– Понятно, понятно…, – пробормотал он, возвращая нам документы, – вас, товарищ капитан госбезопасности, я не держу. А вот вы, товарищ майор… Как ваша фамилия ещё раз… Ага… Угорцев. Вы товарищ майор с орудием и расчётом придаётесь подполковнику Савельеву. Он отвечает за создание района противотанковой обороны Минского шоссе. Понятно?

– Так точно! – Только и осталось ответить. Рано или поздно это должно было случиться и мне нужно было, так сказать, легализоваться для дальнейшего – если в первом же бою не погибну. А то можно было напороться на неприятности и быть обвинённым в трусости, если и дальше буду двигаться самостоятельно.

Стоявший рядом невысокий подполковник, который и оказался Савельевым, скупо махнул на небольшую колонну, вытянувшееся вдоль улицы: – Товарищ майор, вон туда езжайте и становитесь в колонну. Через десять минут трогаем…

Мы отошли к машине и я протянул на прощание Свиридову руку: – Ну что, капитан!? Вот наши дорожки и разминулись. Мне туда, а тебе наверняка в другую сторону.... Для тебя, как по закону подлости.

Свиридов недовольно поморщился: – Да уж…, закон подлости никто ещё не отменял. Мне тут топать до командного пункта ещё километров десять… Слушай, Угорцев, давай так сделаем – я с тобой доезжаю до твоих позиций. Наверняка тут недалеко. Ты разгружаешься и я на твоей машине еду на КП, а там её отпускаю к тебе.

– Не…, Свиридов, не…, – засмеялся в отказе, – не потянет. Может ты и отпустишь, а его какой-нибудь другой, чересчур решительный командир остановит и захомутает. Это в лучшем случаи… А то ещё и в дезертиры запишут. Нет уж, – продолжил уже серьёзно, – ты уж как-нибудь сам. НКВД ведь, уж кто-нибудь точно довезёт. Прощай капитан.

– Эххх, – с сожалением протянул капитан, – вроде бы отношения стали налаживаться, а ты мне взял и отказал. Ладно, прощай и удачи тебе, – и крепко пожал мне руку.

Мы действительно начали движение через десять минут, долго пробирались по длинной, забитой войсками улице и наконец-то выехали из Жабинки в южном направлении. Спустя три километра уткнулись в Минское шоссе, напрочь заполненное беженцами, техникой и колоннами подразделений, двигающихся, как в восточном, так и в западном направлении. Первые, скорее всего подразделения 28го стрелкового корпуса, сворачивали влево на нашу дорогу и ехали, шли к Жабинке, другие катили прямо и дальше. Тут же у дороги стояла батарея сорокопяток на конной тяге и несколько орудий, явно точно также задержанных и приданных Савельеву.

– Майор, – начал ставить мне задачу подполковник, когда я пришёл в голову колонны, – бери под свою команду ещё и 76 мм пушку, вон она стоит и становись… Смотри сюда.

Савельев несколькими движениями развернул карту, с ориентировал её по местности и показал рукой на дома, смутно проглядывающие сквозь плотную пыль за Минским шоссе: – Это деревня Федьковичи. Сейчас мы пересекаем шоссе и уходим в деревню. Там разделяемся. Вот здесь вот, – подполковник ткнул карандашом в крохотное зелёное пятнышко на карте, – лесок и ты на его западной стороне занимаешь оборону своим орудием и приданным. Я проезжаю сюда, – карандаш пошёл дальше по карте, – и занимаю оборону, так чтобы, когда ты откроешь огонь, танки начнут жать на тебя, подставляя мне свои борта, а я батареей сорокопяток начну их жечь.

– А если они на эту сторону дороги уйдут? Тогда ведь мы их не достанем. – Выразил своё сомнение и кивнул головой в сторону близкого леса.

Савельев повернул голову вправо и ткнул рукой в сторону Жабинки: – Там уже батарея М-30 окапывается на прямой наводке. Целых 6 орудий. Мало немцам не покажется.

