– Это не стоит твоих слез, Селин. Это не проблема.

– Это очень дорого, – парирую в ответ, встретив на себе его взгляд. – Я заплачу, сколько понадобится.

– Мне не нужны твои деньги, Айлин. Мне нужны вы.

– Что?

– Ты все слышала, – отвечает мне Рамис.

Еще несколько секунд я смотрю на Рамиса, пытаясь понять, что он только что сказал, и отворачиваюсь.

Невероятно. Просто невероятно. А когда-то он отправил меня на аборт, и Селин могло бы не быть вовсе. Мысли об этом ранят в самое сердце, о прощении не может быть и речи.

И вообще, мне стоило согласиться на предложение Вадима и выйти за него замуж, тогда Рамис не посмел бы поступать с нами так жестоко…

– Четыре с половиной года назад ты сказал мне другие слова. Или мне показалось? – бросаю в его сторону, а сама смотрю на дочь. Селин еще немного была напугана, но хотя бы не порывалась зареветь, и то хорошо.

Рамис со вздохом поднимается с корточек и протягивает руку в сторону Селин, игнорируя мои слова.

– Я дам приказ, и здесь уберут, – говорит он ей. – Пойдем завтракать в гостиную, Селин.

Вопросительно посмотрев на широкую ладонь Рамиса, Селин отворачивается от него и льнет ко мне. От ее объятий в моей душе чуточку теплеет, но в то же время я чувствую, как сильно Рамис недоволен поведением Селин.

А что ты хотел?..

С шумом проглотив вязкую слюну, я поднимаюсь с корточек и стряхиваю со своих джинс невидимые пылинки. Взгляд цепляется за протертые коленки, и мне сразу вспоминается прошлая жуткая ночь, когда Рамис украл нас.

– Нам лучше уехать, Рамис, – начинаю осторожно. – В таком доме не место детям, ты же все видел. Не дай бог она разобьет тот торшер в гостиной, стоимостью в мои несколько зарплат! Или разольет сок на тот велюровый диван.

– Об этом не может быть и речи. Все, что она разобьет, я возмещу, – парирует Рамис.

– Ты очень щедр!

– Представь меня ей, – напоминает он жестко. – Без этого невозможен наш дальнейший диалог, Айлин. Я ведь по-хорошему приехал.

Как было бы по-плохому – я старалась не думать.

Чуть не зарычав от бессилия, я опускаюсь на корточки и беру Селин на руки, чтобы она ненароком не наступила на осколки, а отпускаю ее уже возле накрытого стола в гостиной. Рамис стоял над нами, подобно коршуну, не позволяя забыть про приказ – познакомить его с дочерью.

– Селин, тебе нужно познакомиться с дядей. Он мой… – я осекаюсь.

Селин села на велюровый диван и с интересом склонила голову на бок в то время, как я не могла вымолвить и слова.

– Он кто, мама? – спрашивает она, когда мое молчание слишком затянулось. Рамис подходит ближе, и я аккурат сжимаюсь, когда чувствую соприкосновение наших тел, но отходить было некуда. И бежать – тоже.

Он мой…

Он мой бывший муж?

Он твой отец?

Он… злой Дед Мороз? Кто, черт возьми?

– Он мой друг, – поясняю дочери с большим трудом. – Его зовут Рамис.

– Друг? Как дядя Вадим?

– Нет, малышка, – качаю головой.

Бросив мимолетный взгляд на Рамиса, я замечаю, как напряжена его грудная клетка. В тот момент, когда он взял Селин на руки, мне показалось, что он не хотел ее отпускать. Очень не хотел. С тех пор напряжение витало в воздухе похлеще, чем после разбитой плазмы, но верить в его проснувшиеся отцовские чувства отказывался и разум, и сердце.

Я отвожу руки за спину, заламываю себе пальцы и вдруг понимаю, что своим бегством я только приблизила свой час расплаты, ведь теперь Селин, как никогда раньше, была близка к ужасной правде, говорить которую я очень сильно не хотела. И не собиралась.

Мои мучения прерывает Рамис. Сделав шаг вперед, он произносит:

– Раз мы теперь знакомы, то предлагаю позавтракать.

