– Михаил, слушай, а как тебя по отчеству? – начал я.

– Александрович, а чего это ты? – насторожился он.

– Ну, вдруг потребуется позвать при посторонних, а ты все-таки начальство, субординация, понимать надо.

– А, ты про это. Тогда ладно, хотя я до сих пор не могу привыкнуть, что я уже не Мишка, не всегда откликаюсь.

– Еще вопрос: какие у нас есть лимиты на всякое? Ну, там, если провод мне потребуется заменить или ту же лампочку. Надо какое-нибудь требование писать или еще что?

– О, братец, я же тебе вчера не рассказал. Больница наша крупнейшая, а Василь Васильич – очень уважаемый человек. Поэтому с обеспечением у нас почти проблем нет. Более того, к нам привозят и испытывают многие медицинские новинки. Вон, к примеру, та лампочка, которой ты медсестру пугал, она поставлена у нас самим изобретателем, товарищем Ф., – тут он запнулся, – вот ведь голова дырявая, забыл. Но потом вспомню, расскажу. Он еще Сталинскую премию за нее получил. Голова!

– В общем, – продолжал он, свернув на очередной лестничный пролет, – у нас с фондами все хорошо, много новинок, так что скучать не приходится. Я тебе потом покажу, где записывать про взятое, и ключ дам, бери сколько надо, главное, чтобы все работало.

Странно, какой изобретатель? Вроде люминесцентные лампы точно раньше 51-го года изобрели. Но ладно, раз не придется крохоборить, то за одно это уже стоит благодарить то или тех, что забросили меня сюда.

Наконец, мы добрались до логова этой самой главнющей медсестры. В принципе, близость главы всех сестер можно было понять уже только по косвенным признакам. Все медсестры шли с таким целеустремленным и сосредоточенным видом, что, глядя на них, легко можно было поверить, что мир спасают. Ну, или хотя бы какую-нибудь страну покрупнее. Завхоз тоже замолчал и подобрался, согнав все складки на кителе за спину.

А я… А мне было как-то пофиг. После накачанных красотой и обмазанных всякими мазюльками женщин моего времени мне местные казались какими-то блеклыми. Вроде смотришь, ничего на личико такая, но стоит взглянуть выше или ниже, как всякие позывы исчезают. Хрен с ними, с вавилонами на голове, это еще можно пережить, тем более женщины всегда там эксперименты творят. Но вот босоножки, у которых через подъем стопы перекинут ремешок, а каблук иногда толще пятки – это для меня перебор. А торчащие из-под халатов кромки платьев? Причем поголовно все в какой-нибудь горошек. Бр-р-р. В общем, пока не хочется бабушек, вот совсем.

* * *

Главная медсестра отозвалась на Ирину Евгеньевну и приняла нас довольно милостиво. Правда, сначала немного морщилась, рассматривая мое разношерстное одеяние, но ничего не сказала. А потом совершенно неожиданно, ну, как минимум для меня, начала толкать речугу про совершенствование работы медсестер и всей больницы в свете самых правильных решений партии. Ох, е… Неужели тут без такого нельзя? Ведь Василий Васильевич вроде нормальный, не пытался мне сразу про руководящую роль рассказывать. Если и у остальных без партии никак, то мне срочно надо в библиотеку записываться и начинать штудировать литературу по теме. Кстати, а тут библиотека-то есть? Наверняка же грамотных должно быть много.

– Вячеслав, вы меня слушаете? – внезапно вернулся я реальный мир. Вот же… Серьезно, мысли куда-то убежали.

– Простите, Ирина Евгеньевна, как-то задумался о первоочередных задачах по электричеству.

– А не посвятите ли нас в них? – с легким сарказмом спросила самая главная медсестра. Тю… медичка, ты меня решила на место, что ли, поставить?

– Непременно. Итак. Первой очередью должна стать замена сгоревших или неисправных ламп. Причем сначала там, где работают врачи и медсестры. Следующим шагом необходима замена проводки, где существующая не обеспечивает текущих потребностей в электричестве. Одновременно производить ревизию остального электрохозяйства и совместными усилиями расставить приоритет на выявленные работы.

