* * *

Проснувшись под гитарные рифы «Металлики», которые стояли у него на рингтоне будильника, Максим не сразу поднялся. Он лежал в тёплом коконе одеяла, лениво глядя на потолок и перебирая в голове воспоминания прошедшего дня. Экскурсия по дому запомнилась не только благодаря величественным залам и старинным деталям интерьера, но и из-за того, кто был её проводником. Олеся оказалась великолепным рассказчиком: её слова словно переносили его в другую эпоху, оживляя картины прошлого.

Но больше всего его поразило открытие, что Олеся – художница. Как-то раньше он не задумывался, чем она живёт и что её вдохновляет, пока не оказался в её мастерской. Картины, которые он увидел там, захватили его воображение: яркие, эмоциональные, они будто рассказывали истории без слов. Особенно его зацепили её зимние работы – они были наполнены каким-то необъяснимым волшебством.

Одну из картин он разглядывал дольше остальных. Это была усадьба в Рождественскую ночь. Дом сиял в свете множества огоньков, а на переднем плане была изображена семья – Олеся, её родители и, вероятно, бабушка с дедушкой, и ещё какие-то родственники с детьми. Они собрались вокруг ёлки, держа в руках свечи и подарки. От картины веяло теплом и светом, и такой радостью, что казалось, он слышит их разговоры и смех, видит шалости детей. Татьяна упомянула, что картине уже четыре года. Она была написана в последний Рождественский вечер, который они провели вместе, до смерти деда.

Эта картина захватила дух Максима. Он не мог перестать думать о ней. Это было не просто изображение – это был целый мир, полный воспоминаний и эмоций, которые он даже не знал, как выразить словами.

Невольно подумалось о том, что в его жизни таких моментов, которые хотелось бы запечатлеть навсегда на полотне, почему-то и не было.

Телефон на тумбочке мигнул, сигнализируя о новом сообщении. Мужчина лениво потянулся за девайсом. На экране высветилось имя секретаря, а короткое сообщение лаконично гласило: «Эвакуатор будет в десять».

Он убрал телефон обратно и провёл рукой по лицу. Слова напомнили, что его пребывание здесь подходит к концу, но радости это почему-то не принесло. Решив не думать об этом сейчас, Максим поднялся и спустился вниз, откуда уже доносился лёгкий стук её шагов.

Олеся стояла у окна, задумчиво водя пальцем по морозным узорам на стекле. Лёгкий свет утреннего солнца делал её образ почти нереальным. Её лицо было сосредоточенным, а взгляд уходил куда-то вдаль, за пределы этого дома и дня.

– Доброе утро, – тихо произнёс он, боясь нарушить хрупкость момента.

Олеся обернулась, и на её губах появилась та самая лёгкая улыбка, которую он уже начал узнавать.

– Доброе. Ты рано встал.

– Просто не спалось, – отозвался Максим, подходя ближе. – Что-то не так?

В этот момент он почувствовал, что не хочет разрушать утреннюю магию новостью об эвакуаторе. Лучше сказать после завтрака, решил он. Интуиция подсказывала, что это правильно.

Олеся качнула головой, но её глаза всё ещё были задумчивыми.

– Просто думаю. Этот дом… В нём столько воспоминаний. А теперь… Иногда кажется, что я не смогу вернуть в него былую радость. Нет, ничего, – добавила она поспешно, словно пытаясь отмахнуться от собственной слабости. – Всё это глупости!

Она встряхнула копной рыжих волос, будто избавляясь от навалившихся мыслей, и с лёгкой улыбкой повернулась к нему.

За короткое знакомство Олеся впервые заговорила о настолько личных чувствах, что у него перехватило дыхание. Максим хотел сказать что-то, чтобы поддержать её, но лишь кивнул. Подобрать правильные слова оказалось неожиданно сложно. Хотя ему дико хотелось убрать вот эту глубинную грусть из ярких голубых глаз.

– Завтракать будешь? Я как раз собиралась приготовить что-нибудь простое.

– Я голоден, как волк!

Максим молча смотрел, как на тарелке растёт стопка горячих блинов. Его так и тянуло стянуть новый блин из-под руки хозяйки. Это переросло в какую-то детскую возню. На кухне звучал их смех и лёгкие шутливые реплики.

