– Спасибо, Андрей Викторович. Только вот не знаю, как матери все это рассказать. Как в глаза ей смотреть. Шесть лет ее сына считали предателем и преступником. Ее унизили как только можно и растоптали.

– Мн-да-а-а уж…

Мы молча пили кофе.

– Ты уже сообщил ей?

– Нет еще, только пригласил в Москву.

– Ну да, по телефону такое не объяснить. А вообще, мы чего зашли-то: завтра в министерство вызывают, на заслушивание по Самрит Мират. Едешь с нами. Ты ее розыск возглавляешь, соответственно больше всех владеешь информацией, вот и докладывать будешь.

– Викторович, а как же мама солдата?

– Ну не переживай. Крошкин с Кошкиным завтра встретят, съездят с ней в крематорий, получат урну, а потом привезут на Петровку.

– Понял, Андрей Викторович. Крошкин, все слышал?

– Все сделаем, Дмитрий Владимирович.

Все вышли, а я продолжил сидеть и думать: мама шесть лет ждала сына, искала, а получит только прах. Как же в глаза ей смотреть?

Из раздумий меня вырвал звонок.

– Дмитрий Владимирович, это Порошина, я взяла билет, прибываю в Шереметьево завтра в 10.35.

– Понял, Светлана Игоревна. Номер рейса какой?

– SU-5616, Аэрофлот.

– Светлана Игоревна, все записал, не переживайте, вас встретят мои сотрудники. Я вам пришлю номер телефона, как приземлитесь, наберете.

– Спасибо большое. Дмитрий Владимирович, сможете сказать хоть что-то сейчас? Есть хоть какие-то новости? Вы его нашли?

У меня защемило сердце.

– Светлана Игоревна, я хочу с вами поговорить лично, не по телефону. Обещаю, как только приедете, мы с вами обо всем поговорим.

– Я поняла. Тогда до встречи.

Как же мне было нехорошо. Тут позвонил Щукин.

– Зайди ко мне.

Я взял ежедневник, спустился на четвертый этаж, постучал в кабинет.

– Разрешите, Андрей Викторович?

В кабинете уже сидел народ.

– Заходи. Ты чего такой? Что случилось? На тебе лица нет.

– Викторович, как завтра маме в глаза смотреть? Что говорить? Отдала сына Родину защищать, а его объявили преступником. Шесть лет говорили матери, что ее сын дезертир и предатель. А мальчика просто сбила машина. Это уму непостижимо.

– Так, Большов, успокойся. Я тебе тысячу раз говорил, что у нас такая работа. Мы с тобой разгребаем дерьмо за другими. Не мы с тобой виноваты, что все так произошло, что солдату зачем-то понадобилось перебегать МКАД, что нерадивый следователь не принял меры по опознанию трупа, а опера из области, которые искали «дезертира», не проверили его по приметам московских трупов. Но благодаря тебе мама завтра найдет сына. Да, к сожалению, неживого. Но найдет! И только благодаря тебе вернет сыну честное имя. Ее сын не преступник и не предатель. И это наша работа. А теперь отставить сопли и давай готовиться к завтрашнему заслушиванию, не хочу, чтобы меня отымели, как кота помойного.

– Андрей Викторович, кошку, – поправил кто-то.

– Что «кошку»? – не понял он.

– Ну котов же не имеют.

– Ага, Головатов если рассердится, ему все равно, кот ты или кошка. Сидеть точно долго не сможешь.

Утром в 10.00 мы уже были на заслушивании в МВД. Все прошло более-менее гладко. Сделано было много, мы практически уже вышли на след. Но, как всегда, звучало «усилить», «углубить». Я слушал вполуха, все записывал, а сам думал о встрече с мамой солдата. Представлял, как она накинется на меня с кулаками. Ведь это я нашел ее сына погибшим. Я последний, с кем она будет общаться как с представителем силовых структур, которые обвиняли ее сына в предательстве.

Когда все закончилось, мы, по традиции, зашли к ребятам из ГУУР. Бато Доржиевич Шонджонимаев, один из старейших и опытнейших сыскарей России, напоил вкуснейшим бурятским чаем, поддержал меня и пытался успокоить. Обсудили дела, поговорили за жизнь. И мы поехали обратно на Петровку.

