Моя Гелла (страница 11)
– Продолжаем. Now you say.
– Сейчас ты сказал.
– Everything that you would change.
– Все… меняется?
– But we pushed too far.
– Но мы толкаем… два?
– With no chance to erase.
– С… нет… изменения? А-а, шанс?
За моей спиной хихикает Гелла. И я чувствую, как руки покрываются мурашками от звука ее голоса. Она, видимо, узнает песню, текст которой я диктую Оле, и начинает напевать. Сам я не знаю, что это. Трек из плейлиста Сони, но в исполнении Геллы звучит неплохо.
– Like the butterfly effect.
– Как… о! О! Это эффект бабочки!
– It was only just a speck. – Гелла тихонько пропевает строчку, сердце в груди екает.
– Это был только… просто… хэзэ, не знаю.
– That made into a broken hearted mess, – я говорю, Гелла поет, Оля тупит.
– Делать… сломанный…
– Like the butterfly effect.
– Как эффект бабочки.
– It's so easy to regret.
– Это так… ну все, я больше не могу.
– But I would never change the way we left.
– Но я бы никогда… чендж – изменения? Путь… мы… налево? Что? Это чушь!
За моей спиной снова раздается смех, Оля злобно сводит брови и объявляет, что урок окончен. Так как платит она, кто я такой, чтобы спорить?
Одновременно с этим Гелла встает с места и уходит, чтобы ответить на звонок, но берет с собой сумку, значит, куда-то собралась. Я даже не задумываюсь, быстро собираю вещи и не успеваю попрощаться с Олей, она пропадает из фокуса. Снова за Геллой дорожка из растопленного льда.
– Эй, осторожнее. – Врезаюсь в Олега. – Ты идешь на консультацию?
– Нет… позже. – Пытаюсь не выглядеть подозрительно, но терплю фиаско.
– С тобой что?
– Потом!
– И «потом» ты все объяснишь, понял?
Гелла на секунду пропадает, но я быстро нахожу ее в коридоре, ведущем к нашему залу. Ликую, потому что мне кажется, что я что-то выиграл или доказал. Хочу видеть, как она переступит порог, станет живее, чем была прежде, даже лежа рядом со мной на полу танцевального класса, она была все-таки теплым солнечным сном.
Мне кажется, я продираюсь через толпу, как герой артхаусного кино, где каждая деталь – символ чего-то важного, который еще нужно постараться разгадать, но вкупе все это значит одно: не нужно мне никуда идти, никого искать, ни на кого нападать. Но я хочу напасть. Хочу получить объяснения.
И в то же время, кажется, уже смирился с тем, что Гелла мне их не даст. Бесполезно что-то у нее просить. И меня это даже устраивает. Важен, скорее всего, сам процесс, повод поговорить, услышать оправдания, а может, даже просто смех в ответ или то, как она поставит меня на место. Меня. Она. Поставит. На место. И мне это практически необходимо.
Это чувство я с уверенностью могу назвать ревностью, потому что даже не сомневаюсь в том, что всю последнюю неделю неуместно сильно и часто ревную абсолютно постороннюю девушку, которая мне даже не нравится.
Звенит звонок, из аудиторий вываливаются толпами студенты, кудрявая макушка Геллы неминуемо теряется, и, если сейчас я не найду ее в концертном зале, это будет самое большое разочарование дня, даже с учетом бесполезного занятия с Олей.
Толкаю двери в старую часть корпуса, тут же стихают все звуки, как будто я прошел через портал в параллельную вселенную. В коридоре слышны удаляющиеся шаги, потом хлопок двери. Гелла уже на месте. Дохожу до двери и прижимаюсь к ней лбом, прежде чем открыть. Слышу, как Гелла чихает, заходится кашлем. Потом она начинает играть – до меня доносится музыка.
– Ты пришла, – говорю, едва переступив порог, и захлебываюсь от облегчения.
