Видимо, ей под сорок – не потому, что она выглядит на этот возраст (тридцать, максимум тридцать пять). Просто она сказала мне, что ее сын поступил в колледж в прошлом году, как раз перед тем, как я заселился в это здание. Как соседи, мы часто сталкивались в коридоре или в лифте. Постепенно приветственные кивки или обмен парой реплик о погоде переросли в дружескую болтовню. Все резко изменилось, когда она пригласила меня к себе на чашечку кофе – каким-то неведомым образом мы оказались в постели. Это было полгода назад, и с тех мы встречались раз в неделю или около того, иногда у нее, иногда у меня. Она сказала мне, что формально замужем, но они с мужем больше не живут и практически не общаются. Я верил ей, потому что никогда не видел у дверей ее квартиры мужчину.

На Нессе был белый кардиган поверх цветастого платья и ее всегдашние золотые и серебряные побрякушки. В руках – пластиковый пакет с продуктами из супермаркета «Рош бразерс». Именно там я покупал молоко и виски.

– Привет, – сказал я, обрадованный ее появлением. – Решила меня подкормить?

– Ты же, кроме хот-догов, ничего не ешь.

– Кажется, мы знаем друг о друге слишком много.

– Как пишется?

Это была первая фраза, с которой ко мне обращались при встрече. Обычных людей, не живущих писательским ремеслом, спрашивают: «Как дела?»

– Вполне, – заверил ее я. – Взялся за новую книгу.

– Тебя давно не было видно. Я уж думала, съехал.

– В прошлом месяце взял паузу. Так что торчать здесь причин не было. – Я понял, что сказал бестактность, учитывая наши отношения, пусть и без взаимных обязательств. – В том смысле, что…

– О чем теперь? – спросила она, спасая меня от неуклюжего объяснения. – Новая книга?

– Переходный возраст. Детские дела.

– Как тебе это удается – писать о детях? Это же не то, что писать о взрослых?

– Не то, – согласился я. – Они говорят и думают по-своему, надо это учитывать. Стараюсь обходиться без замысловатых слов. Это не так просто, как кажется.

– Стыдно писать простыми словами?

Я пожал плечами.

– Отчасти да. Получается, я вроде как халтурю.

– Чем проще, тем лучше, – посоветовала она. – Читатели тебе спасибо скажут. – Она переложила пакет с продуктами в другую руку. Там что-то звякнуло. – У тебя… есть время отдохнуть от работы?

– Да, конечно.

Я кашлянул. Секс с Нессой всегда был свободным и естественным, а вот прелюдия к нему… это всегда было немного неловко.

– Гм, хочешь зайти?

– Давай сначала занесу продукты к себе. Там кое-что надо в морозилку закинуть. Сейчас вернусь.

Оставив дверь открытой, я сел за компьютер и проглядел все, что написал за утро. Несса вернулась через пять минут. На ней была изумрудная кружевная сорочка, пояс с подвязками и прозрачные черные чулки.

В отношениях с соседкой есть свои преимущества. Например, она может заглянуть к тебе в любое время дня прямо в нижнем белье.

Несса закрыла за собой дверь, щелкнула выключателем на стене, убрав верхний свет. Я встал и задернул штору на окне, оставив щель – пусть будет хоть немного дневного света, чтобы не спотыкаться в полной темноте.

Едва я стянул через голову рубашку, как ее губы впились в мои. Мы отступили к раскладушке и упали на тонкий матрас. Ложе покачнулось и заскрипело.

– Тебе надо купить кровать побольше, – сказала она низким и теплым голосом прямо мне в ухо.

– Никогда не думал, что на ней будет лежать кто-то еще, кроме меня.

– Я точно не помешаю тебе писать?

Еще как помешаешь. Но… грех жаловаться.

Глава 6. Преследование

Когда прозвенел последний звонок и мы вышли из школы навстречу дню, сиявшему кобальтовой синевой, Хомяк сказал:

– Хочешь, пойдем ко мне?

– Давай, – ответил я, понимая: либо я пойду к нему, либо он пойдет ко мне. – Но, может, не стоит двигать обычной дорогой?

Хомяк посмотрел на меня. Глаза были идеально круглыми, как две монетки, воткнутые в тесто для печенья.

– Ты насчет Зверя? Думаешь, устроит нам засаду?

– Не знаю, он же ку-ку. Возьмет и подговорит своих одноклассников, для подкрепления.

Хомяк побелел.