Рамис говорит что-то еще, обращаясь исключительно к дочери, а у меня земля уходит из-под ног. Неужели это теперь моя действительность? Рамис общается с дочерью, которую он не желал, а я ничего не могу с этим поделать. Попробовала уже, попыталась. Пострадал Вадим, под угрозой осталась Регина, а нас с Селин увезли и заперли без права на выбор.

Я не успеваю оглянуться, как Рамис уходит за продуктами, а дочка неторопливо, но следует аккурат за ним, удерживая под подмышкой плюшевого медведя.

– Подожди, Селин, – окликаю дочь. – Давай мы заплетем твои волосы перед завтраком. Смотри, совсем распустились.

Селин возвращается ко мне, не выпуская игрушку из рук.

– Только у нас нет расчески, все осталось в чемодане… – бормочу себе под нос.

– Я уже приказал, чтобы принесли чемодан, – произнес Рамис, подошедший слишком близко.

Бросив на него взгляд исподлобья, я стараюсь справиться самостоятельно и руками собрать непослушные волосы Селин.

– Тебе не холодно, Селин? Подожди немного, не крути головой, ладно?

Селин поступает совершенно напротив: кивает головой и с большим любопытством продолжает разглядывать большой-пребольшой дом. Она, конечно же, в таких домах никогда не бывала, поэтому теперь наша квартирка, взятая в ипотеку, наверняка будет казаться совсем крошечной.

Когда чемодан все-таки приносят, я уже справляюсь с кудрями Селин и поправляю ее одежду. Селин говорит, что ей не холодно, но ее ладошки совсем холодные.

– Замерзла? – раздается за спиной голос Рамиса.

Внушительная фигура Рамиса стояла в дверном проеме. Оказывается, все это время он наблюдал за нами, он смотрел на дочь и, как мне казалось, упивался своим превосходством над нами. Или же думал о том, до чего Селин красива и невероятна. Но мне, конечно же, привычнее склоняться к первому варианту.

– Да, она замерзла.

– Прикажу растопить камин, позавтракаем в гостиной.

Прикажу, прикажу, прикажу…

Не сосчитать, сколько раз я слышала это слово в своей жизни – сначала от отца, затем от Рамиса, и вот сейчас снова. Он ни на чуточку не поменялся.

– Лучше прикажи отвезти нас обратно, – не удерживаюсь от негодования. – Домой. В нашу квартиру.

– Здесь красиво, мама, – прерывает Селин мои мольбы.

Сложив руки на груди, Рамис смотрит прямо на меня. Он спокоен внешне, но в его глазах я улавливаю превосходство. Селин заняла его сторону. Впервые.

И это она еще не знала, что он ее отец. Боже.

– Позавтракаем у камина, – подытоживает Рамис.

Опустив голову, я поднимаюсь на ноги и принимаю свое поражение в эту минуту. Селин следует ко столу, попутно с интересом наблюдая за тем, как топят камин. Ей, конечно же, интересно все новое.

Я поправляю водолазку и бросаю взгляд на Рамиса. Есть мне совсем не хотелось, хотя пахло довольно аппетитно.

– У нее хороший аппетит, – замечает Рамис.

– Еще бы, ведь здесь одни сладости, – произношу с недовольством, усаживаясь за стол.

Селин уже успела взять круассан с шоколадом и теперь уплетала его за обе щеки, запивая его сладким апельсиновым соком. И все это на голодный желудок.

– Я могу приказать, и привезут другие блюда, – предлагает Рамис.

– Боюсь, это будет слишком долго. Не стоит.

Все это время я смотрю куда угодно, но только не на Рамиса. Смотрю, как разгорается камин или на дочь – куда угодно, но только не на него, ведь эта идиллия для меня чужая и мне совершенно не хочется здесь находиться. Тем более, в принудительном порядке.

– Теперь у нас есть время, Айлин. Много времени.

– Много – это день? Неделя? На сколько тебя хватит в роли заботливого…

Из меня чуть не вырывается слово «отца», но я вовремя замолкаю. Селин поедает свой круассан, без стыда измазываясь в шоколаде, и, к счастью, совершенно не обращает на нас внимания.

– Я взял отпуск. И никуда не тороплюсь, – заявляет Рамис.

Значит, отпуск. Я отрешенно смотрю в свою тарелку, переваривая услышанное, а Селин, с аппетитом доев свой круассан, тут же просится к елке. Елка стояла возле лестницы и была нарядная, мы в квартире свою еще поставить не успели, хотя каждый год ставим. Не такую высокую, но тоже красивую.

