И я заставила себя встать. Послушно пошла вслед за ним. Но передумала. Мое перемазанное сажей платье сменила брючная пижама. Обычно я надевала ее, когда болела. То, что из всего моего обширного гардероба муж выбрал именно ее, казалось странным. Подобные мелочи не должны были его заботить.

Натянув джинсы и толстовку, я стянула волосы в хвост. Меня немного знобило, и хотелось укутаться потеплее.

Особняк из белого камня с садом, больше напоминавшим парк, муж приобрел сразу после нашей свадьбы. Семь лет назад.

Все интерьеры я продумала сама до самых незначительных деталей. Этот дом был моим детищем. Я знала каждую его линию, каждый уголок, царапинку. Но сейчас не видела ничего, кроме ступеней лестницы. Да и те нечетко.

Спустившись вниз, я направилась в кухню. Аромат крепкого кофе витал в воздухе.

В светлой кухне, едва не дотягивающей по размеру до бального зала, было просторно и пусто. Как будто кто-то спрятал все вещи хозяйки, когда она покинула свой дом. И теперь место, в котором теплел очаг дома, превратилось в картинку из каталога. Пусть и красивую, но все же картинку.

Поставив две чашки на столик у окна, муж кивнул на стул. Словно собачонка, я послушно исполнила команду, села напротив. Нервно касаясь пальцами горячей кружки, я не поднимала глаз. Муж неспешными глотками пил обжигающий кофе.

– Давид, я…

– Очень бледная.

Я притихла. Муж всегда умел уходить от темы, которая была ему не интересна, от разговора, который казался ему лишним, и вытряхивать из собеседника все, что считал нужным. И все это без лишних усилий, с ловкостью фокусника. Я так и не освоила эту науку. Для меня она была сродни магии.

Но я обещала себе, что буду сильной. Не сдаваясь, попробовала вновь:

– Нам нужно поговорить…

– По дороге в клинику и поговорим.

– Клинику?

По спине пробежал холодок. Муж, конечно, почувствовал мой страх. И не удивился. Ведь в прошлый раз, когда он решил, что мне нужна медицинская помощь, я оказалась в психушке.

– У всего есть последствия. А с тобой много всего произошло. Я хочу убедиться, что ты в порядке. Бояться нечего. Мы поедем вместе. И вернем домой тоже вместе. Сегодня. Я буду рядом.

Это вовсе не утешало. Скорее даже пугало. И он отлично это знал, но вовсе не собирался менять решение.

Не притронувшись к кофе, я побрела вслед за мужем. В голове полнейший кавардак. Я цеплялась за мысли, словно утопленник за соломинку, и с тем же успехом шла ко дну. Оттого, должно быть, так и не смогла начать разговор. Давид и вовсе не собирался ничего обсуждать.

Припарковавшись у четырехэтажного здания клиники, он обошел машину и любезно открыл дверь с моей стороны. Протянул мне руку.

Я замерла испуганно. Это было глупо. Ведь Давид был отлично воспитан и этот жест всего лишь привычка.

Расценив мое поведение по-своему, муж повторил:

– Бояться нечего.

Амплуа спятившей истерически мне было не любо. Храбро вложив свою ладошку в его, я спрыгнула вниз из высокой кабины джипа.

Его горячие пальцы сомкнулись. Высвободиться он мне не позволил. Не отпуская повел ко входу в клинику.

Сеть клиник, частью которой являлось здание сие, принадлежала мужу. И это была лишь крошечная песчинка его империи, обширность которой я вряд ли смогла бы описать, даже очень постаравшись.

Виктор Строганов, отец Давида, создавал свой бизнес, как строят некоторые государства – от шатра в чистом поле до мировой державы. Скончавшись, он передал все единственному сыну. И Давид отца не подвел.

Развивая оставленные ему владения столь же успешно и стремительно, как Македонский завоевывал новые земли, Давид довольно скоро превзошел своего отца. Но, в отличие от великого полководца, познавшего всю горечь неудач, Строганова-младшего они обходили. Возможно, его планида была добрее.

