– Всем приготовиться. Никому без моей команды не стрелять. Ни с пушек, ни с винтовок. Я стреляю первым. – Все замерли на своих местах, а я, встав на колени, у прицела сорокопятки.

Мотоциклисты, ни в коей мере не опасаясь засады или отпора деморализованных, как они думали, советских войск, лихо подлетели к краю леса за дорогой и разом развернули мотоциклы на ту сторону, что-то с интересом разглядывая на поле и возбуждённо перекрикиваясь. До них было метров двести, ни что не закрывало сектора обстрела и уже бы через минуту они валялись поломанными телами на дорожном полотне. Но это была не наша цель и не наша задача. В пол минуты обсудив увиденное, три мотоцикла сорвались с места и понеслись по шоссе дальше. А оставшиеся два, застрочили с пулемётов, после чего осторожно съехали по крутому откосу на поле и скрылись из нашего вида. Нам только оставалось слушать оттуда интенсивную пулемётную трескотню. Впрочем, в ответ вскоре послышались негустые винтовочные выстрелы и пулемёты замолчали. А через минуту уже только один мотоцикл выметнулся, подняв небольшое облачко пыли, на дорогу и помчался в сторону белесого пыльного облака, в котором двигалась на восток длинная колонна техники.

Чёрт! Из-за обнаруженной наспех обороны с той стороны Минского шоссе, немцы наверняка изменят тактику движения. А так бы мы начали жечь их ещё на дороге. Свои опасения озвучил лейтенантам, присевшие на корточки рядом со мной. А тут ещё у деревни Федьковичи и уже за нашим леском застучали винтовочные выстрелы, скупо донеслись пулемётные очереди Максима и щедро затрещали немецкие пулемёты. Видать немецкая разведка влетела в нашу засаду.

– Волегов, берёшь Жёнова и Сиротина и дуешь к Селиванову. Если мотоциклисты сунутся по дороге через лес… Кончайте их.

– Хорошо, – и лейтенант с красноармейцами из крепости шустро исчезли среди кустов опушки.

В это время немецкая колонна подошла к далёкому мосту, который, к сожалению, остался цел. Впереди шли два лёгких, разведывательных Т-2. Довольно хреновая цель. Юркая, блин…. 20 мм автоматическая пушка со сменяемым магазином на 10 снарядов. Опасная, скорострельная сволочь… Тем более, что сзади шли вперемешку средние танки Т-3 и Т-4. И тут ещё надо было выбрать что в первую очередь уничтожать. У сорокопятки дальность прямого выстрела 850 метров, а у Т-2 – 1000 метров. Пока я буду разбираться с Т-3, нашу позицию довольно эффективно окучат Т-2, своими скорострельными пушками и дружненько расхерачат тут всё. Начать разбираться с Т-2, тогда остальные танки спокойно займутся нами.

Но время ещё было и мы, затаившись, наблюдали за движением колонны. Танки благополучно переехали мост, похоронив последнюю надежду, что его сапёры прямо с танками взорвут. Но…, видать команды не было заминировать и взорвать. И самих сапёров в этой неразберихи не нашлось.

Ещё минут пять и танки миновали по дороге канаву на поле, которая ещё могла затруднить им передвижение. А дальше пошло не по нашему плану. Один Т-2 съехал на правую обочину, притормозил, пропуская вперёд четыре танка, после чего сам пошёл сзади их. Остальные танки в количестве более десятка штук стали грузно съезжать с высокой насыпи дороги на наше поле, сразу разворачиваясь в боевой порядок. Чуть помедлив, туда же съехало несколько бронеавтомобилей с пехотой и тоже двинулись в нашу сторону, держась немного сзади танков.

Стрелять всё ещё было рано и я поглядывал на танки, идущие в нашу сторону и на дорогу, где остальные бронированный машины уверенно двигались вперёд. Моя цепь постепенно начала разделяться, намереваясь обтечь с обеих сторон мой лесок, с выходом к деревне Федковичи и теперь хорошо подставляли борта под удар замаскированной противотанковой батареи. И расстояние было самое подходящее, что-то около пятисот метров.

