Бегу вперед, ищу на дверях хоть что–то, намекающее на черный выход. Коридор нескончаемый.

Торможу возле двери со значком дамской комнаты, забегаю туда. Лицо горит, в горле сушняк. Бросаюсь к раковине. Мою руки, лицо. Набираю полные ладони ледяной воды, жадно глотаю, не могу напиться.

– Попалась, птичка, – раздается сзади.

Резко разворачиваюсь.

Тимурчик.

– Это дамская комната, – лепечу, с ужасом наблюдая, как он приближается.

Один уголок его губ вздернут вверх. Липкий взгляд, скользящий по моему телу, не предвещает ничего хорошего.

– Я в курсе. Здорово, да?

– Что тебе нужно?

– А ты как думаешь?

– Деньги? – наивно предполагаю, что обдолбышу больше и не надо. – У меня есть. На карте. Я переведу сколько нужно. Номер скажи, – цепляюсь за сумочку, где лежит телефон. Вот только позвонить пока возможности нет.

– Денег я тебе сам могу забашлять, – Тимур сократил между нами расстояние до неприличия.

Почти размазал меня по стене. Не оставил между нами места.

Господи, только не это!

– Я буду кричать, – предупреждаю сиплым голосом, вжимаясь спиной и затылком в холодный кафель. Вытягиваюсь в струну, поднимаюсь на цыпочки. Как будто это спасет.

– Будешь. Потом. А сейчас мы будем просто целоваться.

Просто целоваться? Просто? Целоваться?

– Будешь хорошей девочкой, отпущу. Но сначала поцелуй.

Зажмуриваюсь, замирая.

– Не–ет, – дышит мне в лицо пряным жаром. – Ты обнимаешь меня, целуешь. И если мне нравится твой поцелуй, мы расходимся.

– Только поцелуй? – слабо соображаю, не понимаю, врет Тимур или нет.

– Мгм. Смотришь на меня. Обнимаешь. Целуешь. Как любимого.

Поцелуй – это лучше, чем быть изнасилованной. Потерплю. Потом вымою рот с мылом. Лишь бы выбраться отсюда.

И больше никогда! Ни за что!

Молиться буду, чтобы Лёня не узнал!

Открываю глаза. Тимур чуть–чуть выше меня. Черты лица расплываются. Пятьдесят грамм водки, а меня развезло, будто я выпила как минимум стакан.

Выбираю точку на его лице – чуть пониже переносицы. Фокусирую взгляд на ней. Кладу руки ему на плечи. Сделав большой глоток воздуха и задержав дыхание, прижимаюсь губами к его губам.

Тимур вжимает мою голову в стену, толкает в меня скользкий противный язык. Не позволяя пошевелиться, дает волю рукам. Шарит по бедрам, задирает вверх платье. Толкается в меня бедрами.

Эй, мы так не договаривались!

Извиваюсь, возмущенно мычу, пытаясь освободиться. Бесполезно. Только еще больше раззадориваю мерзавца. Но я не сдамся! До последнего буду сопротивляться! Сколько смогу!

Кто–то демонстративно стучит в открытую дверь. Тук. Тук–тук. Тук. Как пароль.

Мы на виду! – с ужасом понимаю.

Тимур опускает руки, отступает, шкодливо улыбаясь. Вытирает губы тыльной стороной ладони.

В проеме стоит некто большой, в темном. Кажется, это Джокер. Мутно перед глазами.

Быстро одергиваю платье вниз и несусь мимо Тимура и этой темной фигуры прочь из туалета.

Никто из них меня не останавливает.

Не помню, как нашла выход. На стоянке у клуба увидела машину с шашечками, юркнула внутрь, на заднее сиденье, назвала адрес.

Почти вся дорога стерлась из памяти. Перед глазами мелькали только постыдные кадры из клуба. Нутро сводило от ужаса, что муж узнает.

К счастью, Леонида дома еще нет.

Сорвала с себя платье, бросила его в стиральную машину с двумя капсулами моющего средства, запустила самый долгий режим стирки.

И встала под душ с единственным желанием – стереть сегодняшний вечер и этих типов из памяти. С остервенением тру кожу мочалкой, пока не становлюсь похожей на молочного поросенка. Три раза подряд чищу зубы и язык.

Так паршиво я еще себя не чувствовала.

Что я скажу Лёне? Ему хватит одного взгляда на меня, чтобы понять, что со мной что–то случилось. Что–то, что ему не понравится. А я не смогу убедительно соврать.