Или не досаждало замыслам тщеславие. Давид относился к деньгам как к инструменту, не более. Жадность ему была не знакома. А бизнес он воспринимал как бесконечную шахматную партию. Не терял интерес, но и рабом азарта не становился. И в этом таилась одна из многих причин, почему обыграть его было практически невозможно.

У самого порога нас встретил заведующий клиникой. По случаю нашего визита заведение закрыли, полностью очистив от пациентов.

Едва ли не в пол поклонившись, заведующий шагнул ко мне. Старался карьерист напрасно, Давид не терпел фамильярностей, а раболепство и вовсе не выносил.

Не отпуская моей руки, муж легко завел меня за свою спину. Он ненавидел, когда кто-то крутился рядом со мной. Его бы воля, сидеть мне вечно в высокой башне за семью замками. И сдается мне, все вновь к этому идет.

– Ирина Николаевна наш лучший врач, пожалуй, лучше всего будет начать с нее… – тем временем пел заведующий.

Из-за спины мужа видеть его я не могла, только слушала без особого интереса слащавый голос. Обернувшись назад, с тоской посмотрела на летнее небо. Белоснежные облака таяли столь же неотвратимо и стремительно, как моя свобода.

Несколько часов спустя, протащившись по множеству кабинетов, повалявшись на множестве кушеток, покружившись в неведомых аппаратах и сдав едва ли не целую банку крови, я была отпущена с миром.

Все это время, послушно следуя командам врачей, я не забывала смотреть по сторонам в поисках выхода. Но сбежать так и не решилась. Уверенность в том, что дальше ближайшего перекрестка я не уйду, меня не покидала. К тому же теперь я осталась без паспорта.

Едва прейдя в себя, я обыскала всю комнату, но все документы исчезли без следа. А значит мой побег стал еще более невозможен. Хотя, казалось бы, куда уж больше?

Усталая и несчастная я вернулась в кабинет заведующего. О медицине в нем напоминали только грамоты и дипломы на стене. В остальном же он ничуть не отличался от рядового офиса в любом бизнес-центре.

Подняв глаза от ноутбука, муж посмотрел выжидающе. На приеме у первого врача он был со мной. Внимательно слушал мои сбивчивые ответы. Хмурился. Но молчал. Ни он, ни я так и не решились поговорить о том, что случилось в ночь аварии.

– Меня отпустили, – буркнула я.

Давид захлопнул крышку ноутбука и небрежно отбросил его в сторону. Неспешно приблизился. Смотрел изучающе, будто лучше рентгена и МРТ был способен распознать таившуюся угрозу.

Я вспылила:

– Что еще? К гинекологу сходить?

На губах его показалась злая усмешка. И он спросил вкрадчиво:

– А надо?

В тот же миг во мне словно фейерверк взорвался. Но Давид знал меня слишком хорошо, да и реакция у него была отменная. Поймав мою руку в сантиметре от своей щеки, больно сжал запястье.

Засмеялся тихо и зло. И сказал насмешливо:

– С возвращением, детка.

Дверь кабинета с шумом открылась. Незадачливый заведующий выбрал не лучшее время, чтобы показаться на глаза. Попав впросак, бедолага замер в нерешительности.

Давид усмехнулся. Поцеловал мою руку, отчего на коже, кажется, останется ожог.

Не отпуская меня, взял ноутбук и потащил по коридору к выходу. Обратно тоже возвращались в молчании. А едва переступив порог особняка, я спрялась в спальне.

Довольно долго я нарезала круги в глухом негодовании. Когда же занятие сие меня окончательно вымотало, я не придумала ничего лучше, чем набрать ванну с пушистой пеной и раствориться в ней на последующие полчаса.

Мне стало легче. Не знаю, помогла ли горячая вода или взяла верх усталость. Но я успокоилась. Завернулась в халат и устроилась в кресле, которое так любил Давид.

В отличие от кухни, в спальне после моего исчезновения ничего не изменилось. Все стояло на местах в идеальном порядке. Как будто он ждал, что я вернусь…

Слезы отчаянья и стыда упали тяжелыми каплями на нежный шелк халата. Но я не заметила их. Устремив невидящий взгляд в цветущий сад, я пала под тяжестью воспоминаний.

