В его руках – наши с Селин документы и билеты на поезд.

На поезд, который уже отходит с перрона вокзала…

– Где моя дочь?!

– Неужели думала увезти ее в Новосибирск? – отвечает вопросом на вопрос.

Поднявшись с пола, я замахиваюсь для пощечины, но он грубо перехватывает ладонь и сжимает ее, дергая меня на себя.

Врезавшись в его грудь, я упираюсь в нее ладошками, но там сталь, сила и могущество. А в моих руках – ничего. Даже паспорта нет. Я молотила его кулаками в грудь, но ему хоть бы что.

– У тебя нет сердца! Нет сердца, Рамис!

– Есть. Вот, послушай.

Схватив меня за руку, Рамис прислоняет ее к своей груди, и я действительно чувствую сердцебиение. Сильное и очень быстрое.

Я отшатываюсь от Рамиса, убирая руку от его груди, словно обожженную.

– Я ненавижу тебя!

– Подумай над своим поведением,. Ты поступила плохо, – просит Рамис, наплевав на мои слова.

– А как поступил со мной ты тогда?!

– Забудь, Айлин. Ты забудешь. Не сейчас, так позже.

– Забуду, когда увижу Селин! Дай мне ее увидеть! Она не может без меня, ей всего четыре…

Опасно склонившись надо мной, Рамис шепчет прямо в ухо:

– Она может без тебя. И сможет всю оставшуюся жизнь, если ты не перестанешь сопротивляться и сбегать с моей дочерью.

Рамис мягко толкает меня в сторону кровати, а сам остается стоять на месте. Я внутренне сжимаюсь, наблюдая за ним сквозь влажные ресницы.

– Кем тебе приходится тот мужчина?

– Какое тебе дело? Вы вызвали ему скорую? Ему же плохо…

– Я не оказываю благотворительные услуги.

– Ты только разрушаешь, – всхлипываю тихо. – Где Селин?!

– Селин спит. Она не проснулась от нашего осторожного вмешательства. Подумай, хочешь ли ты быть частью нашей жизни, или мой автомобиль вернет тебя к твоему хлюпику. Без дочери. Я предупреждал тебя, Айлин.

– Ты чудовище, Рамис…

– Я лишь хочу все исправить, но ты и шанса мне не даешь.

У меня был выбор без выбора.

И не больше.

Когда приносят дочь, я больше не сдерживаюсь и тихонько плачу. Поправив локоны на ее голове, я замечаю, что Селин действительно не просыпалась после вынужденной остановки. Она сладко спала.

– Ты отвезешь нас обратно?.. – решаюсь спросить.

– Поздно, Айлин. Обратно не будет, я предлагал по-хорошему.

Посмотрев на Рамиса исподлобья, я укладываю дочь на кровать, закрывая дочь собой от его взглядов, и тихонько ложусь рядом с ней и подгибаю ноги в коленях. Стараясь не разбудить дочь, я прижимаю ее к себе и крепко-крепко обнимаю.

– Мамочка…

Селин просыпается, щурится от яркого света и тянет ко мне свои ладошки. С нее сняли верхнюю одежду, оставив праздничное платье. Я беру плед с края кровати и укрываю нас им.

– Я здесь, Селин. Здесь, малышка.

– А где мы?

– У Деда Мороза, – говорю первое попавшееся.

– У злого или хорошего?

– Селин…

Я осекаюсь, чувствуя на своей спине прожигающий взгляд Рамиса. Он не уходит, как мне бы хотелось.

– Давай поспим, ладно?

– А ты никуда не уйдешь?

– Я буду рядом. Я всегда буду рядом…

За спиной раздаются тихие шаги, выключается свет, а затем хлопает дверь. Я вздрагиваю, кусая губы от раздирающих грудь рыданий. Очевидно, что сегодня уйти нам не дадут.

И дадут ли вообще – очень большой вопрос.

Под гнетом эмоций я очень быстро засыпаю, а проснувшись утром, обнаруживаю, что Селин больше нет рядом. Ни в кровати, ни в спальне.

Ее нигде нет.

– Селин?! Селин, где ты?

Проснувшись утром, я чувствую холод и одиночество.

А вместо дочери в моих объятиях – ее плюшевый медведь. И ничего больше.

