Женщина рассмеялась, и ее смех прозвучал как звон колокола.

– Глупости, – возразила Мерлин. – Тех, кого отпугивает странный оттенок волос… – Она запнулась.

На мгновение я задумалась – почему. Затем вспомнила о мальчике, которого казнили в большом зале. По сути, он умер из-за необычного цвета волос и кожи.

По лицу верховной жрицы пробежала тень.

– Я всегда чувствовала себя здесь на своем месте, как дома, – прошептала она, сменив тему. – Но я знаю, что для тебя все иначе, хотя мне бы хотелось, чтобы это было не так. Я желаю… Я буду молиться, чтобы ты смогла обрести здесь тот же покой, что и я.

Чувствуя на себе тяжесть взгляда Мерлин, я рассматривала деревья. Кедры, кажется. Запах хвои мне очень нравился.

– У тебя наверняка есть свои надежды и мечты. Тебе придется отказаться от них, отказаться от брака, детей, от дома… Должно быть, это непросто, – добавила она.

– Но я могу выйти замуж, – возразила я. – Через тридцать лет.

Ее лицо исказилось от удивления, а губы дрогнули.

– Да, это правда, – признала жрица. – Это твой план?

Когда аколиты приносили обет Трем сестрам, они давали обет безбрачия. В большинстве случаев минимум на тридцать лет. В некоторых случаях на всю жизнь.

Я знала, что Галахад был готов соблюдать целибат всю жизнь. Его сердце навсегда принадлежало храму. В этом Галахад был совсем не похож ни на Ланселетту, ни на меня.

Иногда я мечтала походить на него. Это бы все упростило.

– Честно говоря, понятия не имею, – сказала я, пожав плечами. – Это все, что вы хотели мне показать сегодня?

Я чувствовала себя нерадивой ученицей, стремящейся убежать от своего учителя. Я знала, что Мерлин могла бы научить меня гораздо большему, чем я должна была знать. Большинство аколитов в храме отдали бы правую руку, чтобы иметь верховную жрицу в качестве наставника.

Но для меня занятия с ней были не честью, а пыткой.

Через год все это станет моей жизнью. Моей жизнью на следующие тридцать лет.

И сейчас мне казалось, что у меня отбирают мои последние драгоценные минуты свободы.

– Нет, – ответила Мерлин, удивив меня. Она встала, оправив свое одеяние. – Есть еще кое-что. Следуй за мной.

Она повела меня обратно в храм, через зал с бассейном, потом в комнату, где мы провели ритуал, и затем к двери у противоположной стены, которую я раньше не замечала.

Я замялась, когда Мерлин открыла проход.

– Не бойся, – засмеялась она. – Мы не идем в святая святых. Не сегодня. Это всего лишь выход в коридор.

Я кивнула и последовала за ней.

– Думаю, тебе это понравится, – пробормотала женщина.

Когда мы вошли, я не смогла сдержать удивленного возгласа.

Потолок вздымался над нами, словно сама небесная ткань. Сюда не проникало ни единого луча света, но пространство казалось живым, оно светилось и мерцало собственным светом, как если бы в его недрах горели неизведанные звезды.

Каждый сантиметр стен и потолка был покрыт светящимися мозаиками из драгоценных камней и редких минералов, которые запечатлевали сцены из прошлого. Времена, когда фейри процветали, живя в гармонии с людьми.

Я с любопытством вглядывалась в мозаики, широко распахнув глаза. Изображения поражали меня необычностью и красотой. На одном из панно королева фейри сидела на величественном троне, окруженная придворными. Расположившись в зелени у журчащего ручья, она была одета в легчайшее платье, сотканное из живых цветов. Ее волосы были ярко-синими, а кожа – прозрачной, словно лазурь. Цвет ее кожи напомнил мне мальчика, которого казнил Артур. Я почти слышала шелест листьев, когда смотрела на картину.

Некоторые сцены изображали людей. Они были скромно одеты, меньше ростом и сдержанней в поведении. На одной из мозаик люди приносили дары королеве, стараясь расположить ее к себе, как смиренные подданные.