Пока сидел на совещании, Крошкин и Кошкин написали мне, что маму солдата встретили и по дороге на Николо-Архангельское кладбище все аккуратно рассказали, подготовили.

В 13.00 пришло сообщение: «Урну получили, едем на Петры». Заказал пропуск на Порошину.

В 14.20 в дверь постучали, и, пропустив вперед Светлану Игоревну, вошли Крошкин и Кошкин.

Я встал. Ко мне шагнула невысокая, очень симпатичная, но рано постаревшая женщина с россыпью морщинок вокруг глаз. В руках она держала урну с прахом, которую бережно, как ребенка, прижимала к груди. Но меня поразили ее глаза. Они сияли! Возможно, оттого что она стояла напротив окна, в них отражалось голубое небо.

– Здравствуйте, Светлана Игоревна, – начал я, с трудом подбирая слова. – Я хочу вам выразить соболезнование от лица Московского уголовного розыска. И сказать спасибо… за сына…

Но я не успел закончить. Светлана Игоревна бросилась на меня. Я ждал ударов, понимал, что это неизбежно. Закрыл глаза и приготовился. Нервы матери, которые за шесть лет сжались как тугая пружина, в один момент разжались. Но вместо ударов она вцепилась в меня, обняла, крепко прижалась, из ее глаз хлынули слезы. Мы так и стояли. Мама погибшего солдата, плачущая и прижимающаяся ко мне, и я, обнимающий и прижимающий ее к себе, а между нами – урна с прахом ее сына.

Сердце матери успокоилось. Она нашла сына. Да, к сожалению, погибшим, но нашла. Она столько лет боролась и доказывала, что ее сын не преступник и не предатель. И она победила.

А я гладил ее по волосам и думал, что у нас лучшая работа в мире. И решил, что не стану рассказывать маме солдата, что опоздай мы всего на один день, и от ее сына не осталось бы даже пепла…

А потом мы пили чай. Пришли Щукин, Карпов, ребята и девчонки из нашего отдела. Светлана Игоревна не переставая говорила, как благодарна нам. А на столе стояла урна с прахом погибшего в мирное время солдата. Он как будто был с нами. Потом Крошкин и Кошкин отвезли Светлану Игоревну в аэропорт и посадили на самолет.

А через месяц мне пришло сообщение от Светланы Игоревны с фотографией: памятник на свежей могиле, на памятнике – красная звезда и фотография, с которой смотрел молодой солдат Иван Порошин. Могила была усыпана цветами и венками, на одном из которых виднелась надпись: «От Министерства обороны». Вместе с фотографией пришло сообщение: «Спасибо вам, что вернули мне сына! МУР действительно лучший и легендарный! Низкий вам поклон от матери солдата! Вы вернули мне сына и, главное, его честное имя! Мое сердце успокоилось».

История вторая
Черный BMW

Практически весь личный состав МУРа направили на отработку адресов по заказному убийству. Нас разделили на группы по три человека, со мной работали Крошкин и Любимова. Закончили мы в Строгино около восьми. Перед тем как разъехаться по домам, заехали в фастфуд поесть.

Голодные, усталые, мы набрали еды и уселись за стол. Только я поднес горячий, вкусно пахнущий бургер ко рту, раздался звонок. Щукин. С сожалением я отложил вкусноту и нажал зеленую кнопку.

– Алло, ты где? – закричал он в трубку так громко, что было слышно всем вокруг.

Ребята тоже замерли, смотря на меня.

– Викторович, вот только закончили, зашли поесть. Что случилось? Ты чего так кричишь?

– В каком районе, я спрашиваю?

– В Строгино.

– Отлично! Только что на «ноль два» позвонила женщина, у нее ребенка похитили. Четыре года. На черном BMW. Генерал всех по тревоге поднял.

– Адрес?

Он назвал улицу и дом и добавил:

– Это как раз недалеко от вас.

– Едем.

Ребята так и не притронулись к еде, ждали окончания разговора.

– Откладывается? – спросила Любимова.

– Ага. Мариша, собирай все с собой. Дэн, заводи.

Запрыгнули в наш «Форд» и через пять минут были на месте. Во дворе уже стояли несколько «цветных» машин^[14] с включенными мигалками, озаряя весь квартал вспышками. Собралось очень много людей. С трудом пробравшись сквозь толпу, мы увидели зареванную молодую женщину, которая что-то сбивчиво рассказывала нескольким полицейским.