– Конечно, иди. Только аккуратно, ладно? Она очень большая и тяжелая, – предупреждаю на случай, если Селин захочет все потрогать.

Оставшись с Рамисом наедине, я тихо спрашиваю:

– Как давно ты взял отпуск?

– Несколько дней назад. Сразу после того, как мне позвонила Рита и сообщила, что видела тебя с ребенком.

– Рита?.. – выдыхаю без сил.

– Она была проездом в этом городе, забирала диплом по психологии, когда увидела вас, – говорит Рамис невзначай.

Значит, Рита.

Наша общая подруга являлась источником всех моих бед. Увидела, донесла, и вот, теперь Рамис был здесь.

– Вероятно, психолог она просто отвратительный, – произношу, не сдержавшись.

– Зато как друг – просто превосходная, – прищуривается Рамис.

«Только ли как друг?», – мелькает в мыслях, но я сдерживаю себя из последних сил, чтобы не озвучить свое предположение.

Однако, Рамис считывает меня моментально:

– Нет, я не спал с ней, Айлин. Я совершил только одну ошибку в нашей с тобой жизни.

– Одну? – вырывается с иронией.

– Две, если считать Селин, – Рамис морщится, словно у него только что заболел зуб.

– Не пойму, ты забыл учесть измены со своей помощницей или первый аборт? Что из этого ты забыл, Рамис?

– Я понял. По-хорошему ты не хочешь, Айлин, – произносит Рамис, поморщившись на слове «помощница». – Тогда слушай. Первый аборт не был ошибкой, Айлин.

– Не был ошибкой? Наш сын для тебя ничего не значил?

Прикусив губу, я оборачиваюсь в сторону дочери. Она стояла у елки, трогая игрушки, до которых могла дотянуться, и, к счастью, не обращала на нас никакого внимания. Я бы не хотела, чтобы она стала свидетелем нашего разговора, это бы сыграло против Рамиса и в то же время сильно травмировало бы ее детскую психику.

Повернувшись к Рамису, я качаю головой и с ироничной улыбкой поднимаюсь из-за стола.

– Раз тот аборт не был для тебя ошибкой, то я не хочу тебя видеть, Рамис… – выдыхаю изнеможенно.

Хватит.

С меня довольно.

Я собираюсь пойти к дочери, но Рамис, оставшись сидеть за столом, произносит всего три слова и заставляет меня замереть на месте:

– Он был нежизнеспособен, Айлин.

– Что?

– Я знал, что у нас должен был родиться мальчик. Врачи сказали мне, что он нежизнеспособен, поэтому я посчитал аборт лучшим решением.

Глава 7

– Это все, что ты успел придумать за два дня? – спрашиваю у бывшего мужа.

А у самой голос дрожит.

И руки начинают подрагивать. От кончиков пальцев и до кистей. А тело после услышанного уже несколько раз похолодело и ровно столько же раз бросило в пот.

Услышать спустя годы о том, что мой ребенок был нежизнеспособен – больно. И безумно тяжело. Поэтому я предпочитаю считать, что слова Рамиса – ложь, и не более того.

– Я знал, что ты не поверишь. Тогда ты тоже не поверила бы, Айлин. И слушать бы не стала.

– Откуда тебе было знать?! К тому же, мы были у нескольких врачей и мы сдавали кучу анализов, но мне никто об этом не сказал, – напоминаю ему.

– Сказали мне, после чего я принял такое решение. В нашей семье решения принимал я, если ты помнишь. Я знал, что так будет лучше.

– Если ты помнишь, то никакой семьи не было, ведь если бы это было правдой, ты бы мне сказал. Но вместо этого ты проводил ночи с помощницей и… Рамис, оставь меня в покое. Оставь нас в покое.

– Я проводил с ней ночи, потому что…

– Мне все равно, ты слышишь меня? – я повышаю тон.

– Потому что ты ненавидела меня, Айлин. Ты не хотела разговаривать, не подпускала к себе, переехала в другую комнату, а чуть что – билась в истерике и кричала. Ты не хотела меня слушать, Айлин. Вспомни, что с тобой происходило.

Прищурившись, Рамис покачал головой. Я видела, как исказилось его лицо – ему не хотелось вспоминать самые ужасные месяцы нашей жизни. Мне – тоже.