– Теперь мы точно влипли, чувак. На Кроуэлл-роуд нам больше не показаться.

Мы отцепили велосипеды от забора, к которому они были пристегнуты, и поехали домой. Но вместо Кроуэлл-роуд свернули налево на Стоуни-Хилл-роуд, а потом направо на Белл-роуд. Когда выехали на Олд-Харбор-роуд, Хомяк притормозил на углу перед старым белым домом и сказал:

– Вроде все чисто.

Я ответил:

– Вряд ли он живет так далеко.

– Тебе откуда знать, чувак. Он может жить в этих краях где угодно. – Хомяк бросил на меня хитрый взгляд. – Может, нам вооружиться?

– Ага, обязательно.

– У твоего отца есть пистолет.

Это была правда. Мой отец хранил револьвер 38-го калибра в пластиковой коробке в котельной под домом. Я наткнулся на него, когда в прошлом году искал краску, освежить свой скейтборд. Вряд ли отец знал, что я нашел его тайник. Во всяком случае, я никогда ему об этом не говорил. А вот Хомяку однажды пистолет показал.

Я сказал:

– Отцовский пистолет в школу не понесу.

Хомяк воодушевился.

– Не надо ни в кого стрелять. Просто если Зверь его увидит, сразу обделается.

– Смотри, это Джастин?

В конце улицы парень завязывал шнурки.

Хомяк пожал плечами.

– Вроде он. И что?

– Может, нам на халяву обломится картошка фри?

Родители Джастина держали на Главной улице бургерную. В марте Джастин отмечал там свой день рождения, и нам разрешили съесть столько чизбургеров и хот-догов, сколько захотим. Я съел по три того и другого, потому что не мог остановиться, плюс большую тарелку картошки фри и порцию луковых колец. Никогда в жизни так не обжирался.

Глаза Хомяка от моего предложения загорелись. Таких любителей набить брюхо надо еще поискать.

– Джастин! – крикнул он, размахивая рукой над головой, и низ футболки пополз вверх по его рыбьему белому животу.

Джастин повернулся и без особого энтузиазма помахал в ответ.

– Подожди! – крикнул я, рупором приложив руки ко рту.

Когда мы его почти догнали, он, ничего не говоря, начал уходить. Он вообще застенчивый и всегда помалкивал, разве что отвечал на вопросы. Он был ниже ростом, чем Хомяк и я, но не такой худой, как я, и не такой толстый, как Хомяк. Черные волосы все время падали ему на глаза, и он то и дело мотал головой, чтобы не мешали видеть. На синей футболке красовался большой желтый компьютерный Пэкмен, а джинсовые шорты были аккуратно подшиты, а не просто обрезаны – настоящий ботаник. Поношенная бейсбольная перчатка, измятая не там, где положено, из-за чего он все время ронял теннисные мячи, болталась на лямке холщового рюкзака.

– Джастерино! – воскликнул я, спрыгнув с велосипеда и толкая его рядом с собой.

– Джастино! – крикнул Хомяк.

– Что вы здесь делаете? – спросил он нас.

– Догадаться не пробовал, Шерлок? – сказал Хомяк. – Едем домой.

– На Кроуэлле нас могут побить, – объяснил я. – Вот мы и поехали кружным путем.

– На всякий пожарный, – согласился Хомяк.

– А ты почему здесь идешь?

Джастин пожал плечами.

– Мне эта дорога больше нравится.

Хомяк наконец тоже спрыгнул с велосипеда и стал толкать перед собой. Тротуар для троих оказался узковат, и меня вытеснили на двухполосную проезжую часть. Но особого движения, как и на всех улицах Чатема в это время года, не было, так что бояться нечего.

– Спасибо, что разрешил списать твои ответы по математике, – сказал Хомяк Джастину.

– Я тебе не разрешал. Ты сам мою тетрадь стащил.

– Почему китайцы так рубят в математике?

– Я не китаец, – бросил Джастин. Наверное, он говорил это Хомяку уже раз сто.

