется королевский стражник. Он останавливается рядом и отвешивает поклон.

– Что-то нужно? – шиплю я ему.

Его взгляд мечется между нами:

– Я помешал?

Меня распирает от раздражения, но прежде чем я успеваю ему нахамить, леди Битро выходит вперед. Ее энергия в мгновение ока превращается в нечто более грозное. В нечто более царственное.

Ее голова высоко поднята, спина ровная – она выглядит как королева, которой ей предстоит стать.

– Кто ты такой, чтобы допрашивать принца?

Член пульсирует с такой силой, что мне приходится сдерживать стон.

Глаза стражника сужаются, и он показывает на свою грудь:

– Я командир королевской армии.

– А она твоя новая королева, – отчеканиваю я, встав перед Сарой.

Страж поглядывает то на меня, то на нее, и только тогда до меня вдруг доходит, что он, скорее всего, видел больше, чем я подумал.

Я отряхиваю рукав черной туники, досадуя, что приходится выкраивать время на решение этого недоразумения.

– Как твое имя?

– Энтони.

– Энтони, – улыбаюсь я. – Тебя кто-нибудь ожидает?

Тот качает головой; в его глазах, подобно желтым языкам пламени, бушует осторожность.

– Вот и замечательно. Тогда ты пойдешь со мной. Я как раз собирался поговорить с одним из стражников о неотложном деле. Это касается безопасности. – Я склоняю голову в сторону леди Битро: – Миледи, надеюсь, вы найдете дорогу к моему брату?

Сара смотрит на меня так долго, что я начинаю понимать: она знает, что я собираюсь сделать. При этом я рассчитываю, что она вмешается и предотвратит инцидент, как поступил бы любой другой.

Но она лишь делает легкий реверанс, не отрывая от меня взгляда:

– Ваше высочество.

А потом уходит.

Глава 12

ТРИСТАН

До сих пор не перестаю удивляться, как легко обрывается жизнь человека.

В юном возрасте я никогда не испытывал привязанности – чувства, настолько свойственного другим детям. Да и вообще, за все годы моего существования меня затронуло лишь одно событие – смерть единственного дорогого мне человека.

На остальных мне наплевать – пусть горят в аду.

Но зато я всегда осознавал свою неординарность. Умнее ли я большинства? Безусловно. Подхожу ли на роль правителя? Бесспорно.

Оказавшись на задворках общества без возможности оттуда выбраться, начинаешь замечать то, чего не видно со сцены, где ты выступаешь в роли марионетки.

Например, что большинство людей – имбецилы.

Для них важно лицо. И если это лицо красиво, то они готовы слепо ему доверять. Этим, полагаю, и объясняется популярность моего братца. Он не отличается обаянием, у него нет ни мозгов, ни чувства юмора. Но зато он внешне привлекателен, плюс он всю жизнь был коронованным принцем. А для большинства этого достаточно.

Несмотря на то, что Майкл добился успеха лишь в унижении окружающих, людям часто хочется верить, что индивиды, вознесенные на пьедестал, достойны занимать это место.

Вот только для подчинения других мускулами обладать совсем не обязательно.

Истинная сила кроется в искусстве владения энергией. В умении отказываться от роли марионетки, которая танцует по велению других. В стремлении быть кукловодом, дергающим за все ниточки. Этому научил меня Майкл, который вместе со своей сворой потешался надо мной, тыкал лицом в землю и твердил, что я не стою даже той грязи, что забилась мне в раны.

Изо дня в день они отбирали у меня силу.

И лишь спустя много лет я научился ее возвращать. А после смерти отца мне и вовсе захотелось ей овладеть.

В груди селится неприятное чувство – я отгоняю дурные мысли и переключаюсь на стражника, с которым мы идем в подземелья. Я кладу руку на его плечо – он оглядывается. Его нервы накалены до такой степени, что я чувствую их запах в потоке воздуха.

Махнув рукой, я приглашаю его к узкой лестнице.

– Так это внизу, сэр? Это там проблемы? – дрожит его голос.

– А что, ты испугался? – посмеиваюсь я. – Неужели я привел бы тебя в подземелья по какой-то другой причине? Что за недоверие?!

Мужчина качает головой.

– Нет-нет, что вы, просто… это не совсем зона моей ответственности.

– Твоя зона там, где я прикажу.

Стражник сглатывает, его глаза округляются:

– Конечно.

Мы продолжаем идти: он спереди, я – сзади. Наши шаги гулко отдаются от темных стен и бетонных ступеней. Здесь сыро, пахнет плесенью и унынием, хотя в камерах уже не осталось гниющих заключенных. Где-то в стороне из канализации капает вода, и больше ничего, кроме тяжелого дыхания стражника, здесь не слышно.

Его явное замешательство приводит меня в восторг.

Стражник оглядывается – я в ответ натужно улыбаюсь, киваю в сторону последней камеры и иду к стене, где висят большие скелетные ключи, отпирающие железные двери.

– Нам туда.

Я шагаю к дальней камере слева, вставляю ключ в скважину и с щелчком отпираю замок. Скрипучая дверь распахивается, и я приглашаю мужчину войти.

Но стражник лишь горделиво вскидывает подбородок:

– Послушайте, я ведь не плотник. Думаю, вам нужен…

Подойдя к нему вплотную, я толкаю его в плечи металлическим ключом, точно скот, ведомый на убой. И только когда он оказывается в камере, я отбрасываю всякое притворство и громко захлопываю за нами дверь – с такой силой, что от бетонных стен отзывается эхо.

