Девочка-лёд. Ветер перемен (страница 9)
– Это не еда из ресторана, конечно, – оправдываюсь я. – Рулеты и чизкейк я вообще впервые делаю. Давно рецепт читала, хотелось попробовать, но не было возможности. Так что если невкусно…
– Что там? Чизкейк? – смотрит на меня в шоке.
– Эм… Ему ещё стоять в холодильнике долго.
– Обалдеть, Лисицына. Я отправляюсь накрывать на стол в гостиной. Пора пробовать всё, что ты приготовила, – весело заявляет он.
Я, наконец, выдыхаю. Не злится, значит. Хорошо…
– Рома, я с тобой. Помогу всё расставить и салфеточки разложить, – спешит слезть с высокого стула Ульяна.
– Алён, ты икру и нерку тоже распаковывай, не то у местного кошачьего братства будет праздник, – подмигивает мне он.
– Ляля, дай салфетки и скатерть, – командует Ульяна, ткнув пальцем наверх.
Я достаю всё с холодильника. Засматриваюсь на причудливую, узорчатую скатерть с изображением резных, серебристых снежинок.
– Купил, что было, – пожимает плечами Рома. – Салфетки со Смешариками, потому что Савелий их обожает, – поясняет он, смеясь. – Еле достал…
Я не могу сдержать ответную улыбку. Вот кто бы мог подумать, что Беркутов будет ездить по Москве, пытаясь найти салфетки с изображением этих мультгероев. Прям представила себе эту картину. Беркут, требующий от продавцов Смешариков.
– Хватит угорать, Лисицына, – выхватывает из моих рук упаковку весёлых салфеток и, кажется, смущается. Вот это да!
Суетимся мы долго. Я готовлю ещё и пюре к отбивным, пока Ульяна под руководством Романа, кривляясь, таскает из кухни дорогущую фарфоровую посуду. И да, она всё-таки роняет одну из тарелок этого сервиза.
– Вот баловство твоё до чего доводит! – смотрю на неё сурово.
– Прости, – глаза по пять рублей.
Понуро опускает голову. Она так делает, когда понимает, что накосячила.
– Ульян, я тебе всегда говорю: осторожнее.
– Я не хотела, – дрожит её голос. – Но виновата.
– Молодец, что уж теперь сказать…
– Что случилось? – а это уже Рома.
– Прости, Ром, – развожу руками, пока он оценивает масштаб происшествия.
– Ты чё, реветь удумала из-за этой ерунды? – приседает напротив сестры он.
– Я случайно. Шшшла.. и… заболталась… ноги заплелись…
Тааак. Она начинает плакать.
– Ульян, ты серьёзно, ну-ка прекращай! – Рома обнимает её, пока я собираю осколки. – Это же просто тарелка.
– Тарелка из фарфора, – уточняю я.
– Из фарфора, но всё же тарелка, – смеётся он, а сестра начинает рыдать пуще прежнего.
– Гляди. Чтоб ты не расстраивалась, – он встаёт, достаёт с полки тарелку и неожиданно для нас обеих тоже выпускает её из рук. Да с таким выражением лица, что Ульяна невольно переключается со слёз на смех.
– С ума сошёл? – смотрю на него во все глаза.
– И ты, Лисица разбей. На счастье, – советует мне он, протягивая ещё одну тарелку.
– Вы обалдели оба, что ли?
– Бей давай. Я уберу, – отмахивается он.
– Бей, – присоединяется мелкая. – На счастье!
Я в ужасе смотрю на белоснежную фарфоровую тарелку, красивой квадратной формы. Вспоминаю квартиру Князевых, эдакий музей фарфора. И ту чашку, и ковёр. И реакцию Данилы. А потом и поведение его родителей.
– Ну же, Лиса, мы ждём! – Рома поднимает Улю на руки.
– Давай! – визжит она. – Будет весело!
– Ну ладно, дурики, – начинаю и я смеяться. Прямо какое-то массовое сумасшествие.
– Ну же! – подначивает мелкая.
– Вот же глупость, – ворчу вслух, закрываю глаза, чтобы не видеть это преступление, и разжимаю одеревеневшие пальцы, роняя тарелку.
Звонкое «дзинь» разносится по всей квартире. Третье по счёту.