Олеся устроилась напротив и, смакуя первый кусочек, выглядела на редкость довольной.

– Ты не любишь сладкое? – вдруг спросила она, заметив, что Максим не дотянулся до варенья.

– Не особо, – признался он, откусив от пустого блина и жуя с какой-то жадностью, так вкусно это было, что хотелось ещё и ещё.

Олеся задумалась на мгновение, потом встала и открыла холодильник. Достав банку красной икры, она вернулась к столу и с лёгкой улыбкой протянула ему.

– Попробуй с этим. Всё, что осталось в холодильнике. Метель не дала мне выехать в город.

Максим рассмеялся, принимая банку.

– Ну, это уже по-богатому. Тебе намазать?

– Ещё чего, – отозвалась она, наливая себе чай. – Блины нужно есть с вареньем или со сметаной. Хотя с мясом они тоже хороши!

Максим намазал блины икрой, попробовал и кивнул с одобрением.

– Признаюсь, вкусно.

– А то!

Максим уже хотел что-то ответить, но тут телефон на столе снова подал сигнал. Он взглянул на экран, и там высветилось новое сообщение от секретаря:

«Эвакуатор уже подъезжает. Будет через двадцать минут.»

Максим задержал взгляд на экране чуть дольше, чем следовало. Он чувствовал, как в груди поднимается странное ощущение – смесь облегчения и досады.

– Что-то важное? – спросила Олеся, уловив изменение в его лице.

– Эвакуатор, – коротко сказал он, откладывая телефон. – Приедет минут через двадцать.

Олеся отвела взгляд, сосредоточившись на своей чашке. Её лицо оставалось спокойным, но тени ресниц дрожали.

– Ну что ж, – улыбка получилась натянутой. – Значит, будем прощаться. Тебя ждёт столица.

Прощаться… Почему-то это слово прозвучало неприятно. Будто бы оно вытеснило уют из тёплой кухни, оставляя после себя тягостную пустоту. Максим ощутил, как в груди неприятно похолодело и дёрнуло, словно невидимая рука коснулась старого, забытого нарыва.

– Олеся, у меня есть идея, насчёт дома.

– Что ты имеешь в виду? – девушка удивилась смене темы и даже положила ложечку на блюдце, стараясь не пропустить его слова.

– Я не говорю о продаже. Скорее говорю о партнёрстве. Вместе мы можем сделать из этой деревни нечто особенное. Я решил изменить концепцию проекта. Здесь я построю дома для семейного отдыха. Это позволит тебе продолжать жить здесь и быть частью этого общества.

Олеся молчала, изучая его лицо. Её взгляд был одновременно настороженным и заинтересованным. Она ничего не понимала в бизнесе.

– Партнёрство? Это звучит… странно. Какое тебе дело до меня? Даже если так, у меня нет средств, чтобы стать инвестором.

– Это и не нужно, – твёрдо ответил он. – Но только если ты доверишься мне.

Тишина повисла в комнате. Олеся отвела взгляд. Смотреть на Максима было тяжело. Почему-то этот мужчина за неполных два дня стал ей близким. До его прихода в гостиную она думала о превратностях судьбы. Как одна метель изменила впечатление о господине Сапсане. И она искала любой повод, чтобы продолжить общение с Максимом. И одновременно боялась ошибиться.

– Я подумаю, – наконец сказала она, встретившись с ним взглядом. – Но не жди быстрого ответа. Год почти закончился. Плохая примета начинать что-то новое.

Максим довольно улыбнулся, принимая её решение. Если сразу не получил отказ, то считай победил. Это было непреложное правило в его жизни.

Их разговор прервал протяжный сигнал автомобильного клаксона. Максим выглянул в окно – на улице стоял эвакуатор, окутанный лёгким паром от выхлопа.

– Кажется, мне пора, – произнёс он, вставая из-за стола.

Олеся нервно засуетилась на кухне, пока Максим поднялся в гостевую комнату.

Максим собрал свои немногочисленные вещи, но когда дошёл до входной двери, вдруг осознал, что уезжает в чужой одежде.

– Прости, я верну вещи при случае, – сказал он, надевая чужие сапоги. Свои туфли он без сожаления выкинул.