И тут почти взмолился про себя, чтобы подполковник первым открыл огонь в такой выгодной ситуации, а не я как мы договаривались. Мои позиции ещё не были обнаружены, да и рано. И если Савельев сейчас откроет огонь, и пока те будут разбираться – что, где, кто? Принимать решение, и разворачиваться в его сторону, перестраиваясь, Савельев может хорошо им вмочить. Развернутся на него, а тут я ударю уже им в бок и выиграю время, пока они снова будут перестраиваться на другого обнаруженного противника.

Подполковник Савельев или Бог услышал мои молитвы – не знаю, но противотанковая батарея дружным залпом открыла огонь.

И сразу три попадания. Сбита и жирной змеёй размоталась гусеница, отчего танк резко развернуло боком ко мне. Второму танку совсем не повезло. Боковой люк скорее всего от жары был открыт и снаряд залетел во внутрь башни и там разорвался. Тяжёлая машина резко остановилась, мгновенно вспыхнув неожиданно багровым пламенем в ярком солнечном свете. Третьему досталось в двигательный отсек, выведя танк из строя. Остальные танки продолжали тупо двигаться вперёд, ещё не увидев и не осознав первые потери. А батарея продолжала стрельбу беглым огнём. Пока немцы разобрались и стали разворачиваться в нужную сторону, задымили ещё два танка. Ну…, а теперь наступила и моя очередь.

Хлёстко прозвучал выстрел, пушка резво подпрыгнула и трассер снаряда влепился в наглый

Т-2, который быстрей остальных танкистов разобрался куда стрелять и сейчас поливал короткими, довольно точными очередями из автоматической пушки позицию батареи, вздымая там невысокие, но смертельно опасные земляные фонтанчики. Но, в момент попадания моего снаряда в бок, танковая жизнь и его экипажа на этом и закончилась. Справа, под локтем, звякнул затвор, запирая очередной снаряд в канале ствола. Выстрел и задымил Т-3, которому в начале боя сбили гусеницу.

– Заряжай! – Выстрел. Очередной танк застыл на поле, а через люки суетливо полез экипаж, сразу залёгший в пшенице.

Между выстрелами в пару секунд я успевал охватывать всю панораму боя, а не только перед собой. Танки, шедшие по дороге, дошли до края леса, откуда открывался вид на поле за дорогой, развернулись влево и, выстроившись в ряд, стреляли по нескольким уцелевшим под бомбёжкой гаубицам. И довольно успешно задавливали их. Но и гаубичники тоже добились успеха. Да и что говорить, когда 122 мм снаряд, весом в 21 килограмм попадает в средний танк… Тому уже ничего помогало. Вот и дымил на дороге танк без башни, а та валялась рядом. Но всё равно, шансы были неравны. Пока тяжёлый снаряд донесёшь до гаубицы, засунешь в ствол и заряжающий досыльником загонит его с глухим звоном в нарезы, следом дошлёт латунную гильзу с полным зарядом, наводчик наведёт… Обученный и тренированный расчёт гаубицы на учениях, когда на них ничего не воздействовало и не мешало, мог дать пять-шесть выстрелов в минуту. А в боевой обстановке, кругом разрываются снаряды, половина расчёта ранена, контужено, а то ещё и погибла. И психологическое воздействие противной стороны не надо исключать, да и то что это был первый и настоящий бой. Тогда вряд ли можно было сделать более трёх выстрелов в минуту, а то и только двух. А танки стреляли быстрей, и скорострельная автоматическая пушка вообще сводила шансы к минимуму. И вскоре лишь одна гаубица посылала ответные снаряды. Погибнуть ей сразу не дала моя 76 мм пушка. Танки были от неё метров в двести пятьдесят, стояли к ней кормой и расчёт, довернув станины в ту сторону, практически в упор засадили первый снаряд в корму Т-2, наиболее опасному противнику на тот момент.

