– Конечно. Я взяла несколько образцов из луж неподалеку от корабля, несколько из расщелин и у подножия скал. Вся вода стерильна. В Солнечной системе жизнь обнаружена везде, где есть жидкая вода. Даже в пещерах Луны живут бактерии! И в таком случае возникает закономерный вопрос: а почему Гавань – стерильная планета? Почему ее дождевая вода стерильна? Если наличие жизни в мирах с подходящими для нее условиями это стопроцентный факт, то почему тут мы ничего не видим? Я считаю, и меня это очень настораживает, что здесь происходят какие-то процессы, которые либо не дают жизни появиться, либо регулярно убивают ее на этапе формирования. Все, что я озвучиваю, это лишь мое личное мнение. Мнение астробиолога и химика. Можете задавать вопросы.

– Марк прав: скорее всего, есть какие-то параметры, которые все портят, – произнес программист.

– Да? Например? – Юля покосилась на него.

– Не знаю…

– Юля, ты сгущаешь краски, – сказал врач Иосиф Пельчер. – Может, тут нет чего-то, что убивает жизнь, а просто жизнь не появилась? В принципе не появилась. Никогда ее не было.

– Если мы видим среду, в которой должна быть жизнь, а жизни нет, и при этом мы утверждаем, что она просто не появилась, должна быть причина тому, что она просто не появилась. Жизнь не может просто не появиться там, где для нее есть условия. Это правило. Это давно было доказано: Марс, Луна, Европа, Энцелад…

– Что, если в устройстве здешних молекул и атомов есть что-то, что не позволяет сложиться в живую материю? – предположил Храмов.

– У нас есть множество данных об атомах и молекулах этой Вселенной, – сказала Юля, – все эти лаборатории возле выхода из прохода, космический коллайдер… нет, ничто не противоречит возникновению жизни из материи этой Вселенной. Я допускаю, что могут быть скрытые параметры, но на данный момент все указывает на то, что тут должна быть жизнь. Если окажется, что нет никаких фундаментальных параметров, мешающих ей возникнуть или, возникнув в другом месте, поселиться здесь, то мы в серьезной опасности. Ведь если здесь есть что-то, что стерилизует планету, то это что-то уничтожит и нас. И знаете, можно, конечно, сказать, что нет никакой проблемы… что тут просто что-то не так с законами физики и поэтому нет никаких микроорганизмов… что мы просто не знаем, что конкретно тут не так, и, приняв эту точку зрения, рискнуть… но ошибка в этом случае будет стоить нам жизни. Куда разумнее предположить, что на планете работает система очистки от жизни, и в этом случае быть наготове.

– Если тут есть что-то, что уничтожает жизнь, то как ты собираешься быть наготове? – спросил Храмов.

– Я пока не знаю. Но я искренне считаю, что мы можем умереть здесь в ближайшее время.

– Просто потому, что ты не нашла в воде микроорганизмы? – спросил Мишкин.

– Да, – сказала Юля. – Этот факт выстраивает цепочку рассуждений, приводящую к тому, что есть большой шанс погибнуть тут.

– Безосновательно! – воскликнул Марк.

– Я высказала свое мнение не на пустом месте. Основания есть, и я их озвучила.

– Делать такие громкие заявления, основываясь лишь на том, что дождевая вода стерильна, нельзя! – возмущался сейсмолог. – Да и что ты предлагаешь? Завершить миссию и улететь?

– Была бы моя воля, – Юля посмотрела на Храмова, – я бы улетела прямо сейчас.

– Глупости! – усмехнулся Марк.

– В каком именно месте мое рассуждение является глупостью?!

– Тихо, тихо, – вмешался Еврин, – давайте не будем переходить на повышенный тон. Я бы хотел поддержать Юлю и сказать, что отсутствие жизни меня тоже тревожит. Но также я считаю, что делать вывод, говорящий о нашей скорой смерти, пока что рано. И уж тем более не имеет смысла улетать.

– Никто не собирается улетать, – Храмов улыбнулся, – это даже не обсуждается.

Юля села. Толя посмотрел ей в лицо – вид у девушки был недовольный, озабоченный.