Лёня вернулся домой поздно ночью и нетрезв. Я сплю, точнее, делаю вид, что сплю. Муж, раздевшись, плюхнулся на свою половину и вскоре засопел.

Боже, спасибо!

Время на моей стороне, а утром… утром я придумаю как все рассказать мужу.

До утра прокручиваю в гудящей голове все, что произошло в клубе. Поминутно. Посекундно.

Измены же как таковой не было? Не было. Поцелуй был вынужденным. Меня заставили. Никто не видел это бесстыдство, кроме Джокера. Кто я такая, они не знают. Даже имени моего не спросили.

Наверняка после моего побега нашли себе более сговорчивую девчонку. Пьяные, обкуренные, они вряд ли вспомнят на утро меня.

Проанализировав все это на несколько раз и под разными углами, прихожу к выводу, что совесть моя перед мужем чиста. Не стоит ему знать о моем ночном приключении.

.

А теперь смотрю на веер фотографий передо мной. На них я целуюсь с тем самым парнем, Тимуром. Его лица не видно, только затылок. А мое – на некоторых фотографиях крупным планом. Мои пальцы обнимают его за шею. Его – задрали мое платье практически до талии. Трусики видно.

И выражение лица у меня такое, будто мне нравится!

5. Начало конца

Лёня ушел из дома. Молча. В ночь.

Не сказав, когда будет. Куда идет. Где будет ночевать.

Не дал объясниться. Не выслушал.

Ударил…

И даже после этого не спросил, как я и не нужна ли мне помощь. Не попросил прощения за пощечину.

Хлопнул дверью так, что посуда во всех шкафах зазвенела, люстра на потолке качнулась, а сердце мое испуганно подпрыгнуло к горлу и рухнуло вниз.

Еще один удар.

В глазах супруга я изменщица. Меня передергивает от брезгливости на его лице. Ощущение, что я до сих пор грязная после прикосновений чужого мужчины. Этот позор не смылся и виден окружающим.

Ноющей щеки больно касаться. Она горит как от ожога.

Заплетающимися ногами телепаю на кухню, достаю из морозилки лед. Положив горсть кубиков в пакет, прикладываю его к щеке.

Ш–ш–ш. Как больно.

Осматриваю помещение. Лёня не стал ужинать. Не притронулся к эклерам, он их так любит, особенно вот эти, готовые, с кремом, политые сверху шоколадом.

Убираю их в холодильник. Те, что недоделанные, выбрасываю в мусорное ведро. Не до них мне.

Мозг взрывается от вопросов.

Откуда у моего мужа эти фотографии? Кто их сделал? Джокер? Зачем? Мы с ним не знакомы и раньше никогда не пересекались. Месть? Кому, за что? Я никому ничего плохого не сделала.

Или это заказ от конкурентов и завистников Лёни? За мной следили?

Ответов ни на один из вопросов нет.

Как долго будет бунтовать Лёня? Сможет ли поверить? Я никогда не давала повода для ревности, на других мужчин не заглядывалась. Мой муж – первый мужчина и последний. Любимый. Никто, кроме него, не нужен. Он же знает об этом! Почему усомнился?

Вот почему! Мой взгляд опять падает на фотографии. Они везде. Их так много, что кажется, они попадаются на каждом шагу.

Но ведь это неправда!

Леня ушел из дома, а мне дышать нечем без него. Пусть бы он злился, кричал, бил посуду, но он был бы со мной! Мой!

Какая семья без скандалов? Я бы ему простила пощечину. Не сразу, но простила. Потому что люблю его больше жизни.

Потом, когда он бы выслушал меня, извинился, мы бы помирились. Жарко, долго. Чтобы ноги гудели и дрожали еще дня три после.

Но Лёня ушел. Не стал слушать.

И я растеряна и не знаю, что делать. Скорее бы закончился этот ужасный день. Уверена, муж скоро вернется и все наладится. Он остынет, выслушает, поймет, что я ни в чем не виновата. Он же меня любит, а если любит – простит!

Простит, что сразу не рассказала о походе в клуб, о безалкогольном коктейле, насильно влитой стопке водки и вынужденном поцелуе с незнакомым парнем.

Может быть, когда–нибудь даже посмеемся над этой историей.

Меня морозит то ли от нервов, то ли дома действительно прохладно.