Джастин был корейцем и единственным азиатом в нашей школе – раньше было двое, но его старшая сестра, Кейт, с сентября перешла в старшую школу. И китайцем его называл не только Хомяк. Охотников поиздеваться среди детей хватало. Когда мы еще учились в начальной школе, дети подходили к Джастину, поднимали руки, сводили их и говорили: «Открой холодильник». И когда Джастин отводил одну из их рук, они говорили: «Достань газировку и попей». И когда Джастин делал вид, что пьет, они начинали скандировать дразнилку: «Я китаец, я шучу, в колу я налил мочу!» Джастин, добрый малый, всегда над этим смеялся. Раньше я думал, что он слабак, раз не дает им отпор. Но, как говорится, с возрастом приходит мудрость, и сейчас я считаю, что он их просто перехитрил. Потому что знал: если покажет, что стишок его злит, тут ему совсем несдобровать. Так оно и работает. Но он давал понять, что ему эта дразнилка до лампочки, дразнить его быстро надоело, и от него отстали.

Хомяк, конечно, был полной противоположностью Джастина. В третьем классе – это самое раннее время, которое я еще более-менее помню, – я сидел с ним на школьном дворе, и несколько четвероклассников загнали его в угол и запели: «Рот открой, глаза закрой, и получишь пир горой!» Наверное, он решил, что его угостят батончиком или шоколадкой, потому что радостно закрыл глаза и открыл рот. В итоге он получил толстый кусок засохшего собачьего дерьма, который дети нашли в траве. Все в школе об этом узнали и стали дразнить Хомяка этим стишком до бесконечности. А почему? Потому что каждый раз, когда они пропевали: «Эй, Хомяк! Рот открой, глаза закрой, и получишь пир горой!», Хомяк совсем сатанел. Если дети были младше его, он яростно вопил и кидался за ними. А если крупнее или старше, то просто начинал рыдать.

Мораль? Ну, их было несколько, в зависимости от того, под каким углом посмотреть. Но суть в том, что особо острым умом Хомяк не отличался, иногда соображал туго.

Продолжая расовую тему, Хомяк спросил:

– Почему в Китае так много телефонных справочников?

Эту шутку от Хомяка я уже слышал. Джастин тоже, поэтому отвечать не стал.

Тогда Хомяк пропел:

«А в Китае, ты прикинь, каждый третий – мистер Дзинь!»

– Я не китаец, – повторил Джастин.

– Гы-ы, а я и не знал.

Ги – это фамилия Джастина.

– Завязывай, Хомяк, – сказал я ему.

– Знаю я, что Джастино не китаец, чучело. Пошутить нельзя.

– Если Джастин пройдется насчет твоего жира, тебе понравится?

– Я не жирный, – сказал Хомяк.

– Худым тебя тоже не назовешь.

– Пошел ты, дурила.

– После тебя.

Так мы препирались, пока минут через пять не добрались до Главной улицы. Мы остановились у Читального зала христианской литературы – обшарпанного домика, куда я когда-то ходил на уроки по Библии. Оно находилось прямо через дорогу от Сивью-стрит, которая вела к нашему с Хомяком дому.

Джастин сказал:

– Увидимся завтра в школе, ребята.

– Эй, не так быстро, – сказал Хомяк. – На пожар, что ли, спешишь, братан? Что собираешься делать? Может, зайдем к тебе?

Джастин удивился.

– Зачем ко мне заходить?

Хомяк пожал могучими плечами.

– Поиграем.

– Ты раньше таким желанием не горел.

– Ну, друг сердечный, как говорит мой папаня, все когда-то бывает в первый раз. – Он обхватил Джастина за плечи. – Что скажешь?

Джастин стряхнул руку Хомяка и сказал:

– Не знаю, можно ли мне приглашать двух друзей сразу.

– За спрос денег не берут, – нажал на него я.

– Ну… спрошу.

Мы пошли дальше по Главной. Деревья, затенявшие улицу в летнюю пору, уже покрылись оранжевой и красной листвой, напоминая о том, что через месяц – Хеллоуин. Вообще-то о Хеллоуине напоминало все. Тюки сена и стебли сушеной индийской кукурузы украшали крыльцо посудной лавки. В кресле-качалке перед сувенирным магазином сидело пугало. Витрину магазина одежды украшали тыковки с надписью «Осенняя распродажа!».

Мы проходили мимо магазина игрушек, ступеньки которого были завалены разнообразными тыквами, и тут Хомяк замер на месте. Я тоже застыл, мгновенно придя в состояние боеготовности. Про Зверя я почти забыл.

– Вон мисс, – сказал Хомяк, показывая пальцем.

Я поборол искушение хлопнуть его по спине – так он меня напугал. Но он был прав. Впереди по улице, в ту же сторону, что и мы, шла мисс Форрестер. Вьющиеся волосы, фиолетовый пиджак – спутать было невозможно.