Ухожу в гостевую комнату, выделенную мне Соней, и ложусь спать, перед этим проверив запасы алкоголя в доме. Я знаю сестру: как только она протрезвеет до безопасного уровня и при условии, что то, что она читает, окажется достаточно интересным, чтобы не ложиться до утра, все начнется по новой. Пару бутылок вина из бара запираю у себя в шкафу, пока Соня не видит, ложусь в постель, но уснуть получается только часам к трем. Слышу шаги по квартире. Слышу, как хлопают двери на балкон: Соня ходит курить. Слышу топот безумного кота. Кажется, я не способен жить у кого-то, и нужно как можно скорее решать этот вопрос.

В шагах сестры мне чудятся другие. Они тяжелее. И опаснее. И именно они снятся этой ночью. Меня отчитывают за то, что неправильно отформатировал документ, а шрифт был не того кегля. А я сижу с тетрисом в руках на старой прогнившей палете.

Глава 8
Удовлетворение и спокойствие

Дневник достижений. Запись 06

– Все стабильно.

– Гелла пропала.

– Соня уже три дня не пила.

– Ездил на обед к Соколовым, и мне там сказали, что я молодец, а еще слушали про успехи с китайцами почти полчаса. Это и приятно, и грустно одновременно, как я и записал в дневничок эмоций.

Конец записи

В зал Гелла не пришла ни на следующий день. Ни через два дня. Ни через три. Она заболела и умерла? Попала в беду? Мы больше не «друзья»? Во вторник ее не было на паре, зато сразу три человека подошли и попросили помочь разобрать тему, чем я и занимался полтора часа.

Гелла не выходит у меня из головы, и я стараюсь оправдаться, чтобы с чистой совестью думать об этом недоразумении, свалившемся на голову, но не нахожу объективной причины. Она не привлекательная, я ее не хочу, мне все это неинтересно, она совершенно точно не мой типаж. Но в ней есть некая частичка безумия, причем настолько чистого, что, прикасаясь к нему, и сам становишься чище.

Смешно, но стоит рассмеяться, как я понимаю, что хочется чего-то другого. Смех, видимо, не та эмоция, что поможет освободиться от сводящего с ума зуда где-то под кожей. И это не злость, потому что я знаю, что она такое. Не беспокойство, не ревность, не страх, не паранойя. Или всего понемногу. Быть может, смысл психотерапии в том, чтобы научиться понимать, что именно атаковало мозг, подобно иммунной системе, которая понимает, что именно атаковало ее собственный организм?

В воздухе сильно пахнет медом, и я уже несколько раз дергался, чтобы найти источник. Повернуть голову, обшарить взглядом аудиторию в поисках каштановых кудрей и знакомых веснушек. Взбеситься, что показалось. Взбеситься, что взбесился и что вообще кого-то искал. Все чаще понимаю, о чем писали эти чудики, поэты Серебряного века, понимайте как хотите.

Сегодня запах меда преследует особенно долго, а причина его сидит рядом. Напрочь простывший Сокол почему-то верит в силу чая с медом и третий раз за день берет его в кафетерии, раздражая при этом меня. Он прихлебывает чаек, шепотом жалуется на заложенный нос и матерится.

– Ты чего? – Сокол выгибает бровь, обращая внимание на мой взгляд, прикованный к его чаю.

– Просто не привык, что ты пьешь не пиво.

– Старею. – Олег подмигивает мне и устало проводит руками по лицу. Паршиво выглядит, и ему стоило бы пойти домой, но он утверждает, что там окончательно разболеется.

Соня говорит, что Олег пошел в магистратуру ради меня, что он мой последний и единственный друг, а я не спорю, но не понимаю, что изменится, если скажу, что так оно и есть. Пожалуй, я не умею благодарить людей, которые меня любят.

– Поработайте самостоятельно, я выйду, – говорит нам Маргарита Ивановна и уходит из аудитории.

Каждый из десяти студентов тут же утыкается в свой ноутбук и совершенно точно занимается не учебой.

