– Я очень надеюсь, что он ходит так не только за мной. – Аямэ проигнорировала «племянника» и покосилась на Ясуси, который всем видом старался показать, что его здесь нет.

– Ну, когда здесь Йосинори-кун, то Ясуси-тян^[39] цепляется за его ногу, а Генко-сама и вовсе носит его на руках. – Нобуо-сенсей задумчиво потер подбородок, глядя в потолок.

– Они его слишком балуют, – фыркнула Аямэ, чуть крепче сжимая ножны.

– Он ребенок, а они весьма часто и подолгу отсутствуют, – тут же ответил Нобуо-сенсей.

Аямэ предпочла промолчать, только бы не начинать спор, в котором наверняка проиграет, так еще и выставит себя бессердечной и жестокой. Она, конечно, в какой-то степени такой и являлась, но не настолько, чтобы ее обвинили в излишней черствости.

– В любом случае я пришла не за этим, – в итоге сказала она, незаметно переводя дыхание.

– Твое задание, да, – кивнул Нобуо-сенсей и взял со стола один из листов, послание на котором едва читалось из-за весьма корявого почерка. – В деревушке на западе от Хэйана, буквально в дне пути, местные начали слышать странные звуки по ночам, доносящиеся из леса. Нападений нет, никто не пострадал, но те, кто живут на окраине, напуганы и опасаются, что это может быть мононоке^[40].

Аямэ шумно выдохнула. Для уничтожения мононоке требовалось несколько оммёдзи, в то время как она надеялась получить задание только для себя.

– Не стоит так волноваться, – тут же успокоил ее Нобуо-сенсей. – Я сомневаюсь, что там серьезный противник. В конце письма местный каннуси заверил меня, что он несколько раз проверил лес на предмет опасности, и ки^[41], что он ощутил, не слишком сильна. Пусть жители деревни и опасаются худшего, сам каннуси подозревает призраков или мелких духов, не более.

Благодарно кивнув, Аямэ взяла протянутый лист и посмотрела письмо. Все так, как и сказал Нобуо-сенсей, – несколько местных ночами слышали рев и вой, испугались, обратились к каннуси, но тот ничего не выяснил. Когда же жуткие звуки повторились, он отправил прошение в Бюро. И хотя обычно подобные поручения давали младшим ученикам, Аямэ предпочитала забирать эти задания себе. Так она могла работать в одиночку, и в случае опасности, если противник все же окажется сильнее, чем предполагалось, никто бы не пострадал, кроме нее. За последний год таких случаев произошло немало, когда вместо слабого ёкая она натыкалась на демона пострашнее. После битвы с богом-предателем Озему, который решил получить больше власти и низвергнуть старый порядок Небес, чудовищ в стране осталось слишком много. Они скрывали свою суть, умело прячась рядом с людьми. Нападали не так активно, как прежде, но невинные все равно страдали, и это происходило чаще, чем ожидалось от ёкаев, которые старались не высовываться.

– Тогда я пойду. – Аямэ поклонилась и встала, мимоходом бросив взгляд на названого племянника. – Давай за мной.

– Да, тетя, – негромко произнёс Ясуси, и Аямэ споткнулась о собственные ноги.

– Не надо! – резко обернулась она к нему под тихий смех Нобуо-сенсея. – Не смей называть меня… тетей!

– Да, те… – Ясуси замолчал и нахмурился, а после нерешительно спросил: – Как мне тогда вас называть?

Аямэ хотела ответить что-то резкое, острое, чтобы ребенок запомнил это слово, а не жуткое «тетя», но попросту не смогла. Раздраженно зарычав, она резко отвернулась от Ясуси и вылетела из кабинета, напоследок заметив веселый прищур Нобуо-сенсея и слыша за спиной торопливый топот коротких детских ног.

Ей уже подготовили бодрого коня взамен взмыленной Стремительной – лошади, на которой она вернулась в Хэйан. Очевидно, кто-то из младших учеников доложил на конюшни, что она прибыла за новым поручением, поэтому скакуна ей привели быстро. Так что теперь молодой оммёдзи, один из тех немногих, кто мог призвать только одного сикигами, а потому почти всегда находился в Бюро, держал скакуна под уздцы и терпеливо ожидал Аямэ.

