Запад видел выход из сложившейся ситуации в созыве международной конференции и установлении на ней международного контроля над каналом, о чем было заявлено 13 сентября 1956 г.^[35] Эта мера была результатом коллегиального решения Великобритании, Франции и США.

Стороны сознательно выбрали такую формулу разрешения кризиса, а не посредничество Совета Безопасности ООН, в составе которого был СССР, обладавший правом вето. В связи с этим премьер-министр Великобритании Энтони Иден писал в мемуарах: «Русские, которые являются и поставщиками оружия, и защитниками Насера, имеют право вето, и я не сомневаюсь, им воспользуются. Они сведут к нулю любые наши начинания в Совете Безопасности»^[36].

Уже в ходе обсуждения проблем национализации Суэцкого канала, которая проходила на заседании Палаты общин еще 2 августа 1956 г., Иден заявил, что он «осведомляет палату о том, что намерен рассматривать меры военного характера как средство укрепления позиций Великобритании в зоне Восточного Средиземноморья»^[37].

В Вашингтоне понимали, к чему может привести такая позиция Лондона. В связи с этим послу США в Москве Чарлзу Болену поручили посетить Председателя Совета министров СССР Николая Александровича Булганина и передать ему конфиденциальное послание президента Эйзенхауэра. Из текста отчета о визите, состоявшемся 7 августа, можно понять, что президент США «желал выяснить отношение Советского правительства к предложению урегулирования спорного международного вопроса о соблюдении международных договоров». Эйзенхауэр заявлял, что США вступили на путь мирного разрешения конфликта и хотели бы, чтобы СССР тоже приложил усилия в этом направлении и использовал свое влияние. Как подчеркнул Булганин, позиции советской и американской сторон в этом вопросе совпадали^[38]. Болен вспоминал в мемуарах, что еще 3 августа в разговоре с госсекретарем США Даллесом последний настоял на том, что «необходимо донести до русских, что для США наиболее приемлемым вариантом разрешения суэцкой дилеммы было бы именно двустороннее сотрудничество с Москвой»^[39].

Лондонская конференция по суэцкому вопросу состоялась 16–23 августа 1956 г. В ней приняли участие 22 страны, включая ведущие страны капиталистического мира и СССР; Египет и Греция решили не посылать своих представителей для участия в конференции. Действия Египта, очевидно, были не только направлены на демонстрацию уверенности в выбранном курсе в отношениях со странами Запада, но были скоординированы с Москвой. На заседании ЦК КПСС 5 августа 1956 г. в отношении вопроса о целесообразности участия представителей от СССР в Лондонской конференции по суэцкому вопросу было дано постановление: «Тактически не выгодно не участвовать»^[40]. Касательно тона резолюции СССР по рассматриваемому вопросу председатель правительства Булганин высказался о том, что «на совещании надо сыграть роль великой державы. Твердо позицию выдержать, но проводить ее надо гибко, объективно и не оказаться в плену политического задора Насера»^[41].

В итоге страны – участницы конференции в финальным коммюнике признавали национализацию канала^[42]. Было решено принять «план Даллеса», предполагавший передачу функций управления каналом международному органу, получившему название Ассоциации пользователей Суэцким каналом^[43]. (Создание наднационального органа управления каналом было оформлено в результате второй Лондонской конференции, состоявшейся 21 сентября 1956 г.^[44], не внесшей принципиальных изменений в ход процесса урегулирования суэцкого вопроса.)

В начале сентября в Каире состоялись переговоры между правительством Египта и «комитетом пяти держав» в составе США, Австралии, Ирана, Швеции и Эфиопии, выразившим мнение 18 стран – участниц Лондонской конференции^[45].

Притом что Каир отверг принцип международного управления каналом, египетская сторона тем не менее выразила готовность без ущерба для суверенитета страны достичь соглашения об обеспечении свободного судоходства, разрешить вопрос о его усовершенствовании и о сборах за проход судов^[46].

Однако решения, принятые на встрече в Каире, не успокоили английскую прессу; скорее наоборот, – на страницах журнала The Economist начинают появляться аналогии, проводимые между событиями Суэцкого кризиса и событиями Мюнхенского кризиса 1938 г. Действия Насера все чаще начинают сравнивать с действиями Гитлера, а внешнюю политику Великобритании, не стесняясь, называют «политикой умиротворения»^[47].

Похожие настроения царили и в правительственных кругах. Несмотря на то что предпосылки к мирному разрешению Суэцкого кризиса несомненно имелись, правительства Великобритании и Франции были изначально решительно настроены на военный метод «усмирения» Насера и ликвидацию его влияния над важнейшей транспортной артерией мира. К этому их прежде всего подталкивала опасность кризиса национальных экономик. Иден упоминал в мемуарах, что «стратегического запаса нефти у Англии хватило бы не более чем на шесть недель, ситуация в других европейских странах была еще хуже»^[48].

Логику развития ситуации вокруг канала в Вашингтоне прекрасно понимали. Из опубликованных позднее документов видно, что Соединенные Штаты придерживались более гибкой линии, в том числе надеясь упрочить свое преобладание в арабском мире. Как следует из записи беседы госсекретаря Даллеса с президентом Эйзенхауэром 30 августа, уже после проведения Лондонской конференции госсекретарь заявил, что «престиж Насера» возрос только «временно» и нет резона «применять силу». «Я не вижу никакого выхода из положения, который мог бы быть найден, – подчеркнул Даллес, – если англичане и французы оккупируют канал и часть Египта. Они вызовут лишь усиление враждебного отношения со стороны всего населения Ближнего Востока и большей части Африки. <…> В итоге их экономические позиции станут слабее, а Советский Союз извлечет из этого выгоду и приобретет там господствующее влияние»^[49]. В условиях приближающихся выборов президент был склонен согласиться с Даллесом.

