– Ксю, что случилось? Что с тобой? – подруга реагирует мгновенно.

– Юль, у меня в семье беда, – кое–как справляюсь со сжатым горлом.

– Что за беда? Муж умер?

– Нет–нет! – поспешно отвечаю, ужасаясь Юлиному предположению. И как подумать о таком могла? – Ты что! Он… он ушел.

– В смысле ушел? Куда ушел? Надолго?

– Я… я не зна–а–ю… – все–таки реву.

– А ну успокойся! – приказывает командирским голосом. – В магазин ушел и не вернулся или что?

Успокоиться трудно. Проговаривая вслух, снова окунаюсь во вчерашний кошмар. Даже щека опять начинает гореть и копчик ноет.

– Мы поссорились. Вчера. И он ушел. И до сих пор не вернулся, – перемежая фразы всхлипами, рассказываю.

– Так, я сейчас приеду!

– Нет, не надо, если Лёня придет, точнее, когда он придет, у нас будет серьезный разговор, лучше наедине.

– Тогда ты ко мне.

– Говорю же, мне нужно его дождаться.

– Ладно, давай подробности.

– Сейчас.

С прижатым плечом телефоном беру стакан, наливаю воды, пью маленькими глотками. Чувствую холодную жидкость, что бежит по пищеводу в пустой желудок. Это единственное, что я могу в себя влить. На еду у меня во время стресса отторжение, а кофе так и остался не сваренным.

Совсем раскисла, еще и голова начала болеть сильнее.

Ставлю телефон на громкую, чтобы зарядить кофемашину. И пока механически, чисто по мышечной памяти двигаюсь по кухне с приложенным холодным стаканом к виску, рассказываю Юле о результате нашего похода в клуб.

– Офиге–еть, – шокировано тянет подруга, что за время моего монолога не проронила ни слова. – Почему сразу нам все не рассказала?

– Как?! И зачем, Юль? Я же не знала, во что это все обернется.

– Слушай, твой Леонид, конечно, козел каких поискать. Не поверить собственной жене… Любимой!

И это я еще утаила, что Лёня меня ударил!

– Он… он не ожидал такого от меня, понимаешь? – оправдываю мужа. – Я будто ему нож в спину всадила… Ты представляешь, как это все выглядит в его глазах? Да я бы сама не поверила, поменяйся мы с Лёней местами.

Чур–чур–чур меня!

– Да уж. Ситуация… – сочувствующе вздыхает подруга.

– Юль, я хочу снова сходить в тот клуб, найти тех парней и…

– И? Что ты им скажешь? Придите ко мне в гости, расскажите моему мужу, что тебя шантажом заставили целоваться?

– Ну… я не знаю. А как тогда? Может быть, тот Джокер знает, кто нас фотографировал или он сам… Я хотя бы спрошу зачем и кто просил.

– А он тебе прям расскажет. Ну ты, Ксюха, и наивная, – подруга спускает меня с небес на землю.

– Я не знаю, что мне делать, Юль! – срываюсь опять в истерику.

– Тише, тише, родная. Блин… А если делать упор на то, что тебя опоили чем–то? Ну, типа не соображала, что делала, и все такое… Ты уверена, что тебе что–то подсыпали в стакан?

– Н–нет…

– Надо было сразу кровь сдать, чтобы узнать. Слушай, а ты же пила тот, что Лерка принесла? Хотя нет, эту версию сразу исключаем, она не могла дряни тебе насыпать.

Конечно Лера не могла! Я даже мысли такой не допускаю.

– Те двое заставили меня стопку водки выпить. Может и не подсыпали ничего, просто я алкоголь не пью, вот с одной стопки и повело. И без закуски. А вообще, какая разница что и сколько я пила? Фотографии – вот что меня волнует в первую очередь! Кто и зачем?

– Черт, нельзя было тебя одну оставлять. Ничего бы не случилось тогда. Ксюш, мне так жаль, честно…

– Угу.

А мне–то как жаль!

– А мы там с Леркой так зажгли, я думала, пол каблуками проткнем… Сто лет не танцевали… Когда вернулись за столик, так и подумали, что ты домой уехала, не стала нас ждать… – виноватым тоном оправдывается подруга. – Если бы мы знали, что так получится…

Если бы…

Мне так себя жаль, что впору снова зареветь, да глаза уже болят от слез, и голова раскалывается.