– Чего это на тебя нашло, биологиня? – тихо спросил Звезда.

– Не знаю, но я чувствую, что случится беда, – шепнула она.

– Чувствуешь? – Толик усмехнулся. – Юля, ты же ученый. Как ты можешь так говорить? Это не по-научному.

– Не могу объяснить, но после того, как мы высадились тут, что-то изменилось во мне, я не знаю, что со мной.

– Невроз. Не иначе как невроз, – уверенно сказал Толя.

Девушка вздохнула.

– Нормально все будет, Юлька, просто не волнуйся, – попытался произнести шепотом Гена, но вышло у него, как обычно, громко, басово и раскатисто.

– Спасибо, Гена. Потрясающий совет, просто восхищаюсь им, – с иронией ответила биолог.

Храмов встретился взглядом с Марком.

– Стерильная вода, конечно же, вызывает вопросы, но сегодня случилось еще кое-что, – сказал Максим.

Марк рассказал про задержку движения отражения. Этой теме не уделили особого внимания, потому что, кроме слов Марка, не было никаких подтверждений феномена. Психиатр сделал отметку об этом событии. А вот информацию о том, что сейсмодатчик зарегистрировал сейсмическую активность планеты, аудитория приняла с интересом. До собрания Марк никому не рассказал об этом.

– …активность слабая, – говорил Марк, – по шкале Рихтера один балл. Без датчиков это невозможно ощутить. Я думаю, что расщелина, в которую мы чуть не провалились, увеличивается.

– Если есть сейсмоактивность, значит, тут должны быть литосферные плиты, – сказал Еврин.

– Если есть литосферные плиты, – начал Толик, – то должна быть мантия, магма… в целом строение Гавани должно быть таким же, как и строение каменных планет нашей Вселенной.

– Но почему все покрыто этой твердой зеркальной материей? – спросила Лера. – Первые геофизические исследования показали, что однородная структура уходит вглубь до ста метров. Но потом я поэкспериментировала с частотой волн радара, и выяснилось, что однородность сохраняется и на глубине нескольких тысяч метров! Эти зеркала – это и есть литосфера?

– Тысяч?! – спросил Гена.

– Тысяч! – закивала Лера. – Я сама была в шоке. Сквозь такую твердую поверхность низкочастотные волны очень хорошо распространяются.

– На сколько тысяч ты заглянула? – спросил Гена.

– Две с половиной тысячи метров, – сказала Лера, – и это не значит, что толщина этого покрытия равна двум с половиной тысячам метров, это значит, что дальше я просто технически не могу зондировать.

В столовой ненадолго повисло молчание, но вскоре заговорил Марк:

– Внутреннее строение Гавани мы можем узнать.

По плану Марка было расставить сейсмодатчики на одной линии, так, чтоб расстояние между ними было тысячи километров. В идеале, чтобы узнать внутреннее строение, датчики надо ставить на диаметрально противоположных концах любой каменной планеты, но теперь это оказалось трудновыполнимым. Ранее планировалось, что США, Россия и Китай высадятся на максимальном удалении друг от друга и каждая команда расставит свои сейсмоприемники возле места посадки, а после уже сейсмологи будут изучать общие данные. Но все пошло не по плану. Тем не менее, даже если расставить десятки датчиков на линии длиной несколько тысяч километров, можно многое узнать о слоях Тихой Гавани. Марк все это озвучил только что, и Храмовым было принято решение, что Марк вместе с Мишкиным (техник прекрасно управлял разведкоптером) завтра полетят ставить сейсмодатчики. Разведкоптер развивает скорость двести километров в час. За десять часов реально пролететь в одну сторону две тысячи километров.

– Давай в расщелину лидар опустим? – произнес Гена и посмотрел на Толю.

– Можно попробовать, – ответил картограф, – если она метров пять в ширину, то легко.

– Больше пяти, – сказал Мишкин, – я думаю, метров семь.

– Да, – сказал Еврин, – идея хорошая.

– Можно после ужина это сделать, чего тянуть? – предложил Толя.

