Одежды знатных степняков были очень яркими. Их короткие полукафтаны, длинные плащи из алтабаса^[53] имели розовую, голубую и жёлтую расцветку. Узкие штаны половцы носили заправленными в короткие кожаные сапоги с загнутыми носками. Рукава половецких полукафтанов были расшиты узорами в виде чередующихся фигурок зверей и птиц, а также какими-то непонятными значками. Такие же узоры были вышиты спереди, опускаясь широкой полосой от шеи к подолу.

Головы беков венчали круглые полотняные шапочки красного цвета с вышитыми на них белыми зигзагами. На шее у половцев висели золотые цепи с прикреплёнными к ним самоцветами в дорогой оправе.

Особенно много украшений было на хане. Длинные пальцы его были унизаны перстнями, в левом ухе висела золотая серьга с изумрудом, на груди в три ряда лежали ожерелья из золота, среди которых выделялся большой тёмно-красный рубин в золотом окладе, висевший на золотой цепочке, по всей видимости, амулет.

Святослав через толмача стал выспрашивать у хана, какие половецкие орды кочуют по Дону и у Лукоморья, за сколько дней конник может доскакать от верховьев Дона до кубанских степей, в какое время года лучше всего двигаться по степям на юг.

Шарукан насторожился. Насторожились и его беки. Почему это интересует черниговского князя? Уж не собирается ли он навести свои полки на землю Половецкую?

Шарукан принялся рассказывать о необъятности степных раздолий и о многочисленности половецких кочевий, разбросанных там.

– Если князю Святославу угодно совершить путешествие на юг, то ему лучше всего спуститься на ладьях по Днепру до Греческого моря и далее идти вдоль берегов Тавриды в море Хазарское, – молвил хан. – В это море впадает и река Кубань. Идти же напрямик через Степь лишь человеку несведущему может показаться ближе и удобнее. На самом деле от Переяславля до реки Сулы, где кончается Русская земля, целый день пути. От Сулы до реки Псёл два дня пути, и столько же будет до следующей реки Орели. Причём, князь, рек и речушек в степях много, переправа через них отнимает много времени в любое время года.

– Мне бы знать наверняка, в какую пору лета лучше всего двигаться через Степь: до или после солнцеворота? – спросил Святослав.

– Хоть летом, хоть весной пустись в дорогу, князь, тебе не избежать встречи с нашими ордами, – предостерёг Шарукан. – В верховьях реки Псёл кочует курень^[54] хана Токсобы. Это очень храбрый батыр! Без выкупа он через свои владения никого не пропускает.

– И тебя, хан, тоже не пропускает? – с хитрой усмешкой обронил Святослав.

Шарукан ухмыльнулся:

– Мы с Токсобой дальние родственники, поэтому я прохожу через его земли свободно и без платы.

Всеволод слушал Шарукана, а сам размышлял: «Цену себе набивает хан, а заодно хочет запугать нас множеством своих сородичей. Ежели верить его словам, велика сила у поганых!»

– За рекой Орелью хан Отперлюк кочует, тоже могучий воин, – рассказывал Шарукан, и толмач быстро переводил его речь на русский язык. – Войско у него такое, что полстепи запрудит. Когда Отперлюк ходил походом на валахов, те с трудом смогли откупиться от него. Ближе к Лукоморью лежат кочевья хана Урюсобы и его братьев. В тех краях это самый сильный хан, все проезжие купцы платят ему дань. По реке Оскол пасёт свои стада хан Елтук. Он имеет двадцать тысяч всадников. Земля дрожит, когда его орда идёт в набег. Южнее, по реке Чир, стоят вежи хана Терютробы, а в низовьях Дона кочует орда хана Бегубарса и всей его родни. Бегубарсу платит дань даже грузинский князь.

Шарукан довольно долго перечислял половецких ханов – своих ближних и дальних родственников, друзей и тех, с кем он был мало знаком, – кочевья которых были разбросаны от Кавказских гор до Днепра.

Святослав внимательно слушал Шарукана, а потом вдруг заявил:

– Велю-ка я своим гридням^[55] убить тебя, хан, а твоих людей в полон возьму, дабы в степях попросторнее стало.

Сказано это было Святославом таким серьёзным тоном, что толмач невольно запнулся, прежде чем перевести услышанное на половецкий язык.