На другом панно красивые мужчины и женщины танцевали на вершине холма. Их длинные волосы развевались на ветру, тела сияли на солнце, а лица были полны веселья. Они кружили в танце, создавая иллюзию вечной красоты и беззаботной гармонии.

Но не все изображения демонстрировали идиллию. Я повернула голову вправо и ахнула.

Здесь была запечатлена совершенно иная сторона жизни фейри. Мозаики обрели более темные оттенки, и их красота становилась пугающей. Некоторые фейри изображались с рогами, другие – с острыми когтями, а кое-где были черты, способные напугать даже самых смелых. Перья, мех, чешуя. В лицах фейри не было ни милосердия, ни добра. В их взглядах сквозила злоба.

В отличие от идиллических пейзажей на противоположной стене, в этих работах царили пустота и разруха. Природа была разорена, и мозаика показывала опустевший каменистый ландшафт, где не было места жизни – только острые камни и редкие колючие кустарники с торчащими шипами.

Я не могла оторвать взгляда от мозаик, на которых были изображены люди в цепях, которых вели фейри-воины, держа в когтистых руках кнуты. Люди выглядели поверженными, угнетенными, а фейри смотрели на них с жестокостью и презрением. Я попыталась представить, как отреагирует Артур, если увидит эти мозаики.

– Ты шокирована? – спросила Мерлин, изучая мое лицо. – Не многие могут прийти сюда.

– Я удивлена, – выдавила я. – Это… это…

– Мы обычно не думаем о фейри как о существах с двумя сторонами, да? – заметила Мерлин.

– О чем вы?

Мерлин пожала плечами:

– Так же как у людей, у фейри есть светлая и темная стороны. Художник изобразил фейри как красивыми, – она указала на левую стену, – так и уродливыми. Смысл ясен, я думаю.

Я уставилась на нее:

– Это все, что вы можете сказать? А что насчет людей справа?

Женщина наклонила голову, раздумывая.

– Некоторые фейри, возможно, действительно были жестоки к людям. Тем не менее наши родословные тесно переплетены. Минуло почти двести лет с тех пор, как фейри покинули континент Эскиры, но до этого мы, вероятно, жили с фейри бок о бок в относительном мире.

«Но мир вряд ли был вечным», – подумала я, но задала вопрос:

– Кто все это создал?

– Храм – самое старое здание в Камелоте, возможно, во всем Пендрате. Кое-кто считает, что некоторые части – дело рук фейри.

– А что насчет святилища? – рискнула спросить я.

– Не сегодня, – ответила Мерлин с легкой улыбкой. Она снова повернулась к двери и повела меня на главный двор.

Когда мы вышли на свет, она остановилась.

– Твой брат всегда проявлял должное уважение к богиням и храму, – сказала она, и это прозвучало как явное преувеличение. – Но в последнее время его особенно интересует брат Трех сестер.

– Перун? – Я нахмурилась. – Я не знала.

– Он задавал вопросы ученым послушникам. Он, кажется, очень увлечен священными ритуалами Перуна, которые раньше проводились монархами Пендрагона, – пояснила Мерлин. – Конечно же, то было сотни лет назад.

– Понятно, – пробормотала я.

Я не знала, что Перун играл роль в нашей религии в прошлом. Он и Недола всегда были в тени. Я думала, что так было во все времена.

– Конечно, это естественно, что мужчине-правителю интересен бог-мужчина, – хмыкнула Мерлин. – Твой брат просто любопытен. Я уверена, что он все так же проявляет должное уважение к Трем.

Я не ответила.

– Вчера… – она замешкалась, – я была… разочарована… его решением. То, какой приговор он вынес юному вору.

Юному вору. Не мальчику с кровью фейри.

– Я тоже, – честно призналась я.

Мерлин вздохнула и прикрыла ладонью лоб.

– Какое расточительство… У мальчика был огромный потенциал.

– Уверена, именно поэтому он и казнил его, – тихо сказала я.

Жрица встретилась со мной взглядом.

– Он загубил жизнь, и это грех, – сказала она. – Однако закон суров.

– Именно так.