С души у меня точно камень упал, будто я по какой-то причине и правда верил в смерть Геллы, верил в то, что потерял ее навсегда, но моя пропажа нашлась. Она сидит на банкетке, опустив руки на клавиши, и звук медленно затихает под ее пальцами, а потом обрывается, когда кисти соскальзывают и падают на колени.
Большие круглые глаза за стеклами очков обращены ко мне, взгляд очень внимательный. Гелла выглядит спокойной, пока я схожу с ума от перенапряжения. Мышцы будто окаменели, сердце болезненно бьется, всякий раз сталкиваясь с грудной клеткой, как после долгого бега.
– Привет, – тихо произносит она, закашливается и вытирает выступившие слезы.
– Где ты была все это время? – Слишком нервно и громко. «Ну-ну, Егор, давай-ка потише».
– Приболела. – Она пожимает плечами.
– Ты была с тем парнем… до того как заболела. Это твой парень?
– Что?
Или притворяется, или не понимает, но она вела себя с ним так, будто они близки. Ближе, чем мы. А потом пропала на три дня.
– Парень, такой, с зализанными волосами.
«Зачем ты все это говоришь? Для чего, для кого? Ты ревнуешь? Ты расстроен?» Эльза на моем плече досаждает вопросами, на которые я отвечать не хочу. Хочу, чтобы меня успокоили, но, кажется, это неправильно. Нужно уметь успокаиваться самому. Быть рациональным, логичным, последовательным.
– Леша? Да, это мой… друг?
Она что, меня спрашивает?
– Мне откуда знать.
– Нет, конечно, тебе неоткуда знать.
Она трет виски. Разминает шею и опускает голову на клавиатуру рояля. Тот издает жалобный стон, недовольный таким кощунственным отношением к себе.
– В чем дело, почему… – Я столько всего хочу спросить, но Гелла закрывает глаза. – Эй, ты в норме?
– Нет, – жалобно стонет она. – Хочу спрятаться, и чтобы никого не видеть и не слышать. Голова гудит, нос не дышит. Еще и кашель замучил.
Приближаюсь к ней, с каждым шагом попадая в ореол ее тепла, и сажусь рядом на банкетку. Протягиваю руку и касаюсь ее лба, Гелла блаженно выдыхает и по-кошачьи ластится, в ожидании, что я продолжу гладить ее по голове. Это даже в некоторой степени заманчиво.
– Жара, кажется, нет. – Лоб прохладный, но покрыт испариной, будто только что была температура.
– Нет, у меня голова болит. Очень.
– Знакомо.
– У тебя часто болит голова?
– У меня мигрени.
– А мигрень – это не головная боль?
– Ты даже не представляешь, насколько это разные вещи. – Мы улыбаемся друг другу.
– Пустишь меня на свои шторы поваляться?
– Они мои? Ты же говорила, у нас тут все общее.
– Нет. Шторы – твои. Колонки, – она кивает на гору хлама, которая только разрослась за то время, что мы с Геллой соседствуем, – мои. Танцевальный класс – наш.
– Я разрешаю тебе лежать на моих шторах, но только сегодня. Раз уж тебе плохо.
И поддавшись желанию узнать, такая ли на ощупь Гелла мягкая, как кажется, осторожно беру ее на руки и несу к сцене, по ступенькам и на мою постель из штор.
– Я что, сплю и во сне мой друг-грубиян носит меня на руках?
– Я тебе не…
– …Друг, я помню.
И все равно звучит, будто мы друзья, она умело играет словами, а я все время остаюсь в дураках, но это интересный спорт. Он круче, чем скандалы и примирительный секс, быть может, даже круче вспышек ревности, той самой, настоящей, с выяснением отношений. Гелла меня путает. И наш формат общения мне совершенно непривычен.