Подскочив на кровати как ужаленная, я оглядываюсь в поисках Селин, но не нахожу ее. Я бросаюсь к телефону, чтобы немедленно вызвать полицию, но вспоминаю, что сумочку у меня отобрали. Вместе с документами дочери и нашими билетами до Новосибирска…

Вспомнив прошлую ночь, я чувствую, как в груди начинает бешено колотиться сердце, а кровь по венам разгоняется с такой силой, что в глазах темнеет.

Вскочив с кровати, мне начинает казаться, что я вот-вот упаду. Тотчас же. Схватившись за косяк ванной комнаты, я открываю дверь, но в ванной комнате дочери тоже нет.

– Селин! – кричу со всех сил.

Неужели Рамис опустился до такого?

Неужели он отобрал у меня дочь?

Увез, упрятал, украл?!

Глаза застилает жгучая пелена. Селин – это все, что у меня есть и осталось. Отца давно не стало, мамы – недавно. Мама была одной из первых, кто обвинил в разводе меня, упрекнув в том, что в этих вещах всегда виновата женщина. Где-то недодала, где-то не стерпела, вот мужчина и уходит: то на сторону, то из брака. И мои оправдания, что я ни в чем не виновата и что таково было желание Рамиса – ее не волновали, ведь я осталась без богатого и влиятельного мужа. Словом, как дурочка, не оправдавшая надежд.

Бросившись к двери, я дергаю ручку на себя и вылетаю в коридор, но здесь же в растерянности останавливаюсь. В огромном коридоре было много дверей и чуть поодаль – широкая лестница в лофт стиле. Я решаю спуститься по ней и тут же слышу голоса.

Голоса дочери и Рамиса.

Схватившись за грудь, я медленно оседаю спиной по стеклянной лестничной перегородке. Я чувствую, как меня знобит, штормит и бросает в пот – и все это происходит всего лишь за секунду, поэтому ноги вмиг ослабевают.

Она здесь.

Селин рядом.

И, судя по голосу, с моей малышкой все в порядке.

–…но у мамы уже есть друг. Его зовут Вадим. Он приезжает к нам с мамой и дарит мне подарки.

– Я ее старый друг. Со мной твоя мама знакома больше, – собственнически поясняет Рамис.

– Вы не друг! Я вас не знаю! – упирается Селин.

Взъерошив волосы на голове, я тяжело дышу и прислушиваюсь к каждому слову.

Выйти к ним не могу – меня банально не держат ноги. Я испугалась. Очень. На собственной свадьбе я так разволновалась, что упала в обморок на целых тридцать минут, и это случилось во время танца с Рамисом. Он еще тогда вскружил мне голову, я полюбила его, полюбила всем сердцем, хотя я и знала его всего несколько недель. Такое, и правда, бывает.

А потом он разбил это самое сердце. Той же ночью карточный домик рухнул, и моя жизнь превратилась в ад. У нас с Рамисом было от ненависти до любви и обратно.

– Почему я вас не знаю? Где вы были так долго? – по-умному заявляет Селин. – Мне уже четыре!

Я едва сдерживаю истеричный смех.

Регина настойчиво советовала мне отвести Селин на театральный кружок, мол, у нее есть театральные способности, у нее замечательный голос, мимика и харизма.

Что ж, с Рамисом она проявила себя во всей красе, ведь его смятение чувствуется даже за версту.

– Я вас видела. Вчера. Мама вас боится.

– Селин, мне жаль…

– Вы мое имя знаете? – удивляется Селин.

– Знаю.

Когда я понимаю, что в глазах больше не темнеет, то сразу же спешу к дочери.

Она держалась от Рамиса на расстоянии и недоверчиво разглядывала его. Услышав шаги по лестнице, Селин оборачивается и бежит мне навстречу.

– Мама! Мамочка!

Опустившись на колени, я ловлю ее в свои объятия и крепко прижимаю к себе. Я до сих пор помню, как было страшно утром, когда я не обнаружила ее рядом с собой.

Распахнув глаза, я тут же встречаю на себе взгляд Рамиса – он уже не такой холодный как обычно, но все равно слишком пристальный и внимательный, он как коршун смотрит на нас с дочерью и не понимает, что тем самым пугает ее. И меня тоже.

Я вручаю Селин ее плюшевого медведя и строго спрашиваю:

– Селин, почему ты ушла?

Селин пожимает плечами, приглаживая свое помятое праздничное платье.

– Почему не разбудила меня? Селин, я же испугалась, я искала тебя…

– Но я же оставила тебе своего медведя, Мишу, – оправдывается Селин.