– Еее! – вопит Ульяна, обвивая ручками плечи Романа. Жмётся к нему, а потом и вовсе в щёку целует. – Спасибо, Рома, что не поругал.
– Ну всё, быть нам всем троим теперь счастливыми, – задумчиво произносит он, глядя на меня.
Может, и нет никакого подтекста в его словах. Может, «всем троим» – потому что били тарелки все трое, а не потому что… Ой. Не думай. Может, он вовсе не то имел в виду. Но всё равно как-то тепло на душе становится…
9
Алёна
Мы садимся за стол только в половине двенадцатого.
– Сколько еды и красиво! – наблюдая за Романом, поджигающим толстые ароматизированные свечи в стекле, говорит Ульяна.
– И правда, много всего получилось, – оценив свои скромные труды, не могу не признать я.
Рома и вовсе руками разводит, демонстрируя тем самым отсутствие каких-либо слов. Ульяна сидит по другую сторону от Савелия. Мальчик выглядит уставшим, но довольным. Рома предупредил нас о том, что в любую секунду его настроение может измениться. И о приступах, которые порой случаются, тоже.
– А желания загадывать будем? – интересуется Лисицына-младшая, отправляя в рот один кусочек дорогой сырокопчёной колбасы за другим. – Надо написать и сжечь, потом бросить в стакан и выпить.
– Ульян, – я улыбаюсь. – Мы уже пробовали с тобой на день рождения. Не сбылось.
– Так потому что на Новый год надо! – оптимистично выдаёт она. – Рома, неси бумажки и ручку.
Беркутов послушно поднимается со стула. Я не знаю, по-моему, Уля совсем обнаглела. Она как-то странно на него действует. Вообще, Рома и дети – отдельная тема. Это как будто совершенно другой человек.
– Давайте включим идиотский «голубой огонёк» или как там это называется, – предлагает вернувшийся из спальни Рома, отдавая листок и ручку сестре.
Находит пульт и включает концерт, который идёт по первому каналу.
– Мать вечно это смотрит. Каждый год одно и то же, ей-богу.
– Можем мультики оставить, – пожимаю я плечами.
– Да не, пусть поют. Правда, на эту песню у меня теперь аллергия, – мрачно отзывается он, глядя на певицу, танцующую в мини и напевающую всем известный трек.
Интересно, она ему нравится внешне? Стопроцентно да. Блондинка. Вон ноги какие от ушей и грудь большая.
– Лошадь силиконовая, – к моему немому удивлению вздыхает он, потирая ладони. – Поёт в принципе ничё так.
Не могу сдержать улыбку. Клянусь, иногда мне кажется, что Рома умеет читать мысли.
– Ну что, будем дегустировать всё, Лисицына. Но сначала угостим Савелия. Да, родной? Тебе правда можно не всё.
Минут пятнадцать мы едим, кормим Савву, просто смотрим телевизор и смеёмся. Ульяна изображает из себя эстрадную певицу, сжимая в ладони пульт. Пляшет, глаза закатывает, волосы игриво назад откидывает. Савелий ей хлопает. Рома без конца ест, да подкладывает мне. Я впервые в жизни пробую чёрную икру и копчёную рыбу под названием нерка. Жмурюсь от удовольствия, и Рома пододвигает ко мне всю тарелку, ласково потрепав по волосам.
За минуту до двенадцати, пока президент России произносит традиционное поздравление, мы уже наготове.
Листочки. Ручка. Зажигалка Абрамова, которую он очень кстати выронил на ковре. Газировка. Ведь спиртного на нашем столе нет. Думаю, причины ясны.
– Три, два, один, – считают они на пару. – Пишем!
Я быстро вывожу «Хочу, чтобы Ульяна была здорова и счастлива», передаю ручку Роману. Он поджигает мою бумажку левой рукой, а правой строчит что-то на своём листочке.
Часы отбивают двенадцать последних ударов уходящего года.
– Быстрее! Не успеем! – визжит Уля. И вот уже её листочек вспыхивает маленьким красным пламенем.
Мы с Ромой хохочем, потому что получается всё как-то через одно место. Савелий, наблюдая за нами, начинает смеяться.
– Пьём! Пьём! – ускоряет процесс Уля.
Вот же делать нечего! Но все трое до гимна успеваем проглотить свой лимонад с пеплом.