Скандала снова не случается. Вместо этого мы лежим рядом, она переползает все ближе, пока не оказывается на моей груди. Утыкается в меня лицом, прячется за своими волосами. Ее рука оказывается на открытой полоске кожи моего живота, там, где свитер задрался, но ее это совсем не смущает, или она уже спит? Кажется, мне везет больше, чем Зализанному?
– И ты что, просто уснешь? Мы не виделись четыре дня. И ты вроде опять меня игнорировала, как последняя стерва.
– А ты прям очень хочешь поругаться? Это же так скучно…
И будто чтобы убедить меня еще больше, Гелла начинает возиться, устраиваясь удобнее. Любительница обнимашек получила свое и пользуется этим на всю катушку. А я поддаюсь, и это немного ванильно. Но она засыпает, расслабляется и начинает скатываться на шторы с моей груди. Я мог бы придержать ее рукой, а мог бы дать ей свалиться и спокойно заняться переводом.
Прежде чем решение будет принято рационально, моя рука оказывается на ее спине, а потом и вторая тоже, и вот мы уже лежим, переплетая руки и ноги.
И что мне теперь делать со своей злостью? Во что сублимировать? Решу чуть позже.
Что я чувствую?
Удовлетворение и спокойствие.
Глава 9
Вернись с небес на землю
Пробуждение дается нелегко, быть может, потому, что уже поздний вечер? С самого детства мама говорила, что спать на закате нельзя: голова заболит, а я все думал, почему тогда она у меня и так болит, но на сон после пяти вечера поставил себе внутренний запрет.
И вот открываю глаза, а за маленькими окошками под потолком – темно-оранжевое небо. Снаружи холодно, а внутри нашего мира невыносимо жарко. Гелла так и лежит лицом ко мне, прижимается всем своим телом к моему. За время сна она не развернулась ко мне спиной, вместо этого веснушчатый нос утыкается в мою шею, руки лежат на моей груди, будто Гелла грела их. Мы оба лежим на боку, и я очень крепко обнимаю ее плечи. Чертовщина. Прямо как у Булгакова. Со мной происходят таинственные вещи, я общаюсь с несуществующей девушкой со странным именем и ведьминскими кудрями. Гелла.
– Гел-ла. – Это имя ей совсем не идет.
Оно грубое, а Гелла мягкая. Ее имя невозможно красиво сократить, сделать более легким, обтекаемым, под стать хозяйке. Она могла бы быть Машей, Соней или Юлей, но кто-то решил, что можно назвать такое неземное, чтоб ее, создание Геллой.
– Гел-ла, – шепчу снова, чтобы привыкнуть звать ее по имени.
Не получается. Она для этого имени недостаточно порочна. Ладно, быть может, даже слишком миловидна, хоть я и не понимаю почему. Может, просто меня сбивает с толку тот факт, что мы жмемся друг к другу, как пара слепых замерзших котят? Мы настолько близко друг к другу, что я могу пересчитать веснушки на ее носу, могу изучить рисунок трещин на губах, оценить количество ресниц, отчетливо различить стук сердца. Если она откроет глаза, рассмотрю все оттенки ее карей радужки. У нее такие густые и пышные волосы, что их можно использовать как подушку, и эта мысль неминуемо вызывает у меня смех.
– Почему ты смеешься? – шепчет она.
Я ловлю этот момент – она заговаривает со мной, ее губы разжимаются и начинают шевелиться. Они кажутся настолько мягкими, что в горле появляется настойчивое ноющее чувство, похожее на жажду. Я в курсе, чего именно хочу и на что намекает организм, но не собираюсь этого делать. Тем не менее взгляд никак не удается перевести куда бы то ни было еще. Быть может, это просто интерес или вроде того. Что-то вроде хулиганства. А что будет, если разбить окно соседской дачи и сбежать? Что, если привязать к хвосту уличной кошки консервную банку? А если забраться на крышу гаража и перепрыгнуть с него на крышу соседнего? А если перебежать через дорогу прямо по проезжей части, перед машиной? А что, если поцеловать Геллу, которая лежит рядом, очень близко.