Глядя на оторопевших половцев, Святослав громко расхохотался. Затем, резко оборвав смех, он сдвинул брови и произнёс:

– У нас на Руси так говорят: одним камнем много горшков перебить можно. Что мне ваши орды и курени, коль дружина моя сильна! А дань я плачу токмо брату своему, киевскому князю, и не по принуждению, а по законному уложению.

Всеволод поспешил вмешаться, дабы беседа не превратилась в ссору.

– Не забывай, брат, что Шарукан наш гость, – негромко он напомнил Святославу.

Святослав мигом остыл.

– Не гневайся, великий хан, за мои слова, – сказал он. – У русичей речи, как и мечи, прямы.

Шарукан уловил намёк Святослава на изогнутые половецкие сабли, но виду не подал. Хан проговорил с вежливой улыбкой:

– У меня есть брат Сугр, такой же горячий, в любом споре сразу за кинжал хватается. Часто и мне приходится остужать его гнев. – При этих словах Шарукан взглянул на Всеволода. – Русичи испокон веку живут на своей земле, а мой народ испокон веку кочует по разным землям, часто терпя голод и лишения, часто гонимый более сильными племенами. Не одно поколение моих соплеменников ушло в страну предков, прежде чем наши кочевья вышли к берегам Дона. Часть половцев остались на Дону, другие продолжили свой путь на заход солнца и на юг, покуда не достигли Кавказского хребта на юге и Угорских гор на западе. Тогда половецкие орды повернули обратно и соединились все вместе на равнинах между русскими лесами и Греческим морем.

Шарукан просил русских князей не держать на него зла за то, что он ступил на их землю.

– Сегодня я к вам без зова пришёл, завтра вы ко мне вторгнетесь, – добавил хан, бросив взгляд на Святослава.

– Истинно молвишь, великий хан, – кивнул Святослав. – Неисповедимы пути человеков.

На другой день спозаранку половецкие пастухи пригнали к русскому стану двести лошадей. Потом прибыли посланцы Шарукана и сказали, что желает хан заключить с русскими князьями крепкий мир. Пятьдесят знатных половцев во главе с Шаруканом привезли подарки для имовитых русичей.

На этот раз хозяева и гости расположились под открытым небом на разостланных на траве коврах. Бояре Всеволода и Святослава сидели вперемежку с беками и беями Шарукана. Толмачи с ног сбились, поспевая всюду, то объясняя половцам смысл какой-нибудь русской поговорки, то растолковывая русичам тот или иной половецкий обряд.

Шарукан похвалялся своими лошадьми, коих Святослав и Всеволод уже поделили между собой.

– В моём кочевье кони лучших степных кровей, легки, как ветер, выносливы, как сайгаки, а статью своей арабским скакунам не уступят!

На другой день половцы построились по-походному и двинулись на юг, к реке Суле. Русичи взирали на то, как идут на рысях мимо них тысячи половецких всадников на гривастых поджарых лошадях, как катятся повозки с большими колёсами, сминая степную траву, как текут и текут следом за половецкими обозами стада коров и отары овец.

* * *

Светлое Христово Воскресение Святослав праздновал в Переяславле.

Шумно и многолюдно стало во дворце у Всеволода, когда там разместился его брат со своей свитой. В застольях и на выходах к храму только и разговоров было, что о предстоящем походе к Тмутаракани. Впрочем, Всеволод старался отмалчиваться, даже если Святослав заговаривал с ним о выступлении против Ростислава.

В один из вечеров Святослав вызвал брата на откровенный разговор.

Всеволод не стал таиться.

– Ещё в марте побывал у меня гонец от Изяслава, – признался он. – Уступает мне Изяслав Ростов и Суздаль. Туда мне ныне предстоит дружину слать с надёжным воеводой.

Святослав выругался от досады. И тут же рассмеялся:

– Обскакал меня Изяслав. Как хитро он всё провернул! Не иначе, Гертруда его надоумила. Не жена, а золото!

– Опять же от половцев летом всегда беды можно ожидать, – добавил Всеволод. – С Шаруканом я замирился, а десять его сородичей голодными волками в степи рыщут. Как я Переяславль без войска оставлю!

– Понадеялся я на тебя, брат, – вздохнул Святослав, – да, видать, напрасно.