– Аямэ-сама. – Юноша низко поклонился, протягивая ей поводья, и Аямэ молча, с благодарным поклоном их приняла.

– Тетя…

Тихий, жалобный голос заставил Аямэ остановиться и перевести дыхание. Она не любила детей. Они откровенно ее пугали своими необоснованными криками, вечными капризами и требованием всего, чего хотели они, но чего им не могли дать взрослые.

– Ясуси… – Аямэ постаралась говорить твердо и спокойно, чтобы не казаться злой демоницей, но донести до Ясуси – с ней ехать нельзя, но мальчишка ее удивил.

Ясуси нахмурил брови, из-за чего стал походить на взъерошенного котенка, поклонился и твердо произнес:

– Тетушка, возвращайтесь в целости. Пусть Аматэрасу-сама и Сусаноо-сама берегут вас в пути и помогут с вашей задачей.

– Что ж… – Аямэ не нашлась что сказать. Мальцу недавно исполнилось шесть, а он уже говорил как взрослый, и это в очередной раз доказывало, что он сын Йосинори. Пусть не по крови, но по духу.

– Удачного пути.

Ясуси еще раз поклонился и, развернувшись, быстро побежал в сторону учебных комнат, где ему и полагалось находиться. Аямэ выдохнула. Прощание, когда она еще и вела себя столь холодно с мелким паршивцем, оставило внутри неприятный осадок, так что на коня она взбиралась с легким раздражением. Жеребец, тонко чувствуя ее настроение, взволнованно топтался на месте, но не более, уже привычный к ее нраву, как и любой конь в Бюро.

До деревни Камикитаяма Аямэ добралась к вечеру – мокрая из-за встретившего ее в дороге дождя и голодная. Скакун был в мыле, потому что она гнала его последние ри, но все равно терпеливо шел за Аямэ, которая ворвалась в деревню практически на заходе солнца, напугав местных пьянчуг.

К старосте ее отвели сразу, там же расположили на ночлег и даже дали коню свежего овса, так что животное мгновенно успокоилось. Позднее прибытие уберегло ее от лишних вопросов и любопытных глаз, и пока что, как считала сама Аямэ, все шло неплохо, но она все равно оставалась настороже.

– И давно вас мучают эти стенания из леса? – прихлебывая горячий мисо-суп, спросила она. Еда благоприятно влияла на настроение, так что Аямэ решила задать вопросы сразу, не дожидаясь утра.

– Почти месяц, – избегая ее взгляда, ответил староста. Старик не боялся Аямэ, но пронзительные голубые глаза явно заставляли его чувствовать себя неуютно.

– Что послужило причиной?

Староста нахмурился, пытаясь припомнить. Тонкие губы зашевелились, он беззвучно проговаривал все, что вспоминал, и, отыскав нужное воспоминание, наконец заговорил:

– Пару месяцев назад через нашу деревню проезжали несколько оммёдзи – чуть старше вас. Трое. Ехали в префектуру Биттю. Так они в лес наведались, проверили, нет ли там чего, оставили нам офуда и омамори^[42] да и поехали дальше. А где-то месяц спустя после них все и началось. Это подходит?

Аямэ неразборчиво промычала в ответ что-то среднее между «возможно» и «вряд ли, а сама задумалась. В Биттю обнаружили целое гнездо цутигумо. И так как сама Аямэ старалась избегать всего, что хоть как-то относилось к паукам, туда отправились несколько опытных и довольно сильных оммёдзи, призывающих огненных сикигами, так что вряд ли бы они нанесли вред Камикитаяме как умышленно, так и по незнанию. Но, возможно, одно их присутствие что-то пробудило? За последние пару лет подобное уже происходило.

– Утром я отправлюсь в лес и проверю, в чем дело, – произнесла Аямэ, поблагодарила за суп и встала из-за стола.

Ей выделили старенькую изношенную соломенную циновку – лучше, чем ничего – и устроили в пустующей комнате: дочь старосты вышла замуж и теперь жила в доме супруга, а жена старика гостила в соседней деревне у больной матери. Призвав сикигами волка, чтобы он оберегал ее сон, Аямэ устроилась поудобнее и закрыла глаза, стараясь уснуть. Что-то подсказывало ей, что, несмотря на сегодняшний довольно легкий день, завтра будет к ней куда менее милосердным.