Стражник пытается вернуться к двери.

– Ваше высочество? Я…

Потянувшись к уху, я достаю самокрутку, вытаскиваю из кармана спички и чиркаю о коробок. При виде пламени все мое нутро наполняется удовольствием.

– Энтони. – Поднеся к губам сигарету, я прикуриваю и окидываю его взглядом от пальцев ног и до белокурой макушки. Его внешний вид соответствует званию командира: черно-золотая форма смотрится эффектно, в центре груди красуется лев – герб Глории Терры. – Энтони, – повторяю я, – неужели ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы спутать плотника с членом королевской армии?

Тот поджимает губы:

– Нет, просто…

– Впредь ты будешь обращаться ко мне должным образом. Ваше высочество. Хозяин. – Я беру паузу. – Или мой повелитель, если тебе так угодно.

Тот замирает: он наверняка распознал нотки гнева, сквозящие в моем тоне.

– П-повелитель? – переспрашивает он.

– А ты не согласен? – Вздернув подбородок, я выпускаю в воздух струйку дыма, после чего направляюсь к нему. – Что ж, у меня есть и другой вариант. Обычно его используют аристократы низшего сословия, но в данном случае он как никогда кстати. Спаситель.

Я подхожу вплотную.

Стражник отступает, тянется к бедру и выхватывает оружие, но его движения неуклюжи и резки, и прежде чем он успевает навести пистолет, я обхватываю пальцами его запястье и выкручиваю руку. Энтони вскрикивает, роняя оружие на бетонный пол. Я же продолжаю давить, пока его сопротивление не ослабевает и пальцы не становятся вялыми, как бесполезный кусок мяса.

– Знаешь, что я выяснил? Большинство людей перед смертью молятся о том, чтобы найти своего спасителя, – продолжаю я, понизив голос до шепота. – И я готов им стать.

Хотя освещение в подземельях тусклое, маленькие лампы, расположенные снаружи камеры, все равно освещают камеры через окошко в железной двери. Я вижу, как приглушенный свет поблескивает в слезах, стекающих по его лицу.

– П-пожалуйста, ваше в-высочество, – заикается он.

– Ай-ай-ай. – Я снова надавливаю на запястье, вынуждая его застонать. – Сначала склонись передо мной, Энтони, командующий королевской армией.

Тот падает как мешок с картошкой. Его плечи поднимаются и опускаются вместе с рыданиями.

Глядя, как он корчится возле моих ног, я подношу сигарету ко рту и снова затягиваюсь, наслаждаясь легким головокружением.

Я пинаю ногой пистолет, отбрасывая его подальше, а потом обхожу содрогающееся тело мужчины.

– Довольно слаб для командира? – спрашиваю я. – А знаешь, я ведь отпущу тебя, если ты расскажешь, что видел в том коридоре.

– Ничего, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы. – Я ничего не видел.

Я посмеиваюсь, стоя у него за спиной.

– Я тебе не верю. Даже у стен есть глаза и уши.

– Клянусь, я…

– В глубинах наших лесов стоит заброшенная хижина. Когда я был мальчишкой, я частенько туда сбегал. Ты знал об этом?

Дыхание стражника становится прерывистым, но он молчит.

Тогда я хватаю его за затылок и резким движением запрокидываю голову лицом к потолку. Дым от сигареты вьется между моими пальцами, окутывая его голову.

– Отвечай на вопрос.

Он стискивает зубы:

– Нет, я не знал…

– Еще бы. Никто не знал. Всем было настолько плевать на маленького принца Тристана, что они даже не задумывались, где я находился и чем занимался.

Я толкаю стражника на пол – тот падает всем своим весом на сломанное запястье и со стоном подносит к груди обмякшие пальцы.

– Наши туннели ведут к этому дому. Скажи, это ведь неспроста?

Задрав голову, я жду ответа, но кроме всхлипов он ничего не произносит. Бурлящее раздражение сковывает мои мышцы.

Я понижаю голос:

– Мне кажется, или я просил отвечать на вопросы, Энтони?

– Да-да, это неспроста! – Его голос надламывается. Очевидный страх, сквозящий в его тоне, провоцирует меня на улыбку.

– Часами напролет я сидел в этой хижине. Обычно я брал с собой этюдник и рисовал до онемения пальцев. Это было единственное спокойное место, где я мог спрятаться от издевательств. – Я приседаю, хватаю его за плечи и сажаю ровно. – И мне разрешали убегать, хотя все прекрасно видели, что на самом деле творилось. Просто им было плевать. – Я пожимаю плечами. – Или они думали, что одиночество поможет моему «хрупкому душевному состоянию».

От воспоминаний меня начинает мутить.

Я затягиваюсь.

– Но некоторых людей невозможно спасти. А тебя, Энтони, можно? – Дым сочится у меня изо рта.

Стражник кивает.

– Все так говорят. – Я кладу пальцы на впадину между его ключицами. – Если я надавлю, ты упадешь и начнешь задыхаться – правда, через несколько мгновений тебя отпустит. А ты знаешь, каково это – задыхаться несколько часов подряд?

– Нет, – хнычет он.

– Могу показать, если хочешь. – Я выдерживаю паузу. – Или ты можешь признаться мне и надеяться, что я стану твоим спасителем.

Его глаза сужаются, но даже сквозь боль в них сквозит непокорность:

– Ты не спаситель. Ты просто обезображенный выродок.

На меня обрушивается волна ярости, и прежде чем я успеваю опомниться, уже бью его в челюсть. Звук удара перстней о кость разносится по бетонной комнате.