Английская и французская стороны высказали глухое недовольство «излишней мягкостью» Вашингтона.

Париж и Тель-Авив тесно сотрудничали друг с другом с 1954 г., когда было заключено англо-египетское соглашение о выводе британских войск из Египта. Израиль, объявивший, что вывод войск делает его территорию уязвимой для египетских атак, старался наладить эффективное сотрудничество с Францией. Последняя, потеряв свои позиции в Ливане и Сирии и испытывая серьезные затруднения в Северной Африке, была настроена далеко не дружественно по отношению к арабским режимам и особенно к Египту^[50].

13 октября 1956 г. в Париже прошли секретные переговоры французских и израильских военных представителей. 24 октября на встрече в г. Севре окончательно оформился англо-франко-израильский блок и был проработан план военной операции, получившей название «Мушкетер»^[51].

В ночь с 29 на 30 октября в соответствии с разработанным планом войска Израиля начали наступление на территорию Египта. Через несколько часов правительства Англии и Франции направили ультиматум правительствам Израиля и Египта, в котором требовали отвести их войска на 10 миль к востоку и западу от Суэцкого канала. Условия были приняты Израилем и отвергнуты Каиром. Израиль, приняв ультиматум, продолжил наступление на территорию Синайского полуострова; через два дня израильские войска оккупировали весь полуостров и сектор Газа.

Поскольку Египет категорически отверг англо-французский ультиматум, войска этих стран 31 октября начали наносить авиационные удары по позициям египетской армии. После проведенной высадки десанта в городах завязались уличные бои. Войскам Англии и Франции удалось взять под контроль Порт-Саид – ключевой пункт в зоне канала. Ситуация предвещала затяжные бои на протяжении ближайших месяцев.

30 октября вопрос об обстановке в зоне канала был вынесен на обсуждение Совета Безопасности ООН. Англия и Франция, воспользовавшись правом вето, фактически заблокировали принятие любой резолюции, осуждающей их действия. Вместо нее 31 октября была принята резолюция № 3721, предписывавшая собрать чрезвычайную специальную сессию Генеральной Ассамблеи для обсуждения сложившейся ситуации^[52].

2 ноября на чрезвычайной специальной сессии Генеральная Ассамблея ООН приняла предложенную США резолюцию, которая предписывала немедленное прекращение огня. Одновременно с этим нажим на Лондон и Париж оказала советская сторона. Иден в мемуарах писал, что в эти дни Председатель Совета министров СССР Булганин неоднократно уведомлял английскую сторону в том, что «СССР не станет самоустраняться, в случае если ситуация примет критическое положение»^[53]. 5 ноября советская сторона направила в Лондон, Париж, Вашингтон и Тель-Авив официальные ноты, содержащие угрозу применения силы со стороны СССР, если агрессия не будет прекращена.

Положение начала октября 1956 г. явило миру редкий случай, когда желание двух сверхдержав быстро нейтрализовать конфликт фактически совпадало. Скорее, это была оборотная сторона «биполярной логики».

Тональность официальной ноты для Вашингтона разнилась с текстами, направленными в столицы стран-агрессоров. В обращении к президенту США Эйзенхауэру отмечалось, что развязывание войны против Египта является началом «разбойничьей войны». Чтобы предотвратить происходящее, советское правительство предложило США объединить усилия для принятия мер по пресечению агрессии, вплоть до совместного применения своих вооруженных сил по решению ООН^[54].

Советская сторона ограничилась лишь предупреждениями, не прибегнув к широкомасштабной помощи Насеру^[55]. Определенную роль в этом сыграло и то, что синхронно с Суэцким кризисом в Венгрии, стране Восточного блока, началось восстание, усмиренное при помощи силы (октябрь – ноябрь 1956 г.). Совпадение по времени двух кризисов фактически ограничило поле действия для СССР. Трудно утверждать наверняка, но динамика кризиса и линия поведения Вашингтона показали, что американская сторона старалась сознательно избежать лобового удара с советскими «специалистами» или с более серьезной советской поддержкой. Такие позиции сверхдержав привели к быстрой локализации кризиса и его скорому разрешению.

Принципиальным моментом в анализе англо-американских отношений является то, что против агрессии в Египте выступил и президент США Эйзенхауэр, заявивший, что «…эти действия стали результатом ошибки… и они вряд ли совместимы с принципами и целями ООН, к которой мы все принадлежим»^[56]. В принципе, такую реакцию США могли ожидать и в Лондоне, и в Париже. На консультативных встречах США, Англии и Франции госсекретарь Даллес постоянно подчеркивал, что «не рассматривает военную акцию как возможную меру»^[57], но США тем не менее будут всячески содействовать Великобритании и Франции.

Поведение Даллеса в ходе Суэцкого кризиса вновь подтвердило правильность вывода о нем как о «государственном секретаре периода ранней “холодной войны”, не считавшем, в отличие от предыдущего госсекретаря Дина Ачесона, необходимым консультироваться по важным вопросам с союзниками США и в первую очередь с Великобританией»^[58].