Переодеваюсь в теплую пижаму вместо шелковой сорочки. Ложусь в кровать. С головой укрываюсь одеялом, сворачиваюсь калачиком. Левая щека болезненно ноет. Меня потряхивает.

Хочу уснуть, а когда проснусь – чтобы все оказалось сном. И утром мы были бы снова счастливой семьей! Вместе!

За окном глубокая ночь. Сна нет.

Проверяю телефон. Экран показывает половину второго. Ни звонков, ни сообщений.

Пишу мужу сама:

«Леня, ты где? Я волнуюсь, жду тебя. Пожалуйста, вернись, нам нужно поговорить, я все объясню. Просто поверь, я ни в чем не виновата. Я тебе не изменяла. Я люблю тебя»

Нажимаю отправить и жду, жду ответа. Сообщение доставлено, прочитано.

Терроризирую экран. Но заветного карандашика и мелкой записи «Любимый пишет…» нет ни через минуту, ни через десять. И даже час спустя ничего не происходит.

Подушка мокрая от слез. Кожу щиплет от соли.

Ощущение безысходности затапливает с головой, стоит закрыть глаза и ненадолго провалиться в беспокойный сон.

Среди ночи подскакиваю с вытаращенными глазами от того, что в груди не хватает воздуха. Больно под ребрами. И становится больнее от того, что вторая половина кровати пустая и холодная, а из приоткрытой двери спальни не горит свет. Мужа дома нет.

Я давно простила ему его эмоции, ругань, оскорбления, удар. Лишь бы пришел, вернулся домой. В семью. Ведь мы семья.

Счастливая!

У нас все наладится. Любовь победит все зло, что свалилось на наши головы. Нужно только поговорить, разобраться.

Где же ты, Лёнечка?

Утром встаю с больной и гудящей головой. Не выспалась, плюс ревела добрую часть ночи. Принимаю душ, одеваюсь в спортивные штаны и футболку, кутаюсь в вязаный кардиган. За окном пасмурно и сыро, прямо как у меня на душе.

Иду на кухню просто потому что надо. Есть не хочу, а вот попить нужно. Надеюсь, кофе немного взбодрит.

Кручу в руках телефон, задумчиво глядя через забрызганное дождем стекло на улицу. Все сливается в сплошную грязно–серо–зеленую массу. Именно такими мрачными цветами вырисовывается ситуация, в которой я сейчас варюсь.

Почему Лёня мне не ответил? Не позвонил.

Нет, я знаю почему, просто… Мне он так нужен!

Набираю его номер сама.

Два гудка. Три. Четыре.

Сбрасывает.

Еще злится.

А если бы мне подсунули подобные фотографии, где главное действующее лицо – мой муж, что бы делала я?

Мне было бы больно, да. Наверное, так же, как больно ему.

Но теперь я знаю, что все может быть подстроено.

Мне нужно доказать Лёне, что я ему не изменяла.

Надо найти тех парней из клуба – Тимура и Джокера. Поговорить начистоту, узнать кто мог все это подстроить.

Только…

Одна я туда идти боюсь.

Позову Леру и Юлю. В конце концов, из–за них я попала в неприятную ситуацию, из–за которой рушится мой брак.

6. Надо что–то делать

Все мое нутро против того, чтобы выносить сор из избы, но выхода у меня нет. Девочкам я должна рассказать о беде в семье и попросить помощи. Тем более, что от них мне нужно только сопровождение в тот клуб. Вдруг они знают в лицо тех двоих парней, что подставили меня перед мужем? Это облегчит поиски, а если нет – того же Джокера могут знать официанты или кто–то, кто часто там бывает.

Набираю Леру. Слушаю долгие гудки, а потом механический голос «Перезвоните позднее или оставьте голосовое сообщение». Сбрасываю звонок.

Звоню Юле.

Подруга берет трубку почти сразу.

– Ксюха, привет! – начинает разговор первая.

Юлька всегда в хорошем настроении, в какое бы время суток ей не позвонили. Вот и сейчас я чувствую ее радостную улыбку и уголки губ сами ползут вверх. Я буквально на секунду забываю о своей проблеме. Ждановой невозможно ответить по–другому.

– Привет.

Я должна сейчас рассказать зачем и почему я звоню, но язык словно немеет. Улыбка сползает, а к горлу подступает комок, на глаза набегают слезы.

Вместо слов громко всхлипываю в трубку.