– Так что, Юль, сходишь со мной в тот клуб? Не сейчас. Я пока буду дома ждать Лёню. Мне нужно ему все объяснить. Если он поверит, то может и не придется искать Тимура и Джокера.

А еще не хочется светиться отеком и синяком на щеке. Стыдно. Пусть хотя бы отек сойдет, а синяк можно и тоналкой замазать.

– Все–таки хочешь найти тех отморозков? – осторожно спрашивает подруга. – Не боишься, что опять накинутся?

– У меня выхода нет, Юль, – в отчаянии заламываю руки. – У меня брак по швам трещит.

– Лерку надо с собой взять. Она у нас пробивная. Весь клуб на уши поставит и тебя в обиду не даст.

– Я ей звонила, не доступна. Позже еще позвоню.

– Ладно, держи меня в курсе когда, куда, чего. Ну и вообще… держись.

– Спасибо тебе, дорогая.

7. На выход

Отключаю звонок, проверяю мессенджеры в надежде, что Леонид как–то отреагирует на мои звонки и сообщения. Но в телефоне все безжизненно.

После разговора с Юлей стало чуть–чуть легче. Подруга мне верит, потому что знает, как я люблю своего мужа. Почему же муж мне не верит?

В груди разливается едкая горечь от мыслей, что Лёня во мне разочаровался.

Господи, зачем я пошла в тот клуб? Зачем вообще согласилась на встречу с девочками? Сидела бы дома, как обычно, пекла ватрушки, хранила наш семейный очаг.

Дура!

Как жаль, что нельзя отмотать назад и все исправить.

И как жаль, что нельзя попасть в будущее, когда весь этот кошмар закончится.

Я верю, что все у нас с Лёней наладится, надо только набраться терпения и пережить сложный этап в нашей жизни.

Пью кофе, не чувствуя вкуса. Прислушиваюсь к шорохам с улицы, ожидая услышать шаги любимого. Но за окном только шум ветра и дождя.

Готовлю обед. Лёня любит все свежее. Дважды есть одно и то же он не будет. Несвежее тоже.

После, закутавшись в плед, сижу на диване в гостиной, поджав под себя ноги.

Весь день.

Вечер.

Ночь.

С телефоном под боком.

.

– Ты еще здесь? – просыпаюсь от грубого толчка в плечо.

Раздираю ресницы, замечаю, что за окном светло. Я проспала на диване до позднего утра. Почти сутки. Засоня. Видимо, стресс и прошлая бессонная ночь «уложили» меня в спячку.

Молниеносно в памяти проносятся события последних дней, но муж передо мной вселяет надежду, что он вернулся и готов слушать и прощать.

– Лёня! – обрадовано подскакиваю, с досадой думая, что выгляжу, наверное, растрепанной и заспанной, и тут же падаю обратно, встретившись с его ледяным взглядом.

Наивно думала, что муж, проведя два дня вне дома, остынет, простит, выслушает.

Ничего в его лице не изменилось. Те же ненависть, холод, брезгливость.

Кутаюсь обратно в плед.

– У тебя десять минут, чтобы убраться из этого дома, – чеканит Игнатов.

Стоит перед диваном, широко расставив ноги, руки за спиной сцеплены в замок.

Чужой человек. Страшный. Опасный. В оболочке моего любимого мужа.

– В смысле? – непонимающе хлопаю глазами. О чем он говорит?

– Я подал на развод.

– Что ты сделал? – не верю своим ушам.

– Я. Подал. На развод.

Сжимаю голову обеими руками, отказываясь принимать действительность.

Это все сон. Плохой сон. Кошмар.

Глаза мгновенно наполняются слезами.

– Лёня, послушай…

Встаю с дивана, хочу положить руки на плечи мужа, чтобы говорить с ним глаза в глаза.

Он одним взглядом показывает, что не стоит этого делать.

– Лёня, – тороплюсь высказаться, пока он не перебивает, – я тебе уже говорила, ничего не было. Я тебе не изменяла. Этот парень заставил целовать его, иначе он бы меня изнасиловал. И кто–то сфотографировал нас. Поверь мне, пожалуйста. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Мне никто не нужен.

– Пять минут, – морщится как от зубной боли.

– Лёня! – вскрикиваю. – Да услышь же ты меня!

– Пошла. Вон! – жестко проговаривает.

– Да что с тобой случилось?