Почти два месяца назад он прислал за мной в Швейцарию. Именно там, в элитной клинике высоко в горах, я и была заперта.

Томясь в роскошной палате под бдительным оком вышколенного персонала, я считала дни своего заточения. В отличие от осужденных за свои деяния преступников, я не знала, как долго продлится мое заключение. И приговор мне озвучен не был. Ведь все делалось для моего «блага». Точнее того, что мой муж считал благом для меня.

Но случилось несчастье, и Давид решил забрать меня в Петербург. По дороге домой я мучилась неизвестностью. Однако ни одна из самых страшных моих теорий не сравнялась с реальностью.

Заболел отец. С тех пор, как не стало мамы, сердце часто его тревожило. Не избежал он и операции. Но в этот раз врачи признали свое бессилие. Давид вызвал меня, чтобы попрощаться.

Он сказал мне об этом по пути из аэропорта, где встретил меня, в дом родителей. И я послала его к черту, не веря ни единому слову. Но стоило войти в спальню отца, как поняла, что муж был прав.

Отец скончался в ту же ночь. Он говорил, что ждал меня. И это была правда. Он не хотел уйти, не повидав меня напоследок.

После похорон я осталась в Петербурге. Должно быть, Давид не решил, что делать со мной дальше. Мне же все стало безразлично. Будто спящая красавица, уколовшаяся об острую иглу веретена, я погрузилась в странный сон, не отличая реальность от сновидений. Не замечая, как сменяют друг друга дни.

Давид же продолжал заниматься своими делами. И бизнес вынудил его отправиться в Москву. Он планировал вернуться одним днем, но переговоры затягивались. Оставлять же меня одну он боялся.

Несмотря на возражения, заставил приехать к нему. Сильный туман парализовал работу Пулково, но и здесь мой муж-упрямец нашел выход. Билет на последний экспресс решил проблему.

Но в столицу поезд так и не прибыл. По пути произошла страшная авария. Я не должна была выжить. У меня не было шансов. Но Судьба распорядилась иначе.

Но все же для Давида я предпочла умереть. Каким бы ужасным и жестоким не было мое решение, я считала его правильным. У меня была на то причина. И так бы все и оставалось, если бы не случился пожар в школе и не проезжали мимо журналисты.

Теперь же я вновь оказалась запертой в золотой клетке, ключик от которой муж держал накрепко.

Утро следующего дня не принесло ничего хорошего. Я долго не выходила из своей комнаты в надежде, что муж отправится по делам и нам не придется видеться. Небольшая передышка мне бы не помешала. В мыслях творился страшный кавардак, а в его присутствии все становилось еще хуже. Я совершенно терялась, а временами и вовсе была не способна думать. Но Давид никуда не спешил, и напрасно я прислушивалась в желании услышать шум отъезжающей машины.

Смирившись с неизбежностью, я спустилась вниз. Сосредоточенно стуча по клавиатуре ноутбука, он работал на террасе. Подобное было непривычно, делами он предпочитал заниматься в кабинете, а не на свежем воздухе.

Но не успев толком удивиться, я оценила выбранное им место. С точки зрения стратегии (или тактики?) оно было оптимально. Не покидая плетеного кресла с мягкой подушкой, он прекрасно видел лестницу, миновать которую не могла я. А выглядело все довольно невинно, даже не придраться.

Тяжко вздохнув, я направилась на кухню. А едва достала банку с кофе, как появился и он.

– Я стал подумывать, ты объявила голодовку.

– Я много сплю. Видимо, та гадость, что ты вкачал мне в поселке, еще не выветрилась.

Он равнодушно пожал плечами и также спокойно добавил:

– Не беда. У тебя есть еще несколько часов, чтобы подготовиться.

– Подготовиться к чему? – насторожилась я.

– Сегодня к нам приедет твоя семья. Пора поведать им радостное известие – ты воскресла.

Фарфоровая чашка выскользнула из рук и вдребезги разбилась о пол. Осколки разлетелись в разные стороны. Давид нахмурился.

– Белль …

От звука собственного имени я вздрогнула. Словно ступая по треснувшему льду глубокого озера, я обошла мужа. Пошатываясь, поднялась к себе.