– Проголодался, наверное? – Она подняла плетеную крышку мелкой стеклянной емкости, в которой жил большой гребенчатый тритон, Triturus cristatus, и протянула руку ладонью вверх. Трехлапый тритон быстро взобрался на ее теплую ладонь, едва уместившись на ней. – Привет, Исаак!

Из кармана передника она извлекла несколько кусочков оставшейся со вчерашнего вечера говядины и стала смотреть, как маленькое проворное существо поедает угощение, которого хватит ему до конца недели.

– Какой ты красивый мальчик в этой шоколадной шкурке! – Она провела пальцем по спинке земноводного создания, прежде чем оно проворно перебралось на камень и дальше, в гущу растений в стеклянной емкости. – Кажется, в этом сезоне коричневый входит в моду! – Теодосия говорила, ни к кому особенно не обращаясь, хотя в стеклянной банке на полке садовая змейка, темно-зеленая, с ярко-желтым воротничком, высунула голову, будто с интересом прислушиваясь к ее словам. – Хотя мне, по большому счету, безразлично, какого цвета глаза у лорда Уиттингема. – Она сдвинула крышку из сетки и улыбнулась, глядя на рептилию длиной в три фута. – Скучал без меня, Уильям?

Змея, будто в ответ, слезла с коряги, распуская кольца внутри своего просторного помещения, и скользнула вверх.

– Теперь я знаю, что есть ты не хочешь; последнее время ты только и делал, что ел, и это хорошо. Снаружи снег, так что ловить там нечего. Бери пример с Исаака. – Она осторожно погладила головку змеи, добравшейся уже до края своей клетки, и разрешила рептилии обвить свое запястье, будто корягу. – Пойдем-ка проверим лимонные деревца. Одному из них еще предстоит оправиться после обрезки, которую я учинила пару недель назад.

Пока Уильям исследовал сочную листву, она поливала саженцы и проверяла, как они растут. Радуясь, что в этой части оранжереи снег не засыпал потолочные стекла, Теодосия поймала Уильяма, водворила его в клетку и завершила намеченные на утро задания. В половине одиннадцатого она переоделась и вошла в столовую, где дедушка уже дожидался ее за накрытым к завтраку столом.

– Доброе утро. – Теодосия запечатлела нежный поцелуй на его сухой щеке. – Как ты сегодня? – Вспомнит ли он, что у них в доме гость? Иногда память подводила дедушку, но Теодосия принимала его промахи как часть естественного хода старения и не осмеливалась слишком задумываться о возможных последствиях. У нее не осталось других родственников, кроме деда, и она очень им дорожила.

О затворнической жизни в Оксфордшире, отсутствии светской жизни и в целом будущем Теодосия с Тэлботом практически не разговаривали. К счастью, дедушка не подталкивал ее к переменам, и она втайне надеялась, что он не сможет без нее обходиться, особенно потому, что старел и дряхлел, так что они жили в ощущении взаимной любви и преданности друг другу.

Теодосия не жаловалась, поскольку предпочитала тихое существование в сельской глуши и радовалась возможности заниматься наукой. Бродила по холмам, собирая ботанические образцы, читала запоем – всего этого у нее не было бы, если бы ее воспитывали так, как принято воспитывать девочек. Непривычная к обычным женским делам, Теодосия взамен приобрела любовь к мужским занятиям; она могла позволить себе свободу, которую многие сочли бы неслыханной. Одна мысль лишиться всего этого внушала ей ужас. Лондон, с многочисленными социальными обязанностями и ограничениями, представлялся Теодосии параллельной вселенной, и она отказывалась там проявляться, невзирая на славный титул ее деда.

Иногда ее все же терзали угрызения совести, ведь она последняя из рода Лейтон. Только вот при вступлении в брак Теодосия вступила бы в семью мужа и ее дети все равно бы не унаследовали фамилию Лейтон. Вероятно, на этой земле все когда-нибудь заканчивается. Вот и родители ушли. От этой жестокой мысли сжималось сердце, но усилием воли Теодосия гнала ее прочь: вот еще одна привычка, которую она в себе выработала.