– Аааа…, тогда понятно…

Лесок действительно оказался маленьким, с коротенькой грунтовой дорогой через него. Вот и занял со своими пушками оборону по обе стороны этой грунтовки на опушке леска, чтоб по ней и уйти, когда поступит приказ. Окапываться не стал, так как вдоль опушки проходила старая и широкая полу обвалившиеся канава с широким и невысоким отвалом по краю от выкопанной земли и заросшим густым кустарником. Нам только и оставалось расчистить сектора обстрела. А вот с приданной 76 мм пушкой, образца 1927 года на конной тяге, пришлось повозиться. Если сорокопятка была низкой и хорошо сливалась с местностью, то приданная пушка была высокой. Тут пришлось расчёту из пяти человек хорошо помахать лопатами. Да и со снарядами у них было не густо. Всего тридцать штук. Установка пушек и маскировка позиций заняла около часа. После чего провёл небольшое совещание обоих расчётов, где определил порядок ведения огня, ориентиры и дальности до них. А пока решили покушать. Если правильно помню, то Брест будет полностью захвачен к двенадцати часам дня и немцы здесь должны появиться к двум часам. А сейчас было около одиннадцати. Да и надо немного расслабить подчинённых и вселить в них спокойствие и уверенность.

Тем более и повод был – День Рождение Селиванова, про который после таких насыщенных событий, наверное он сам забыл. Сейчас он с машиной, с лошадьми и ездовым, находились в глубине леска на небольшой полянке, чтобы по первой команде быстро подскочили к орудиям, прицепили и утащили на новые позиции.

Немного суеты и прямо у орудия, на травке уютно развернули брезент, куда и выставили закупленные вчера угощения, а также диковинные немецкие продукты из трофейных ранцев, которые всем хотелось попробовать. Да и спиртное выставили и немецкое тоже для пробы. Сто грамм для расслабухи никому не помешает, а адреналин, щедро гуляющий по крови, не даст опьянеть. Зато немного снизит градус напряжённости. Пригласили к нашему столу и расчёт 76 мм пушки. Они пришли не с пустыми руками, добавив к нашим продуктам немудрящий солдатский паёк.

С удовлетворением оглядев богатый «стол» кивнул головой в сторону леса: – Давай Селиванова сюда… Но только не говори про День Рождения, – пригрозил пальцем Уфимцеву, готовому мчаться за именинником.

– Ух ты, как у нас богато…, – выпучил в весёлом удивлении глаза прибежавший водитель и тут же стал с удобством пристраиваться на брезент между товарищами. Огляделся и в недоумении спросил, – а чего вы так на меня все смотрите? И с кружками…?

– Ну…, ты и даёшь, Селиванов…!!! – Деланно удивился я под доброжелательный смех сидевших, – ты же хотел в воскресенье товарищей на День Рождение пригласить. Вот мы сами и сообразили.

– Ай…, – в лёгком испуге вскинул ко рту ладонь, – я ж совсем забыл…

– Ну…, вот. Ты забыл, а мы не забыли. От нашего коллектива поздравляем тебя с Днём Рождения. Необычным днём, который ты будешь помнить всю жизнь. Начинаются лихие военные будни. Поэтому тебе желаем – Главное Удачи тебе, Селиванов. Военной удачи! И прими от нас скромный подарок.

Растерявшемуся Селиванову в одну руку вложил симпатичную контрабандную зажигалку, в другую руку товарищи сунули кружку с водкой и стали, чокаясь, поздравлять именинника.

Глава четвёртая

В приём пищи, поздравления Селиванова с Днём Рождения, уложились в сорок минут. Не торопясь свернули брезент, солидные остатки трапезы унесли к грузовику. Наступило томительное ожидание боя, где каждый старался найти себе занятие и немного отвлечься от грядущего. Водители Уфимцев и Бойко открыли лотки и протирали ветошью и так чистые снаряды. Белов и Максимов раскладывали лотки с протёртыми снарядами поудобнее – 30 снарядов с картечью отдельно от бронебойных, коих было 70 штук. Бойцы Жёнов и Сиротин усердно чистили карабины, доставшиеся от погибшего расчёта сорокопятки. Лейтенанты, стоя на коленях и негромко переговариваясь, суетились у прицельных приспособлений, занимаясь выверкой пушки. Периодически крутили маховики горизонтальной и вертикальной наводки приноравливаясь к низкому орудию. Я сходил к другому расчёту, где тоже не сидели без дела, после чего стал более внимательно разглядывать впередилежащую местность, гадая как будет действовать немец, когда мы откроем огонь.