– Так и поступим, – сказал Храмов, а потом добавил: – Что там с поиском американцев?

– Лидар отснял три процента намеченной площади, – ответил Толя, – заняло это… примерно… часа четыре.

– Н-да… – протянул Храмов, – долго, ну ладно… Найдем.

В зале снова все замолчали.

– Гена, – вскоре произнес Альберт Иванович, – покажи всем отрезанный фрагмент.

Тучный геолог подал вес тела вперед и встал со стула. Все это время черный кусок тороса лежал у него на коленях. Сейчас он держал его в руке.

– Вот, – Гена поднял над головой неизвестное науке вещество.

– Это что? – спросил один из техников.

– Это вы на улице нашли? – спросил врач.

– Я отрезал лазером кусочек от кристалла, – сказал геолог.

– Почему он черный? – спросил программист.

– Почернел, – сухо ответил ему Гена.

– Я считаю, что зеркальные структуры как-то связаны между собой, – сказал Еврин. – Что я имею в виду? Вся эта зеркальная материя является одним целым. Вы спросите – чем «целым»? Понятия не имею. Но похоже на то, что в этой субстанции протекают какие-то процессы, делающие ее светоотражающей, то есть зеркальной, и, как только мы отсоединили фрагмент от общего целого, связь нарушилась и в этот фрагмент перестало поступать нечто… не знаю что… какие-то токи, какая-то энергия, позволяющая веществу быть зеркалом. После того, как Гена отрезал кусок, этот кусок стал поглощать свет практически полностью. Сейчас мы смотрим на черный осколок, но мы не видим его. На самом деле мы видим лишь ситуацию вокруг него и за счет этого можем обнаружить это идеально черное тело. Понимаете, о чем я? Свет не отражается от этого объекта, следовательно, объект невидим для нашего глаза.

– Какие можно сделать выводы? – спросил Храмов.

– Планета не случайно покрыта светоотражающим веществом. Да не просто светоотражающим, а светоотражающим при определенных условиях – под условиями я имею в виду этот самый неизвестный нам ток. Иначе говоря, было два целенаправленных действия, чтобы покрыть планету зеркалами. Первое действие – покрыть ее твердой материей, которая в своем естественном состоянии не отражает свет. Второе – пустить по этой материи некую энергию, меняющую ее поглощающее свет свойство на противоположное, то есть на отражающее. И все это в мире, где нет излучения. Зачем зеркала там, где нет света? Это выглядит очень странно. Все равно что носить с собой зонт от дождя там, где не существует воды в принципе.

– Но ведь раньше тут были звезды, а значит, было и излучение, – заметил Толя.

– Все верно, но невообразимое количество триллионов лет прошло с тех пор. Зачем кому-то или природе поддерживать эту зеркальную структуру целую вечность? Очевидно, что на это идет какая-то энергия, без которой все почернеет так же, как и отрезанный фрагмент. Никакая эволюция и никакой разум не будут так себя вести без причины.

– Откуда может браться эта энергия? – спросил Храмов.

– Я думаю, что все ответы лежат глубоко под поверхностью Тихой Гавани, – заявил Еврин.

– Может ли этот зеркальный биом, да простят меня биологи за это выражение, оказаться формой жизни? – спросил Пельчер. – Ведь это выглядит так, будто от дерева оторвали листок, который вскоре начал умирать.

– При рассмотрении фрагмента в сканирующем микроскопе мы наблюдаем углеродную атомную структуру, такую же, как у алмазов, – сказал Еврин, – это не может быть жизнью.

6. Спуск в разлом

После собрания все члены команды поужинали. Толик с Геной смели свою порцию быстрее всех – так им не терпелось отправить лидар в расщелину. Гена даже позабыл, что хотел попробовать испытать фрагмент тороса на предмет компрессионного сжатия под геологическим прессом.

Еврин, держа в руках стакан воды, подошел к столику, где сидели Звезда, Гена и Юля.

– Готовы? – спросил ученый.

– Да, собираемся, – Толик встал из-за стола.

– Я с вами поеду, – произнесла Юля, быстро пережевывая котлету.