– Я предполагала, что тут уже кипят дискуссии. – Она заняла свое место за столом. – Неужели прославленный граф Уиттингем не почтил нас сегодня своим присутствием? – Ее насмешливое замечание было вызвано исключительно страхом разоблачения, и дедушка вполне мог укорить ее за неуместный издевательский тон.

– А я-то надеялся. – Дед погладил ее по руке и сделал знак лакею, который стоял наготове возле чайника с горячим чаем. – Однако миссис Мэвис сообщила, что граф потребовал завтрак к себе в комнату. Искренне надеюсь, что он не заболел после долгого путешествия, предпринятого в столь неблагоприятных погодных условиях.

Теодосия могла вздохнуть с облечением. Отлично. Чем дольше получится оттягивать встречу дедушки с графом Уиттингемом, тем лучше. Может быть, удастся вмешаться и убедить Уиттингема, что не стоит осаждать деда расспросами. Или еще лучше – самой удовлетворить его интерес и свести дальнейшие его разговоры с дедом к несерьезной болтовне.

Она, однако, понимала, что ее научные намерения, нелогичные и даже несколько запутанные, имеют мало шансов на успех, учитывая все возможные переменные.

– Да, это, наверное, усталость. В свете ваших вчерашних опасений граф, возможно, желает произвести наилучшее впечатление и, следовательно, решил несколько отсрочить обсуждение вопросов, которые и заставили его совершить это путешествие.

– Возможно, ты права.

Желая поскорее сменить тему, Теодосия потянулась к вазочке с джемом и подала его деду:

– Не хотите ли намазать на хлеб?

– Джем? – Дедушка скривился. – Ты же знаешь, я не люблю джем. Ненавижу его. Я никогда не намазываю его на хлеб. Слишком сладко.

Она была сбита с толку. Вернув вазочку на место, быстро взглянула на лакея, дежурившего возле двери. Лакей и глазом не повел, хотя Теодосия знала, что он слышал каждое слово из того выговора, который сделал дед.

– Разумеется. Как я могла забыть? – Ее голос дрожал от обиды. – Действительно, ужасно сладко!

Дедушка рассматривал ее с хмурой гримасой, но его глаза выдавали тревогу:

– Теодосия, я больше не ем джем. Вот и все, что я хотел сказать. Когда-то я его любил, но теперь класть его на хлеб не люблю.

Больше он не прибавил ни слова, сосредоточив внимание на содержимом своей тарелки. У Теодосии же аппетит пропал. Она сделала большой глоток чаю и глубоко вздохнула. Расстроенная разговором, сосредоточила мысли на визите графа. Что делать с Уиттингемом? Она дорого дала бы за то, чтобы узнать цель его приезда. И как предотвратить его встречу с дедом? Коснувшись дедова рукава, Теодосия легонько похлопала его по руке, и не для его успокоения, а скорее чтобы успокоиться самой.

– Полагаю, что некоторое время я никуда не буду выходить. – Мэтью посмотрел на свежевыпавший снег. Под окном его спальни навалило никак не меньше шести дюймов. Снаружи ветер лениво перегонял снег, наметая сугробы, а небо было блеклым и грозило новыми осадками. – Хотя ты мог бы разбудить меня и пораньше. – Отвернувшись от окна, он наградил камердинера сердитым взглядом.

Но невосприимчивый к критике Коггз сосредоточился на бритвенных принадлежностях. Выражение его лица оставалось безмятежным.

– Вы были измучены путешествием, раз проспали, чего с вами обычно не бывает. Верный признак, что скоропалительное решение нестись в Оксфордшир возымело последствие и взяло свою дань.

Точнее не скажешь. Мэтью загнал и себя, и лошадей. Семь часов езды по незнакомым сельским дорогам в нестерпимый холод – это достаточное испытание для любого человека, не говоря уж об ученом муже.

– Хорошо хоть, что ты догадался попросить поднос с едой прямо сюда.

Коггз сверкнул лукавой улыбкой.

– Здешняя прислуга очень любезна. Гостеприимные люди.