– Возвращать не обязательно. Пусть останутся у тебя.

Олеся провожала его, накинув свой яркий широкий шарф на плечи. В морозном утреннем воздухе её силуэт казался особенно хрупким и трогательным. Она стояла на крыльце, обнимая себя руками, словно пыталась удержать тепло. Максим бросил взгляд на неё, уже садясь в кабину эвакуатора.

– Береги себя, – крикнул он, опуская стекло. – Иди в дом, а то замёрзнешь!

Олеся улыбалась, махая рукой на прощание.

– И ты береги! – прокричала, но её голос почти утонул в шуме двигателя.

Дверь эвакуатора захлопнулась, и машина медленно тронулась с места, оставляя за собой следы шин на свежем снегу. Максим смотрел в боковое зеркало до тех пор, пока была видна фигура девушки. Похоже, уходить она не собиралась до тех пор, пока машина не скроется из вида.

– Вот же упрямая, – буркнул себе под нос. – Замёрзнет же.

Но, несмотря на собственные слова, ему было чертовски приятно внимание маленького упрямого воробушка.

Олеся стояла на крыльце, кутаясь в шерстяной шарф, и смотрела вслед отъезжающему эвакуатору до тех пор, пока он не скрылся из виду. Сердце билось быстрее обычного, а на губах застыла дрожащая улыбка. Разочарование от внезапного отъезда Максима всё больше охватывало её.

– Люди встречаются, люди влюбляются… и расстаются.

Возвращаться в пустой дом, где не было Максима, отчаянно не хотелось. В ее ушах все еще слышался его голос и смех. Перед внутренним взором стояло лицо мужчины. Если бы не мороз, то можно было бы прогуляться в парке, развеяться. Олеся еще несколько минут постояла на крыльце, словно надеясь, что Максим передумает и вернется. Но холод пробирался все сильнее, и в конце концов она тяжело вздохнула и направилась в тепло. В коридоре ее взгляд задержался на двери, ведущей в мастерскую. Внутри что-то содрогнулось.

Последний раз она бралась за кисть несколько месяцев назад, когда пыталась закончить одну из старых работ, но после разрыва с Артемом вдохновение будто исчезло. Картины, которые раньше оживали под ее рукой, теперь казались ей пустыми и бездушными.

Она решительно толкнула дверь. Запах масляных красок и холстов ударил в нос, вызывая неожиданную волну воодушевления. На мольберте все еще стояла незаконченная работа – пейзаж, который она так и не смогла доделать.

Но она решительно сняла с мольберта старый, покрытый пылью холст и заменила его чистым. Ее рука потянулась за простым карандашом, и Олеся почувствовала, как легкое волнение охватывает ее. Пальцы немного дрогнули, когда она сделала первый штрих, но уже через мгновение она полностью сосредоточилась на линии.

Штрихи ложились на бумагу уверенно, один за другим, словно в голове уже был готовый образ. Она начала с контура – строгий, немного заносчивый силуэт. Потом добавила детали: чётко очерченные брови, прямой нос, мягкий изгиб губ, который почти превращался в улыбку, но не до конца.

Каждый штрих погружал её все глубже в процесс, и Олеся уже не замечала, как время летит. В комнате было тихо, только скрип карандаша нарушал эту тишину. Её дыхание стало ровным, а сердце билось в унисон с движением руки.

Очнулась она лишь тогда, когда подняла голову и встретилась взглядом с глазами на портрете. С полотна на неё смотрел иронично улыбающийся Максим Сапсан.

Она отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. Её сердце наполнилось гордостью, но одновременно и странной тоской.

– Вот тебе и прощай, – прошептала она про себя, проводя рукой по краю мольберта, – Похоже, ты вернул мне вдохновение, Максим Сапсан.

После минуты размышлений Олеся отступила на несколько шагов и накрыла портрет тканью, словно оберегая его от чужих взглядов. Этот рисунок, эти два дня вместе будут принадлежать только ей.

Глава 7

Дорога в город была бесконечной. Максим ехал, поглядывая на занесённые снегом поля, и думал о доме… Доме родителей, который так давно покинул и куда не так часто возвращался. Почему?