– С НОВЫМ ГОДОМ, Савка! С НОВЫМ ГОДОМ, девчонки! – целует брата и, поднимаясь со стула, громко поздравляет нас Рома.
– С НОВЫМ ГОДОМ! – улыбаюсь я, вставая тоже. Мы звонко стукаемся бокалами.
– УРРРА! – визжит Ульяна на пару с Савелием.
Тем временем на улице уже начинается характерная стрельба. Это гремит раскатами праздничный фейерверк.
– Ляль, глянь! Вот это да!
Сестра бежит к огромному панорамному окну. Я тоже направляюсь туда. И правда красиво. Чёрное небо разрезают разноцветные линии и яркие вспышки.
– Оооо, салююют! – Савва, который сидит у Романа на руках, почти не моргает и машет руками.
Ему, судя по реакции, очень нравится. Только вздрагивает бедный от каждого взрыва.
– Савва, ого да? – Улька хватает его за руку. – Клааасс! С Новым годом!
Они визжат на пару, а я впервые за несколько лет чувствую самую настоящую атмосферу праздника. А главное, что это чувствует радостная Ульяна. Она крепко обнимает меня, утыкаясь лбом в живот и шепчет, что любит, а я едва сдерживаю слёзы.
– Ульянка, скорее идём подарки открывать. Пора, – улыбается Рома.
Праздник у нас задался на славу. До отвала наелись, насмеялись. Пели, играли в крокодила: лепили друг другу на лоб бумажки и пытались отгадать слова. В итоге в половине третьего обессиленные и вымотанные Ульяна и Савелий отключаются прямо на диване.
– Пошли потанцуем, – Рома совсем неожиданно хватает меня за руку и ведёт ближе к ёлке.
Его телефон, который лежит на кофейном столике, без конца вибрирует, но он даже не реагирует на него. Один раз только ответил. Родителям.
Уверенно обнимает меня за талию, кладёт мои руки себе на шею. И мы теперь настолько близко друг к другу, что я чувствую его горячее дыхание у своего уха.
Сердце громко и больно стучит. Его. Моё.
Нечем дышать, голова начинает кружиться. От его запаха, который, кажется, я теперь узнаю из тысячи… От лёгких прикосновений мягких губ к моей скуле. И просто от того, что мы медленно двигаемся под музыку.
Рома притягивает меня к себе ещё ближе. Зарывается носом в волосы, осторожно гладит спину.
– Лисица, – выдыхает шумно.
Я зажмуриваюсь, пытаюсь совладать с собой и с тем, что происходит у меня внутри, но ничего не получается. Это сильнее меня…
Парень оставляет на моей шее лёгкий поцелуй, посылая стаю мурашек, разбегающихся по телу.
Отклоняется назад. Он так смотрит на меня… Я этот момент на всю жизнь запомню. И ощущение трепета, поглощающего каждую мою клеточку.
– Алён, – заправляет прядь мне за ухо. Скулы напрягаются.
Глаза в глаза. Они лихорадочно блестят, но вместе с тем в его взгляде есть какая-то отчаянная решимость, и это заставляет меня изрядно нервничать. Испытывать какое-то давящее, жгучее предвкушение. Я вообще ужасно плохо соображаю, когда расстояние между нами сокращается.
– Я люблю тебя, – произносит на одном дыхании он, выбивая из меня последние сомнения.
«Я люблю тебя»…
Его такие неожиданные для меня слова эхом звучат в глупой голове. Смотрю на него, смотрю… Он такой красивый и сильный, мужественный. Неужели, мой?
Его глаза прожигают. Растапливают лёд безжалостно. Сердце сбивается с ритма. Почти останавливается, когда я, набравшись смелости и переступив через свою робость, решаюсь подарить ему то единственное, что могу…
Секунды кажутся вечностью. Я дотрагиваюсь дрожащими пальцами до его скулы и встаю на носочки. Закрываю глаза и, умирая от горячего смущения, заливающего щёки, всё же прижимаюсь своими холодными губами к его.
Не умею. Не знаю, что нужно делать, но, когда он зарывается ладонью в мои волосы и сильнее сжимает в объятиях, задыхаясь от волнения вместе со мной, теряю голову и отдаюсь на растерзание инстинктам. Обнимаю его крепче за шею, несмело подаюсь навстречу и падаю. Падаю прямо в небеса…