Она закрыла глаза, но, как ей показалось, почти мгновенно их распахнула, хватая воздух ртом и дрожа всем телом. Кошмары были привычным явлением в жизни оммёдзи, напоминая о неудачах и утратах. Аямэ же вновь снилась Рэн. Стояла перед ней с обвинением в мертвых глазах, и проклятые миазмы, тянущиеся от нее, заполняли воздух. Разорванное и неаккуратно соединенное обратно тело скрывалось во тьме, хотя убили ее жарким днем. Рэн из сна проклинала Аямэ, обвиняла, что та выжила, а ей пришлось погибнуть. И неотрывно смотрела с несвойственным настоящей Рэн осуждением – сон лишь отражал собственные терзания и домыслы Аямэ, не более.

По крайней мере, она хотела в это верить.

Каждый раз, стоило Аямэ побывать в родном доме, кошмары возвращались. Они не беспокоили ее в Сакаи, но стоило покинуть город – начинали преследовать с упорством хищника, почуявшего добычу.

Сквозь сёдзи нерешительно пробивались первые солнечные лучи. Аямэ поднялась и погладила приблизившегося к ней волка. Он ласково уткнулся мордой в ладонь и тихо растворился в воздухе, когда она отозвала его. Аямэ встала на ноги и принялась приводить себя в порядок. Нагадзюбан Аямэ поправила с дотошной тщательностью, а вот косодэ^[43] натянула уже более небрежно, после привычно надела хакама и короткий хаори^[44]. Простой мешочек, в котором хранились бумажные сикигами и офуда, прикрепленный к поясу рядом с ножнами, знакомо и почти невесомо ударился о бедро. Аямэ наконец почувствовала себя полностью готовой разобраться с проблемой, с которой столкнулись жители Камикитаямы.

Баку^[45], неожиданно выглянувший из-за ширмы в углу комнаты, тут же попытался скрыться, опасаясь оммёдзи, но Аямэ только смотрела на него в ответ и не предпринимала ничего, чтобы изгнать ёкая. Порой она все еще хотела убить каждого ёкая, которого видела, все же старые привычки так просто не искоренялись, но с вот такими мелкими и довольно безобидными уже почти научилась мириться.

– Ты паршиво справляешься со своей работой, – негромко произнесла она в итоге и могла поклясться, что баку стал выглядеть несчастным. Его длинный нос и уши поникли, а взгляд виновато уткнулся в пол. Аямэ раздраженно закатила глаза и отмахнулась от ёкая. Баку бесшумно исчез, оставив после себя легкий шлейф своей ки. Пожиратель кошмаров… А выглядел как провинившийся ребенок.

Завтрак – простой рис, несколько маринованных овощей да пара яиц – заполнил желудок, но не дал насладиться вкусом, способным сгладить паршивое пробуждение. Напоследок расспросив, с какой стороны особенно сильны звуки, и получив ответ, Аямэ поблагодарила старосту и вышла во двор. Большинство деревенских уже не спали и теперь откровенно пялились на Аямэ, но отводили взгляды, как только видели необычные голубые глаза. Очевидно, они уже знали, кто она, поэтому не лезли с расспросами, но начинали перешептываться между собой сразу, как только Аямэ проходила мимо.

Лес постепенно становился все более густым и непролазным. Кусты то и дело цеплялись за одежду, ветки деревьев норовили выколоть глаза, и Аямэ с каждым мгновением все больше раздражалась. Если окажется, что в этом проклятом лесу живет какой-то несчастный юрэй^[46], она не только изгонит его, но и снесет половину деревьев, только бы избавиться от раздражения и расчистить себе обратный путь.

Чаща, которая прежде отказывалась пускать Аямэ вперед, почти выплюнула ее на поляну. Аямэ споткнулась, но устояла на ногах и только недовольно фыркнула себе под нос. Она не ощущала чужого присутствия и позволила себе спокойно выпрямиться, оправить одежду и только потом оглядеться по сторонам.