У всех есть личные дела поинтереснее того, что ждет нас только через два года. Двое из нашей группы работают в той же онлайн-школе, что и я, они сразу заходят на сайт и проверяют расписание занятий. Лискина, сидящая перед преподавательским столом, открывает книгу и, закинув ноги на парту, начинает читать. Несколько человек встают и уходят, чтобы купить кофе, а мы с Соколовым сидим за последней партой, склонившись каждый над своим ноутбуком. У меня там очередные преимущества особенно роскошных русских быков, которые сделают из китайских телочек счастливых мамочек. У Олега инструкция и гарантийный талон к мексиканскому сварочному аппарату.

Ему осточертело работать, и он давно порывается уйти домой, но прекрасно знает, что там точно не станет доделывать последние страницы.

– Как успехи? – бормочет Олег.

– Тебе зачитать? – Прекращаю печатать и тру глаза. Ночь выдалась бессонной, но я не сказал бы, что когда-либо спал хорошо, так что ставлю нынешней бессоннице семь из десяти, могла бы постараться получше.

Утром понял, что мне мешала опять не спящая Соня, которая читала фанфики по Питеру Пэну до пяти утра и в восемь уже злобно взирала на меня из-за барной стойки, будто это я заставил ее всю ночь просидеть с телефоном в руках.

– Нет, благодарю. У меня к тебе вопрос.

– М?

– Почему вчера Соня подошла и спросила, где мы пропадаем по вечерам. Ты. Я. Влад.

– Надеюсь, мы пропадаем где-то по работе? – Равнодушие в моем голосе Олега не обманывает, я вижу это по его сжавшимся в кулаки пальцам.

– На какой работе могут пропадать три недоделанных переводчика вечерами? Помогать эскортницам брать с иностранцев тройную таксу? Даже представить не могу, что за дела у нас с вами такие?

Мы не смотрим друг на друга. Каждый сидит, уставившись в клавиатуру своего ноутбука, оба улыбаемся самыми нехорошими улыбками.

– Как зовут твою работу?

– Ты общаешься с Соней? А говорил, что переболел и она тебе не нравится. – И скорее всего так оно и есть, но мне нечего больше предъявить.

Олег был безответно влюблен в мою сестру пару лет, когда ей только-только исполнилось восемнадцать. Соколов кивает, и мы продолжаем печатать про быков и сварочные аппараты с удвоенной силой. Пожалуй, нас ждет великое переводческое будущее, если мы будем почаще друг друга злить.

– И я просто вечерами работаю, тебе бы тоже не мешало.

Я знаю, что прямо сейчас Олег в стадии принятия того факта, что ему платят гроши, а он хочет свое дело и много денег. Отец в его годы уже бизнес имел, это определенно повод задуматься. Любое упоминание работы, от которой он упорно отлынивает, нагоняет на Сокола тоску и агрессивное настроение, вот такой он чудак. Нет денег – плохо. Есть работа – тоже плохо. И то, что одно зависит от другого, он принимать пока отказывается. Работа мешает ему строить планы на работу получше.

Проходит не больше пяти минут, когда Сокол снова отрывается от экрана ноутбука, делает глоток чая и, откинув с лица отросшие волосы, обращается ко мне:

– И все-таки где ты пропадаешь? Нам волноваться?

– Вам – это кому? Тебе и Соне или тебе и Владу?

Влад – наш друг еще со времен школы, так и не нашедший в себе желания пойти в магистратуру вместе с нами. А потом он переехал в другой город и совсем пропал, общий чат на троих сдох, общение свелось к минимуму, а полгода назад наш друг вернулся в город с невестой и превратился в семьянина. Олег – единственный, с кем я прохожу этот путь от детского сада и до сих пор. Он пришел в мою палату, где я лежал после аварии, сел на стул и ждал, подбирая слова. Его речь была короткой и очень содержательной: «Ты пойдешь со мной дальше. Еще три года института. Я надеюсь, что мы оба повзрослеем, иначе это плохо закончится. Договорились?»

Я не знал, чем поможет нам магистратура, но согласился. А теперь мне это стало интереснее, чем ему. Он явно жалеет, что совершил тогда такой серьезный шаг. И думает, что, если бы открыл на маркетплейсе магазин с брелоками по вселенной Гарри Поттера, уже был бы миллионером.

– Нам с Соней. Стоит волноваться? Если ты не можешь рассказать, не значит ли это, что там что-то… опасное?