– Уговор наш я не забыл, – сказал Всеволод. – Вместо меня боярин Ратибор пойдёт с молодшей дружиной к Тмутаракани.

Хотел было Святослав упрекнуть Всеволода в двоедушии, но удержался от этого. Кто знает, может, и ему когда-нибудь придётся вилять между Изяславом и Всеволодом.

…Окропило землю первым весенним дождичком, и сразу разомлела почва от тепла и влаги, в рост пошла трава луговая, оделись свежей клейкой листвой деревья. Смерды на полях вышли сеять ранние яровые. Как говорили на Руси: пришёл Егорий (6 мая) с теплом. На Егорьевской неделе ласточки прилетают.

Собрался Святослав к Тмутаракани с крепкой силою – в пять тысяч конных дружинников. Двух старших сынов в поход снарядил Святослав, Глеба и Давыда. Первый должен был опять на тмутараканский стол сесть, второму предстояло ратному делу поучиться. Не всё же время Давыду книги листать да с дворовыми девками миловаться, рассудил князь. Черниговский стол Святослав оставил на своего третьего сына – Олега, которому вот-вот должно было исполниться семнадцать лет. При Олеге Святослав оставил троих советников надёжных: боярина Веремуда с братом Алком и варяга Регнвальда.

Пешее войско Святослав решил дома оставить, не взял он с собой в поход и повозки, повелев всё необходимое в пути на лошадей навьючить. Намеревался Святослав двигаться через степи скорыми переходами, чтобы внезапно нагрянуть в гости к Ростиславу.

Ранним майским утром, когда роса ещё не высохла и ещё не смолкли соловьи в ольшанике над речкой Стриженью, отворились ворота града Чернигова. Вышла из ворот конная рать и растаяла в рассветной туманной мгле.

На бревенчатой башне детинца стояли Ода, Олег с братом Романом, боярин Веремуд, варяг Регнвальд и саксонский барон Ульрих, на днях приехавший в Чернигов. Барон Ульрих являлся доверенным лицом графа Штаденского Леопольда, отца Оды, это был не первый его приезд в столицу северских земель^[56].

Всё случившееся на глазах у барона за последние три дня: приготовления к выступлению войска, суета в княжеском тереме, совещания Святослава с боярами, затем прощальный пир и напутственный молебен – всё это порядком утомило щепетильного немца. К тому же Ульриха уязвило то, что Святослав уделил для беседы с ним каких-то полчаса, а потом и вовсе забыл про него.

«Наконец-то убрался крикливый черниговский князь! – сердито думал барон Ульрих и первым стал спускаться по дубовым ступенькам в тёмное чрево высокой башни. – Не сломать бы здесь шею. Да уж, это не каменный замок графа Леопольда!»

Вслед за бароном Ульрихом последовал Регнвальд отчасти лишь затем, чтобы оказать помощь немецкому послу, если у того возникнут затруднения во мраке глухих стен, на крутых неудобных ступенях. Следом за варягом скрылся в четырёхугольном тёмном люке боярин Веремуд. Было слышно, как поскрипывают дубовые доски лестничных пролётов под его грузным телом.

Покуда конное войско удалялось по дороге от города к холмам, поросшим лесом, стоящие на башне люди не произнесли ни слова. Войско скрылось в тумане, ещё какое-то время виднелись над туманной завесой длинные копья дружинников, но вскоре исчезли и они. Перед взором оставшихся на башне лежала опустевшая дорога, уходившая в туманную даль.

Внезапно чуткую рассветную тишину нарушил протяжный свист коростеля.

Роман вздохнул, посмотрел сбоку на Олега, потом на Оду, стоящую у самого заборола спиной к нему. Как он завидовал своим старшим братьям! А ведь у него стрелы всегда летят точно в цель, не то что у Глеба, и мечом он владеет намного ловчее Давыда. Любой дружинник подтвердит это. Однако с отцом спорить бесполезно.

Расстроенный Роман молча покинул верхнюю площадку сторожевой башни.

Олег и Ода остались одни на башне.

Невдалеке снова пропел коростель.

Ода зябко пожала плечами, по-прежнему глядя вдаль.

Олег скинул с себя тёплое корзно^[57] и укрыл им плечи молодой женщины. Ода прошептала: «Благодарю», слегка повернув голову. Сдавленная интонация её голоса насторожила Олега.