Впереди и слева от нас широко раскинулось поле с невысокими стеблями пшеницы. Справа, в двухстах метрах оно ограничивалось Минским шоссе, по которому продолжали обречённо катиться толпы беженцев и потрёпанные армейские подразделения, коих с каждым получасом становилось всё меньше. Впереди, в двух километрах, протекала узенькая речушка, но переправиться через неё можно было только по мосту на шоссе. Деревянный он был или каменный, сие мне было неизвестно из-за дальности. Но в бинокль виден был хорошо. Так что немцам придётся идти только через этот мост, если его наши при отступлении не взорвут. Но стрелять по нему для меня далековато. Ещё когда разглядывал карту Савельева, видел, что впереди, перед нашими позициями, перпендикулярно к шоссе, поле прорезала глубокая канава, в данный момент эффективно играющая роль противотанкового рва. Тут тоже немцам не пройти и они дальше вынуждены наступать по шоссе. И здесь уже до меня остаётся километр чистого пространства.

Первыми будут идти лёгкие танки для разведки, за ними средние, потом бронированные машины и тягачи, набитые пехотой. Подпущу поближе и открою огонь, заставляя основную массу съехать на поле для атаки на меня. Ну…, и драться до финала – либо печального, который скорее всего и будет. Тогда непонятно – зачем меня сюда закинуло, чтобы в первом же бою и погибнуть?

А что!? Интересный расклад может получиться. Если меня, убивая на тёмной улице, закинуло сюда… То…, может быть, погибнув тут, меня выкинет обратно в своё тело. Хм…, вроде бы нормально, но чего-то не хочется. Я же там одного пацана точно убил в драке и нескольких искалечил, да и сам то ли умирал уже, то ли терял сознание…. Блядь!!! Очнусь там в больнице… А на мне висит уголовка! Посадить может и не посадят. Всё-таки защищался и был ранен. А они нападали толпой. Но зато сколько будет вони со стороны родителей, общественности, если эти щенки сговорятся и всё будут валить на меня. Типа – он сам к нам пристал… Мы спокойно шли, а он взял и напал на нас…, а почему мы не знаем…

Да…, что-то и как-то нет желания возвращаться. Опять же – быть старым… А тут…!? Если после боя останусь живым, то значит миссия моя пока не выполнена. Угу…!? А в чём она тогда?

За такими интересными и интригующими размышлениями немножко потерял контроль над окружающей обстановкой. И от бессонной, напряжённой ночи, незаметно для себя, слегонца вздремнул.

– Товарищ майор, товарищ майор…, – осторожно потряс меня за плечо лейтенант Кузнецов, – смотрите на шоссе.

За то время пока был в дремотном состоянии, Минское шоссе опустело, лишь несколько одиноких человеческих фигурок и пару небольших групп гражданских торопливо шагали в восточном направлении, катя перед собой нагруженные вещами тележки и велосипеды, с перекинутыми через раму чемоданами и узлами, периодически испуганно оглядываясь назад. А со стороны Бреста надвигался давящий гул летящей тройки вражеских бомбардировщиков. Люди в испуге стали сбегать с дороги на левую сторону, где тянулся приличный и спасительный лес и прятаться под густыми ветвями. Но «Юнкерсам» гражданские были неинтересны, и они несли свои тела, набитые бомбами, для более заманчивых целей.

Сам, энергично закрутил головой, обеспокоенно огляделся и тут же успокоился. Позиции наши были хорошо замаскированы и с воздуха их отлично прикрывали деревья лесной опушки, а немецкие самолёты в этот момент легли на левое крыло и плавно завернули в сторону недалёкой Жабинки, более важной цели, чем одинокие гражданские. И через пару минут послышались тяжёлые удары разрывов и совершенно недалеко. Прикинув по звуку, бомбили они в километре от нас поле за Минским шоссе. Как бы не позиции батареи М-30, на которую очень надеялся подполковник Савельев.

Самолёты улетели, а со стороны Бреста донеслось далёкое, но дружное стрекотанье мотоциклетных моторов. По шоссе, в нашу сторону, уверенно летела немецкая разведка. Если бы до нас донеслись звуки губной гармошки, можно было сказать – весело неслись.