Когда солнце взойдет на западе (страница 4)

Страница 4

Когда-то Аямэ желала называть матерью Йоко. Еще в юном возрасте Кику отказалась от работы оммёдзи, хотя была от природы талантлива – даже без тренировок она могла призвать трех сикигами. А вот Йоко выбрала путь борьбы с демонами. Всю замужнюю жизнь она сопровождала Юти в каждом сражении. Боролась на равных с мужчинами, призывала пять сикигами и всегда стойко переносила ранения. Ей уже перевалило за пятьдесят, но все знали, что Йоко до сих пор способна за себя постоять и дать отпор любому, кто станет на ее пути.

Такая жизнь была для Аямэ ближе, чем убеждения матери, которая предпочитала следить за тем, чтобы ее кожа оставалась белой и гладкой, а тело пребывало в комфорте, для поддержания которого сама она не сделала ровным счетом ничего.

Споры продолжились. Йоко больше ничего не говорила, Аямэ вернулась к еде и игнорированию едких замечаний Рюити, лишь изредка поднимая глаза, чтобы следить за происходящим.

Рёта с завидным спокойствием опустошал чашу за чашей. Хитоси не отводил взгляд от блюд, практически не трогал саке, но съел уже почти все, что стояло на чабудае. Отец делал вид, будто понимает и слушает каждого, хотя в нарастающем шуме это было невозможно. Мать же восседала позади отца подобно императрице, коей себя, без сомнения, и считала. С момента, как она заняла свое место, Кику не сдвинулась ни на сун[35], сэйдза ее оставалась идеальной, а руки были чинно сложены на коленях. Совершенство, а не женщина.

Аямэ тут же наполнила еще одну пиалу саке и сразу ее осушила.

Разговор тем временем продолжался. Весьма быстро решив, что своих соклановцев необходимо оберегать, а потому на задания отправлять их следует в парах, а то и по три-четыре человека, но никак не поодиночке, старейшины и гости сменили тему.

Начались споры о том, кто в этом месяце потратился больше и сильнее опустошил казну, кого из близнецов назначить преемником в какую-то побочную ветвь клана, чьи представители даже не прибыли на собрание, как поздравить внука одного из старейшин, которого здесь тоже не наблюдалось, со вторым призванным сикигами… Собрание больше походило на рыночные сплетни. Аямэ отметила, что и эту традицию в клане следует убрать. Собираться ежемесячно для обсуждения настолько незначительных вещей, при этом тратя из общей казны немалые суммы на еду и выпивку? Абсолютно бессмысленное дело.

Время тянулось медленно. Хитоси откровенно дремал – его голова то и дело падала на грудь и резко приподнималась в попытке прийти в себя и не уснуть окончательно. Чабудай перед ним давно опустел, а слуги, которым не позволяли присутствовать на собрании, не могли обновить закуски, так что у Хитоси даже не было возможности занять себя едой. Пусть он, как и Аямэ, являлся прямым наследником и, ко всеобщему почтению, мужчиной, говорить он тоже мог только в том случае, если ему задавали прямой вопрос. Наследники в первую очередь обязаны слушать и слышать и лишь потом говорить. И на подобных собраниях якобы обучались этому искусству.

А вот Рюити наоборот – болтал без умолку, оставив наконец Аямэ в покое. Не ограниченный рамками наследования, он высказывал свое мнение по любому вопросу, даже если был не прав. Особенно если был не прав. Его не слушали. Заглушенный десятком других, более весомых из-за своего статуса голосов, он тем не менее не сдавался и продолжал с упорством осла говорить и говорить. И только полученная с опытом способность игнорировать окружающий ее шум помогала Аямэ держаться и не реагировать на колкие фразы Рюити, которые он, отвлекаясь от разговоров, изредка бросал в нее, – большинство из них Аямэ попросту не слышала.

– Думаю, на сегодня мы закончим. – Голос отца вырвал ее из размышлений. Хитоси резко выпрямился, стараясь выглядеть так, будто не дремал мгновение назад. Рюити наконец прекратил ворчать над ухом. Рёта шумно поставил пиалу на стол, не рассчитав силу.

Воцарилась блаженная тишина.

Все присутствующие поклонились, вновь нестройно, разноголосо бормоча прощальные слова и с трудом вставая со своих мест. Захмелевшие, старые, они едва двигались. Большинству подняться на ноги помогали вошедшие в зал слуги, которые прежде привезли стариков в дом главы клана и все это время терпеливо ожидали господ на улице.