Мне стало интересно, солидарны ли мы с ней в данном вопросе или же Мерлин просто считала, что мальчик пополнил бы ее коллекцию талантливых юных аколитов?

Или, может быть, ее больше беспокоила жестокость, безжалостность казни. Возможно, она переживала за Артура, как и я?

– А какие у Перуна ритуалы? – спросила я, внезапно заинтересовавшись.

Мой вопрос застал женщину врасплох, Мерлин уже собиралась вернуться в храм. Когда она повернулась ко мне, ее лицо помрачнело.

– Их было много, и все они были связаны с кровью.

Я накинула капюшон и медленно зашагала обратно к замку, погрузившись в раздумья.

Глава 6

Когда я вернулась в свою комнату, мне стало ясно, что в мое отсутствие в ней кто-то побывал. Не слуги, которые ежедневно прибирали и заботились о моей одежде. Кто-то другой, кого не приглашали и не ждали.

Я замерла на пороге, крутя головой из стороны в сторону и пытаясь понять, что меня насторожило, и тут заметила, что портрет моей матери лежит на столе, вместо того чтобы, как обычно, висеть на стене.

Я быстро подошла к картине, ощущая, как поднимается паника. Миниатюра была полностью пропитана красными чернилами. Меня начало подташнивать. Это единственный портрет, что у меня был. Я полагала, что должны быть и другие и что Артур наверняка знает, где они, но я до сих пор не решалась спросить его. Этой миниатюры мне было достаточно.

Чернила еще даже не успели высохнуть. Я осторожно коснулась их пальцем. Возможно, если поспешить, то я успею отнести портрет на восстановление. Возможно, большую часть чернил получится оттереть.

Но в глубине души я знала, что картина уже никогда не будет такой, как прежде.

Я догадывалась, кому хватило бы жестокости и наглости вломиться в мою комнату и уничтожить самую дорогую для меня вещь. И даже если бы я не проявила смекалку, мой мучитель оставил свое имя. Оно было вырезано на изголовье моей кровати, между луной и звездами. Он, должно быть, использовал острый кинжал и спешил, потому что буквы были неаккуратными и неровными.

Но я все равно могла прочесть их.

Флориан.

Я была сама виновата в том, что не запирала дверь, чтобы не создавать неудобств слугам, которым был нужен постоянный доступ в мои покои. Придется изменить свои же правила. Флориан уже не первый раз рыскал в моих вещах. В прошлом году он даже порвал некоторые мои книги и украл мою одежду. Но затем он оставил меня в покое на несколько месяцев, и я оказалась достаточно наивна, чтобы предположить, что ему наскучило мне досаждать.

Но это… это уже слишком. Он зашел слишком далеко.

Я представила, как лежу в постели, зная, что его имя находится прямо над моей головой, и меня затошнило еще сильнее.

Прежде чем я успела понять, что делаю, я выхватила кинжал из ножен, взобралась на кровать и начала царапать и колоть эти невыносимые семь букв. Я остановилась, тяжело дыша, только когда изголовье превратилось в истерзанную деревяшку, но уж лучше так, чем спать под именем моего мучителя.

Это была моя кровать, а не его, но мне казалось, будто он пометил не только мои вещи, но и меня.

Я не могла больше здесь оставаться. Осторожно завернув миниатюрный портрет мамы в кусок ткани, я положила его в кожаную сумку, а затем нашла ключ от своей комнаты в комоде.

Выйдя в коридор, я заперла дверь. Наверное, я и без слуг обойдусь. Лучше сама буду убирать за собой.

Мне нужно срочно найти Ланселетту.

* * *

Я с облегчением заметила Ланселетту сразу же, как только переступила порог таверны «Медведь и русалка». Я обрадовалась еще больше, увидев рядом с ней Галахада.

На город опустились сумерки, и таверна была переполнена. Зал гудел от смеха и разговоров, в воздухе витал запах эля, медовухи и пряного вина, разлитых по массивным деревянным кружкам и кубкам. Ароматы дыма от очага и жареного мяса смешивались с аппетитными запахами пирогов и рагу, доносившимися из кухни.