Я осекаюсь, когда Рамис подходит ближе и делает мне замечание:

– Не ругай ее, Айлин. Мы просто разговаривали.

Я резко вскидываю на Рамиса взгляд, полный негодования, и хочу испепелить его дотла, но, увы, у меня это не получается. Да и Селин, почувствовав поддержку извне, отстраняется от меня и с интересом смотрит на своего нового знакомого.

На своего отца.

Но об этом я никогда не смогу ей рассказать. По крайней мере, добровольно. Я боюсь, что это очень сильно привяжет ее к Рамису и оттолкнет от меня. Селин умная девочка, она сразу поймет, что я выдумала историю про летчика и обманула ее.

Дочь отбегает от нас, но продолжает бросать взгляды на Рамиса. Она смотрит на него то с опаской и очень серьезно, то с неприкрытым интересом и детским любопытством.

Когда Селин убегает на кухню, то Рамис переводит на меня внимательный взгляд и велит:

– Расскажи ей обо мне, Айлин.

– Для чего? – спрашиваю тихо.

– Айлин, хватит сопротивляться, ведь ты сама вынудила меня забрать вас, – напоминает он.

– Зачем ты приехал Рамис? Зачем тебе дочь?

Ответ меня ошарашивает и напрочь лишает всех сил.

Рамис заявляет:

– Я хочу, чтобы в ближайшее время Селин узнала, что я ее отец. А теперь познакомь меня с ней, потому что тебе она доверяет.

Я резко вздрагиваю.

Потому что в следующую секунду на кухне что-то с грохотом разбивается. Услышав детский крик, я бросаюсь на кухню вслед за Рамисом…

Глава 6

Забежав на кухню, я сразу ищу глазами Селин.

И нахожу ее рядом с огромной и, увы, беспощадно разбитой плазмой, на которой теперь вместо черного экрана были трещины в виде огромных паутин. Плазма была просто неимоверных размеров, ее осколки разлетелись в разные стороны, и я боялась, что они задели Селин.

Поспешив к дочери, я опускаюсь перед ней на корточки.

– Селин, ты в порядке? Эй, посмотри на меня.

Селин поднимает на меня виноватый взгляд, едва сдерживая слезы. Я осматриваю ее лицо, ладони и все, до чего могли долететь осколки громадной плазмы.

– Почему ты плачешь? Где больно, Селин? Здесь больно? – прикасаюсь к ее ладошкам.

– Нет.

– А где?

Селин указывает на разбитую плазму и виновато опускает глаза.

Такая стоит не меньше двух сотен тысяч, я была уверена. Этот дом, куда не ткни, был соткан из роскоши и дорогих вещей, которые за наши годы брака с Рамисом в столице мне просто приелись. Не дом, а целый музей из очень хрупких и безумно дорогих вещей. Рамис любил такое.

Услышав шаги за спиной, я поднимаю на Рамиса испуганный взгляд. Кухня была изрядно разрушена: минус плазма, минус дорогой кафель и испорченная столешница, до которой добрались мелкие, но очень острые осколки. Это ужасно.

Я ожидала от Рамиса всего, чего угодно: ярости, негодования, злости за испорченную кухню. Я готова была увидеть на его лице хотя бы отголоски прежних чувств и поэтому готовилась защищать дочь любой ценой.

– Она не специально. Я все выплачу, – говорю бывшему мужу.

Но вместо ожидаемой ярости, Рамис обходит разбитую технику и подхватывает дочь на руки.

– Куда? Поставь на место… Не трогай ее! – прошу, лихорадочно бросая взгляды то на спокойную дочь, то на Рамиса, возомнившего себя отцом.

Я бегу следом за ним и впиваюсь в его руки, удерживающие Селин.

Он подхватил ее на руки, и Селин не оставалось ничего больше, как обвить ладошками его шею. Выглядело это, возможно, и славно, вот только в моей памяти были свежи совершенно другие воспоминания, в которых Рамис категорически не видел себя в роли отца!

– Айлин, я всего лишь позаботился, чтобы она не наступила на осколки.

– Отпусти ее, отпусти сейчас же!

Когда Рамис, наконец, отпускает мою дочь, я тут же оказываюсь рядом, но и Рамис не спешит уходить. Наоборот, он подходит очень близко к нам и спрашивает у Селин:

– Сильно испугалась, когда этот ящик упал? – он кивает на телевизор.

Дочь неуверенно кивает, и по ее щекам скатывается несколько слезинок.