Зал пустел медленно. Многие оставались обменяться парой слов с Юти, другие переговаривались между собой. В какой-то момент слуги распахнули сёдзи, и поток свежего воздуха, ворвавшийся в зал, вызвал у Аямэ головокружение. Вонь, к которой она привыкла за время собрания и которая не успела выветриться, опять ударила Аямэ в нос, так что желание сбежать возникло вновь, но она заставила себя сидеть на месте.

Когда наконец исчез последний гость, а в зале остались только четверо – Аямэ, ее родители и Хитоси, – отец подошел к наследникам.

– Вы вынесли урок с сегодняшнего собрания?

– Да, Юти-сама.

Аямэ и Хитоси ответили почти одновременно, послушно склонив головы. Их позы от самой макушки до кончиков пальцев выражали смирение и почтение, как того требовал этикет. Отец задумчиво и протяжно хмыкнул, но больше ничего не сказал. Он подошел к Кику и помог ей подняться. Матушка бросила последний предупреждающий взгляд на Аямэ и в сопровождении мужа и двух слуг покинула зал.

– Все, что я понял, – в следующий раз нужно есть медленнее, иначе я точно усну и завалюсь перед всеми с оглушительным храпом прямо на татами, – тяжело вздохнув, пробормотал Хитоси, и Аямэ позволила себе улыбнуться.

– Не самый плохой урок, не находишь?

– Ну, бывали и хуже. Например, что не стоит брать с собой на задание людей, неспособных вызвать более двух сикигами. Они быстро умирают.

Порой Аямэ забывала, что за весьма дружелюбным лицом Хитоси скрывался такой же жесткий и в чем-то жестокий, как и она сама, оммёдзи. Возможно, именно по этой причине, а не только из-за родственных связей, она и общалась в клане с одним лишь братом.

– Ты не смог ему помочь?

– Несколько они[36] против меня и одна кидзё против него. Я правда должен был ему помогать? – Хитоси склонил голову набок и посмотрел на Аямэ внимательным, даже требовательным взглядом.

«Да, должен», – тут же пронеслось в голове. Но эту мысль посадили в Бюро оммёдо, она взрастала под влиянием атмосферы дружбы и взаимопомощи, что всегда окружали оммёдзи, и расцвела из-за Йосинори – ее названого брата, который раз за разом доказывал и показывал Аямэ, что помогать нужно всем, иначе их работа утратит смысл. Но в клане Сайто правили иные законы. Чтобы выжить здесь, ты обязан стать лучшим, переступить через себя и преодолеть все, что задерживало тебя на одном месте.

Так что ответ на вопрос Хитоси, воспитанного в соответствии с местными правилами и законами, мог быть только один:

– Конечно, нет.

Она бы солгала, сказав, что столь незначительный обман никак на ней не отразился, но правда в том, что, проведя столько времени в Бюро, она отвыкла от подобной жестокости. И именно по этой причине слова тяжелым камнем осели в душе, вызывая беспокойство.

– Пойдем отдыхать, – словно ничего не произошло, предложил Хитоси. – Ты, должно быть, устала с дороги, сестренка, а зная тетушку Кику…

Аямэ ничего не ответила, а только невесело рассмеялась и позволила увести себя из зала. Она действительно устала, но не из-за дороги, а от вечера, проведенного в клане. Клане, который всеми силами старался перекроить ее во что-то иное, отличное от того, кем она являлась и какой стала за прожитые годы. И борьба против изменений началась в тот миг, как ее ноги ступили на территорию Сакаи, и будет длиться, пока Аямэ не покинет город.

Это будут очень долгие и выматывающие дни.

Глава 2. Лес, где живет чудовище

Аямэ сбежала, как только у нее появилась такая возможность. Хитоси выглядел так, словно она предала его, но в целом отнесся с пониманием и потому просто пожелал удачи. Отец, за все время пребывания Аямэ в Сакаи ни разу не покинувший додзё, никак не отреагировал на ее отъезд, – по крайней мере, она этого не видела. Но предполагала, что отец скорее разочаровался, чем огорчился, – он всегда перекладывал свои обязанности на Аямэ, стоило ей появиться дома, громко называя это подготовкой к вступлению в должность. Кто действительно расстроился, так это матушка. Хотя и для нее слово «расстроена» не слишком подходило. Кику не нравилось, что дочь, наконец оказавшаяся в ее руках, вновь вырвалась на свободу и не обязана следовать каждому ее слову.