Толкаю его в каменную грудь ладонью, надеясь пробудить, привести в чувство. Заглядываю ему в лицо, пытаюсь поймать взгляд, ведь глаза – зеркало души. Мои глаза не врут!

Эту глыбу не сдвинуть. Любимые черты заострились, нос, кажется, стал длиннее и тоньше, придавая лицу орлиный вид. А взгляд…

ТАК Лёня на меня ни разу не смотрел. Брезгливо, будто я заразная.

– Почему не хочешь просто выслушать все от начала до конца?! – волна возмущения и отчаяния овладевают мной. – Ты же любишь меня, Лёня! И знаешь, что я люблю тебя, только тебя! Маленькая оплошность и все, за борт? Ты же не такой, – качаю головой. Как достучаться до него? – Я тебя знаю – ты добрый, чуткий, внимательный. Ты никогда не делал поспешных выводов, всегда проверял каждую мелочь. Почему сейчас не хочешь разобраться, любимый? Почему так просто вычеркиваешь меня из своей жизни?

Все тщетно. Его разум спит. Ни одна мышца на красивом лице не дрогнула. Лишь в глазах, глубоких, темно–синих, обрамленных густыми цвета молочного шоколада ресницами, появилось некое раздражение.

– Время вышло. На выход, – берет меня за локоть.

Вырываюсь.

– Ты… ты же знаешь, мне некуда идти, – теряю выдержку. Вот–вот сорвусь в истерику.

– Это больше не мои проблемы, Ксения, – ему как будто даже мое имя произносить неприятно. – Убирайся.

Хватанув воздуха, сквозь пелену в глазах несколько секунд молча смотрю на своего мужа.

Может быть, нам действительно нужно пожить какое–то время отдельно, только лучше бы ушел муж. Но он сейчас не готов обсуждать и этот вопрос тоже.

– Ладно, если ты так хочешь… я уйду, – голос дрожит, но я пытаюсь держать лицо перед этой бездушной машиной. – Только дай мне еще десять минут собрать вещи.

– У тебя было время. Ты им не воспользовалась.

– Что? – Губы сами растягиваются в улыбку – это смешно. – Ты хочешь сказать, что выгонишь меня в этом? – оттягиваю в стороны спортивные штаны на бедрах.

– Именно, – кивает.

– А знаешь что? – начинаю злиться на этого упрямого осла. – Это и мой дом тоже. У меня здесь столько же прав, сколько и у тебя. Не хочешь меня видеть – уходи сам. Где–то же ты ночевал две ночи подряд? А кстати, где ты ночевал?

Костюм тот же, что был на нем, а вот рубашка свежая, новая, не мной купленная. Но он мог и сам купить.

Муж закатывает глаза, будто я сказала какую–то чушь. И отвечать явно не собирается.

– Десять минут на сборы вещей. Потом выволоку за порог в этом, – кивает на мои штаны.

Непробиваемый!

Чурбан!

Это не тот человек, за которого я входила замуж!

Я уже сама хочу развода с ним! Это ж надо – чуть проблема в семье, вместо того, чтобы разбираться, слышать, слушать, он кардинально рубит все, что так старательно мы с ним строили.

8. Со стороны виднее

Понимаю, что конструктивного диалога с мужем не получится.

Хочет, чтобы я ушла?

Я уйду.

Как бы больно и обидно не было – уйду. У меня тоже гордость есть.

Надо же, пуп земли! Меня обвинил в измене, которой не было, а сам дома не ночевал. Две ночи!

Это я ему концерты закатывать должна, а не он!

Развернувшись, быстрым шагом иду в спальню.

С минуту стою посреди комнаты, не понимая что делать. Какие вещи брать? На сколько?

Судя по виду Леонида – навсегда.

Но я за то, чтобы сохранить семью. Муж одумается. Пусть не сразу, чуть позже, но это случится.

Достаю чемодан с антресолей, кладу его на кровать, открываю крышку. И начинаю кидать в него белье, какие–то платья, юбки, блузки, брюки. А еще куда–то надо положить обувь, косметику, украшения. Последних немного, но они мне дороги.

Напоследок окидываю супружескую спальню грустным взглядом, цепляясь за всякие мелочи.

Картины на стене. Стильный торшер. Ковер на полу с высоким мягким ворсом. Бра у изголовья кровати. Сама кровать с шелковым комплектом – это все я заказывала сама. Обустраивала нашу спальню, чтобы была уютной. Вила наше семейное гнездышко.