– Кто старший? – спросил я.

– Ответственный от руководства ОМВД Строгино подполковник Петров.

– Начальник восьмого отдела МУРа Большов, – представился я, показав удостоверение.

– Ого, здравия желаю, как быстро вы. Еще даже СОГ^[15] не подъехала.

– Мы как раз рядом работали. Что случилось?

– Да вот у женщины дочку похитили. Говорит, на черном BMW.

– Сколько лет ребенку?

– Четыре года, товарищ полковник.

– Рассказывайте, – повернулся я к потерпевшей.

Совсем молодая женщина. Вся в слезах. Рядом стояла еще одна мамочка с ребенком. Одной рукой она держала коляску, другой – обнимала и гладила подругу, пытаясь успокоить.

– У ме-ня доч-ку ук-ра-ли, – всхлипывая на каждом слоге, сказала потерпевшая.

– Как вас зовут?

– Люд-ми-ла.

– Людмила, пожалуйста, попытайтесь успокоиться. Я вам обещаю, мы найдем вашу дочку.

– Прав-да? – спросила она и с надеждой посмотрела на меня.

К девушке подошла Марина, взяла за плечи и, глядя в глаза, четко произнесла:

– Людмила, мы из Московского уголовного розыска. И всегда всех находим. Но чтобы начать работать, мы должны знать все. Чем быстрее вы успокоитесь и начнете нам помогать, тем быстрее мы найдем вашу дочь.

– Да, да, конечно, – вытирая мокрым насквозь платком глаза, ответила Людмила. – Мы с дочкой гуляли на площадке, – она махнула рукой в сторону. – И уже когда пошли домой, встретили Свету. – Людмила повернулась к подруге, которая ее успокаивала. – И мы стали разговаривать. А Варечка все домой тянула. Я даже не заметила, как она свою руку из моей вытащила. А когда стали прощаться со Светой, смотрю, дочки нет нигде, а от нас отъезжает черный BMW и заворачивает за угол дома, – закончила она и указала туда, где скрылась машина.

– Товарищи, кто что может рассказать по данному факту, пожалуйста, подходите.

Марина и Крошкин открыли блокноты.

Толпа увеличивалась, прибавлялись новые люди, которые узнавали об исчезновении девочки. Стали слышны выкрики:

– Что творится-то! Средь бела дня детей уже похищают! Куда полиция смотрит?

Люди начинали вести себя все агрессивнее. Я обернулся к ответственному от руководства:

– Организуйте оцепление. Пусть останутся только те, кто сможет дать показания.

– Есть, товарищ полковник.

Начали опрашивать Людмилу, ее подругу и всех очевидцев.

– Муж где ваш? В номере машины хоть какие-то цифры или буквы запомнили? Опишите подробно, во что была одета дочка…

Я набрал телефон Сергея Куренкова, начальника отдела видеонаблюдения, как раз недавно созданного в МУРе.

– Сережа, привет. По похищению ребенка работаю.

– Привет, Дим. В курсе, нас уже подключили. К тебе оперативников на помощь направили, а мы готовы камеры отсматривать.

– Принял, Сереж, спасибо.

– Какой подъезд и точное время?

Я повернулся к Людмиле.

– Вы в каком подъезде живете?

Она сказала, что в пятом.

– В каком месте это произошло? Во сколько точно?

– Я-я не помню.

Она была растеряна и напугана.

– Вы помните? – повернулся я к подруге.

– Конечно. Я с коляской вышла из дома ровно в двадцать ноль-ноль. Пока спустились, пока встретили Люду, пока поговорили – где-то пятнадцать минут прошло. Мы здесь и стояли. А BMW заметили, как раз когда машина от нас отъезжала. Черная, большая, «затонированная».

– Сережа, смотрите с двадцати ровно. Девочка пропала примерно в двадцать пятнадцать между четвертым и пятым подъездами. Мама с девочкой живут в пятом.

– Принял, Дим, сделаем.

Подъехали следственно-оперативная группа и кинолог со служебной собакой, подошли к нам.

– Откуда начинать? – обратился к нам старший группы.

– Людмила, вы на каком этаже живете?

– На втором.

– Дома кто сейчас?

– Дома мама, а муж с работы едет уже.