– Нет, не значит. Я хожу в старый концертный зал и провожу там время с девчонкой, которая играет на древнем рояле и поет романсы. Еще она заставляет меня танцевать вальс и периодически чинит старинный проигрыватель. Без особого успеха.

– Ясно, не хочешь – не говори.

– А что, если это правда?

– То, скорее всего, ты сошел с ума и тебе все это привиделось. Мы любим тебя, как бы сопливо это ни звучало. Но то, что ты описываешь, – какая-то чушь.

«Слышала, Гелла? Ты чушь».

* * *

– Я говорю по-английски – ты отвечаешь по-русски. Очень простая задача, проще некуда.

– А… э-э, мне кажется, я не справлюсь.

– Мне кажется, что тебе много кажется. Ты должна это уметь.

– Да, я просто…

– Как ты поступила?

– Ну не знаю… готовилась, зубрила и все такое. Я вообще думала, что я оч круто знаю английский, ну знаешь, у меня была пятерка и все такое. Ну типа. Я была лучшая в классе. А тут просто вау, я пришла такая на первую пару, и там просто все болтают капец.

– Тебе бы и русский подтянуть. – Это уже лишнее, но занятия с Олей все равно не клеятся. Я не понимаю ее, она меня.

У нас с Олей вот уже третья встреча, и она впустую каждый раз тратит тысячу рублей – уходит всегда с недовольной миной. На прошлом занятии я выяснил, что она неплохо переводит с листа простые тексты, додумывая смысл предложений, кажется, может отчеканить почти любое правило из школьной программы, но почему-то ей это совсем не помогает. А еще она любит отвлекаться и делать вид, будто мы в «одной команде», видимо, психов, друзей по несчастью. И ей совершенно неинтересны уроки.

Наверное, я выглядел так же, когда выходил из кабинета психолога и доставал фигу из кармана. Я не верю в силу психотерапии, Оля-с-сайта не верит в силу занятий английским языком. Я хотел волшебную таблетку, она хочет каждое занятие выходить с расширяющимся словарным запасом и при этом ничего не делать самостоятельно. Меня раздражает Оля так же, как, должно быть, я раздражал Эльзу. Сегодня от бестолочи особенно сильно пахнет приторной вишней, тональника вдвое больше, и глаза подведены так, что превратились в щелочки, будто тяжесть туши давит на веки. И линзы на этот раз зеленые.

– Погнали. Here we are…

– А?

– Переводи.

– А, мы уже начали?

– Да! Here we are…

– Здесь… мы?

– Tears are dripping to your lips.

– Слезы… что-то… твои губы?

– Who would ever guess.

– Кто… гесс… гесс, я не помню.

– We got here from that kiss^[3].

– Мы. Поцелуй.

– Отвратительно.

– Это была какая-то песня?

– Типа того.

Оля-с-сайта беспомощно смотрит на меня, не понимая, насколько все плохо, хоть моя оценка была достаточно однозначной. От-вра-ти-тель-но.

– Ты говорил, будет несложно! – Она психует, шарит в сумке и достает крем для рук, который я тут же узнаю по запаху. Мощнейший аромат вишни и корицы бьет в нос, даже будто на языке оседает.

– Это не сложно.

– Блин, я не могу, значит, сложно!

Она говорит что-то еще, жестикулирует, мажет руки кремом и, не глядя на доску с заданиями, которую я открыл на сайте школы, утверждает, что для начала нужно давать ей такие упражнения письменно. Я же смотрю на дверь кафетерия, в которой появляется знакомая кудрявая голова.

Я, кажется, скучал…

Я, кажется, рад…

– Серьезно, никто этого не знает.

Гелла шмыгает носом, покашливает в кулак.

– Эй, ау! – Оля-с-сайта щелкает перед моим лицом пальцами и поджимает губы. – Давай что попроще, а?

– Ничего попроще нет. Это простое упражнение. Продолжаем.

Моргаю несколько раз, чтобы образ Геллы растаял, если он не настоящий, только ничего не получается. Она проходит мимо, шлейф медового запаха кружит голову, перебивая крем для рук Оли-с-сайта.

Гелла садится за соседний столик, прямо за моей спиной, я могу не только чувствовать запах, исходящий от ее волос, но и сами волосы практически щекочут мой затылок, если я отклоняюсь назад.