Немцы на поле тоже уже разобрались с ситуацией. Часть танков ввязалась в бой с батареей сорокопяток, а другая половина шла в мою сторону. И не только шла, но и активно стреляла. Я уже сделал около двадцати выстрелов после первых удачных попаданий и теперь никак не мог остановить бронированные машины. Злился, матерился, видя, как мои снаряды с пронзительным визгом рикошетили в разные стороны от лобовой брони атакующих танков. Переносил точки прицеливания на смотровые щели механика-водителя и стрелял. Понимал, что от попадания моих снарядов немецким танкистом внутри приходилось совсем не сладко. Но остановить не мог. Сбил с ещё одного танка гусеницу, что в целом ничего не изменило. Танк хоть и остановился, но продолжал стрелять. Нас бы уже давно урыли танковым огнём, но мешал толстый отвал земли на краю канавы и танковые снаряды либо попадали в бугор и нас накрывало тучей вскинутой в верх земли, либо снаряды уносились чуть выше и улетали в лес, где бессильно разрывались, ломая деревья. Беспокоила меня ружейная и автоматная трескотня в лесу, где видать лейтенант со своими бойцами вступил в бой с мотоциклистами. В довершении всего нас накрыли с миномётов. Сразу же прямым попаданием накрыв расчёт 76 мм пушки. Где ещё и боеприпасы с детонировали и от знатного взрыва на нас с пол минуты падала земля, ветки и другой лесной хлам. Нам пока везло. А после, всё-таки, подбития ещё одного танка, немцы стали отступать к колонне, а я прекратил огонь.

– Хватаем пушку и быстро оттаскиваем в глубину леса…, – резко скомандовал и все дружно навалились, покатили пушку по лесной дороге в глубь леса. Команда была подана вовремя и мины стали падать на пустую позицию. Я уже забыл о стрельбе в нашем тылу, но о ней, как только отдышались, напомнил прибежавший возбуждённый боем Волегов с немецким автоматом, сходу выпалив.

– Товарищ майор, немцев уничтожили. Потерь не имеем. И во… Трофей, – затряс радостно автоматом.

– Мотоциклисты что ли?

– Ага. Один мотоцикл и три немца. Там ещё пулемёт и мотоцикл целый…, – Волегов в азарте от удачного боя просто танцевал на месте и готов сейчас идти в атаку хоть на чёрта.

– Молодец, лейтенант, но давай возвращайся обратно и прикрывай нас с той стороны.

Волегов умчался, а я отдал распоряжение: – Кузнецов остаёшься здесь старшим, а я, – быстро огляделся и ткнул пальцем в Белова, – с ним пойду на опушку и гляну, как там обстановка и та батарея?

Пригнувшись, осторожными перебежками, осторожно прошли влево от нашей позиции метров триста и залегли в густых кустах. На поле продолжали дымиться подбитые танки, около двух суетились танкисты, споро натягивая гусеницы. Ещё несколько немцев парами, на носилках, трудолюбиво тащили раненых к низкой санитарной машине. По шоссе пока ещё медленно, но всё-таки двигалась в восточном направлении основная колонна грузовиков, набитая пехотой, не встречая сопротивления. В стороне батареи сорокопяток, изрытой воронками, движения никакого не наблюдалось, лишь в одном месте подымался жидкий дым. Да и периодически разрывались мины. Минут пять понаблюдав, мы вернулись к пушке. И тут обнаружилось: пушку мы в лес утащили, а вот про снаряды забыли.

– Чёрт побери! – Вырвалось с досадой. Прислушался и мне показалось, что миномётный огонь ослаб и сейчас был больше похож на дежурный, методический огонь. И то только по нашей позиции. По позиции 76 мм пушки огонь не вёлся, потому что там до дороги было около 200 метров и осколки или случайные мины могли долететь до шоссе.

– Кузнецов, я сейчас проберусь к 76 мм пушке. Гляну там. А ты на нашу позицию и собери оставшиеся снаряды, но только будь осторожен…, – опять же с Беловым, короткими перебежками, направились на разбитую позицию. Последние метры пришлось передвигаться ползком. Дорога была совсем рядом, гудели двигатели немецкой техники, изредка доносились сквозь рёв техники и голоса немцев. Открывшиеся картина удручала. Завалившаяся на бок и полу засыпанная землёй кургузая пушка, щедро разбросанные от сильного взрыва разбитые ящики от снарядов и сами не разорвавшиеся снаряды, разорванные и окровавленные тела артиллеристов. Проползли с Беловым по всем телам, собрав документы, и уползли обратно в лес, где поднялись и направились к своей пушке.

– Товарищ майор, – встретил меня докладом Кузнецов, – 30 снарядов с картечью и сорок два бронебойных. Больше не осталось.

– Чёрт! А мне казалось, что больше должно быть…

– Не…, все собрали. Двадцать четыре лотка и всё.