– Не сомневаюсь, что ты тут быстро освоился. – Мэтью добавил в кофе сливки и закончил завтрак без дальнейших разговоров. – Здесь только лорд Тэлбот да его внучка, так что приходится гадать, зачем им такое большое поместье. Огромный дом, здания кажутся совсем новыми. Меня особенно интересуют пристройки. – Он подошел к окну и стал рассматривать длинное крыло дома, ориентированное на запад. – Отсюда не разглядеть, но я подозреваю, что это может быть здешняя оранжерея. Тэлбот не поскупился, чтобы окружить себя всем, что только может пожелать ученый.

– Тогда вы нашли наилучшее место, где стоило застрять в снегопад, не так ли? – Коггз взмахнул бритвой. – Может, начнем? Чем скорее вы приобретете приличный вид, тем быстрее получите ответы на вопросы, которыми кипит ваш беспокойный ум.

– В самом деле. – Он сел, позволив Коггзу приступить к делу. Когда подбородок его был очищен от остатков мыльной пены, Уиттингем ответил на один вопрос, который, как он знал, камердинер хочет задать, да не решается: – Боль отступила. Вчера было гораздо хуже.

– Очень хорошо, милорд.

Мэтью удивился столь сухому ответу, но внимание заострять не стал и принялся быстро одеваться.

Он нашел лестницу, чтобы спуститься вниз – «вечно эти проклятые ступени» – и, заручившись помощью проходившей мимо горничной, отыскал дорогу в столовую, где было накрыто к завтраку. Леди Лейтон как раз выходила оттуда, опустив голову и шевеля губами – не иначе, беседовала сама с собой.

– Доброе утро, леди Лейтон.

Она вздрогнула, едва не подскочив, как кролик. Сияющие глаза от удивления сделались огромными, хотя она тотчас же сумела овладеть собой.

– Доброе утро, лорд Уиттингем.

Она задержалась на пороге, окинув его взглядом, который он счел изучающим. Уиттингем пожалел, что опирался на трость. Однако пренебречь необходимостью ради тщеславного желания покрасоваться было глупо и могло привести к страшным последствиям.

– Я заметил, что погода ухудшилась. – Он переминался с ноги на ногу в некотором смущении, сам не зная почему. – Надеюсь, мой приезд не нанесет ущерба вашему гостеприимству. Однако мне не терпится побеседовать с вашим дедушкой; похоже, время на моей стороне.

– В данный момент дедушка не расположен к беседам.

Странная девушка. Каким взволнованным голосом сообщила она ему эту обескураживающую новость.

– Ясно.

Он огляделся по сторонам, выхватывая взглядом обитые шелком стены коридора и хрустальные люстры тонкой работы.

– Возможно, вы окажете мне любезность и покажете хотя бы библиотеку или читальный зал? Не хотелось бы терять зря день, если хорошая книга может составить компанию.

Она улыбнулась ему, и отчего-то он вдруг ощутил тиснение в груди. Может, на завтрак съел что-то не то? Что бы это ни было, так быстро есть все же не стоило.

– У нас прекрасная библиотека. Вы найдете изобилие книг на любую возможную тему. Достаточно, чтобы занять себя на долгие часы, – довольно сухо сообщила девушка.

– В таком случае я уверен, что отлично проведу время.

Последние слова ее явно порадовали, и Уиттингем не понимал, почему она не проявляет любезности, как того требуют приличия. Она показалась довольной при общении с ним лишь однажды – когда он сказал, что сам найдет себе занятие на весь день.

– Не могли бы вы отвести меня туда? – Он внимательно наблюдал за собеседницей, гадая, согласится она или откажется.

– Если хотите, я покажу вам поместье целиком.

Она лукаво улыбнулась. Ее губы были в точности того же оттенка, как и цветок редкой камелии из юго-восточной Азии. Он обнаружил эти цветы, изучая лекарственные травы в поисках средства облегчить постоянную боль в ноге. Некоторые виды камелий подвергались скрещиванию, чтобы получить богатые целебным маслом семена. Листья же заваривали в чай для придания ему особого аромата, а их цветки отличались восхитительным розовым цветом. К сожалению, лекарственный эффект оказался недостаточным, зато смотреть на губы леди Лейтон было очень приятно.

– Лорд Уиттингем? – Ее тонкая бровь приподнялась на бледном лбу. Кажется, он опять ведет себя как болван?