Двор Бюро оммёдо горел красным от того количества кленовых деревьев, которые росли на территории. Период момидзи[37] Аямэ любила более остальных, что всегда возмущало ее мать. Она родила Аямэ весной, когда цвели глицинии, символ клана, а не осенью, когда листва опадала. Отчего-то Кику искренне полагала, что дочь обязана предпочитать то время, когда родилась, а не «сезон умирания», как недовольно говорила Кику. Саму Аямэ это немного веселило – очередная незначительная, но колкость матушке.

Младшие ученики, из тех, кто еще не покидал Бюро и не познал творящихся за стенами учебных комнат и тренировочных площадок ужасов сражений, низко кланялись ей и восхищенно смотрели вслед. Года три назад ее бы это впечатлило, потешило самолюбие, но сейчас… Воспоминания о кровавом побоище в лесу, о мертвых, которых каннуси, мико[38] и оммёдзи сжигали после битвы, о ранах, оставшихся на телах и в душе, были еще слишком яркими. Так что Аямэ просто кивала в ответ и шла дальше. Пару дней назад ей пришло письмо – Нобуо-сенсей нашел работу, полностью удовлетворявшую ее запросы, и Аямэ хотела взяться за задание как можно быстрее.

Сёдзи распахнулись с таким грохотом, что задрожала вся стена, и Аямэ торопливо отошла в сторону. Пылая гневом, из главного дома выскочил парень на несколько лет младше Аямэ, и она с запозданием поняла, что он напоминал ее же. Аямэ всегда славилась безрассудностью и вспыльчивостью, особенно когда ее не пускали на задания, считая слишком молодой.

Раздался тихий шорох, и взгляд безошибочно нашел маленькую детскую фигурку, подсматривающую за Аямэ из-за угла дома. Приемный сын Йосинори и, с недавних пор, Генко, малыш, спасенный во время нападения ёкаев на Хэйан два года назад, внимательно всматривался в Аямэ, так что ей захотелось выругаться. Она не ладила с детьми, а из-за того, что названые родители Ясуси весьма часто отсутствовали… мелкий паршивец додумался привязаться к ней!

«Может, если не обращать на него внимания, он уйдет?» – весьма малодушно подумала Аямэ, стараясь успокоиться и не показывать раздражения. Она даже попыталась воплотить задуманное в жизнь и отвернулась, но краем глаза видела, что мальчишка все равно следил за ней с усердием ястреба, заприметившего добычу. Не то чтобы Ясуси слишком настойчиво требовал внимания, он не кричал и не носился повсюду, как остальные дети. Просто следовал за Аямэ по пятам, смотрел на нее своими огромными глазами и бесконечно чего-то ждал.

Аямэ вошла в дом, слыша, как позади почти бесшумно сперва открылись, а после закрылись створки сёдзи – Ясуси следовал за ней. Аямэ поджала губы, но смолчала. В конце концов, мальчишка был всего лишь маленькой тенью. И когда она получит задание и отправится вон из Хэйана, за ним опять будут присматривать учителя. И Аямэ искренне надеялась, что справятся они лучше, чем в первый раз, когда Ясуси каким-то образом сбежал из Бюро и в попытке догнать Аямэ добрался до ближайшей от столицы деревни.

Нобуо-сенсей заполнял бумаги, когда вошла Аямэ, оставив двери распахнутыми, и коротко поклонилась. Нобуо-сенсей в ответ на такое пренебрежение правилами только тяжело вздохнул. Ясуси тихо прошмыгнул в комнату, закрыл сёдзи и сел чуть позади Аямэ в почти идеальную сэйдза. Краем глаза она видела мальчишку и едва сдерживала тяжелый вздох.

– Твой племянник весьма настойчив, – заметил Нобуо-сенсей, откладывая кисть в сторону.

[35] Сун – японская мера длины, равная 3,03 сантиметра.
[36] Они – клыкастые и рогатые человекоподобные демоны с красной, голубой или черной кожей.
[37] Момидзи – осенний период в Японии, связанный с любованием сменой окраски листьев. В первую очередь – с изменением в красный цвет листьев клена.
[38] Каннуси и мико – служители синтоистских храмов.