Ну что, съела? Я такими фразами могу долго говорить, и хрен подкопаешься. Но вообще, думаю, мой план понятен: потихоньку ознакомиться с имеющимся хозяйством и попутно начать причинять добро всем.

– Отлично, я полностью со всем согласна. Только прошу вас внести в список первоочередных задач наши операционные. Их давно надо перевести из статуса дневных, – она что-то пометила у себя в ежедневнике. – Михаил Александрович в курсе.

– И, Вячеслав, обязана вас предупредить, – она постаралась глянуть на меня очень строгим взглядом. Однако в сочетании с белыми вихрушками волос, выглядывающих из-под косынки, для меня это смотрелось скорее комично, – повторюсь, обязана. Никаких приставаний к медицинскому персоналу! Иначе последуют оргвыводы. Вам понятно?

Ну, началось…

– Понятно. Ирина Евгеньевна, тогда еще один вопрос, – я постарался изобразить сосредоточенный вид. – А если это они ко мне приставать будут?

– Ну, вот когда начнут, тогда мы и будем решать этот вопрос, – чуть улыбнувшись, ответила она.

* * *

– Ну, ты даешь! – возбужденно вился вокруг меня Михаил. – Такое – и секретарю партийной организации! Приставать к нему будут…

– А чего такого-то? – не понял я. – Я мужчина хоть куда еще, в самом расцвете сил. Да и не предупредил ты меня про секретаря.

– А-а-а, – махнул он рукой с видом «ну что на идиота время терять».

– Ты вот лучше объясни мне, что такое дневная операционная?

– Давай я тебя лучше с операционной медсестрой сейчас познакомлю. Все равно лучше нее никто тебе не расскажет. А я побегу, а то пока с тобой разбирался, дела немного запустил. Мой кабинет рядом с нашей спальней, найдешь меня потом там.

Вскоре он меня познакомил с милой молодящейся старушкой, Агриппиной Никитичной. Агриппина как раз шла в свое царство и согласилась мне все показать. Как настоящий мужик, я забрал у нее из рук какую-то большую шайбу из нержавейки и предложил руку. Хихикнув, Никитична подхватила меня, и, сопровождаемые недоуменными взглядами, мы пошли по коридору.

– Ну-с, молодой человек, спасибо, уважили. Но начнем… – на лестнице она оторвалась от меня и, взявшись за перила, начала спускаться. – Во-первых, операционная – это не совсем правильное слово, – начала она. – Правильней, это операционный блок.

– Во-вторых, операционная медсестра – это самый главный человек в операционной. Ну, конечно, после доктора. На ней лежит все: от подготовки пациента к операции до контроля наличия инструментов и материалов. Ну, и часто она же помогает доктору во время операции.

– Ну, и наконец, самая важная задача у нее, – она подошла к очередной двери, – это не пускать в операционную посторонних.

Достав откуда-то связку ключей, она нашла нужный и отперла дверь. Моему взору открылась довольно большая комната, посередине которой стояло рядком три умывальника. Только вместо кранов у них сверху была какая-то длинная кочерга.

– Это предоперационная. Тут врач и все участвующие в операции переодеваются и моются. А кран такой специальный, чтобы врачи могли открывать и регулировать температуру воды локтем, – заметив мой интерес, пояснила она и показала, как. И в самом деле, удобно.

– Вот там у нас стерилизационная, – она забрала у меня банку. – Там в таких вот биксах, – она качнула железякой, – мы стерилизуем инструмент.

– Вот видите красную полосу на полу? – показала она. Я кивнул. – Когда операционная подготовлена, за нее могут заходить только люди во всем стерильном. Но сейчас операционная грязная, поэтому прошу, – она сделала приглашающий жест.

Я прошел в стерилизационную. Ну, комната как комната. Стол. Широкое окно со здоровенным подоконником в соседнюю комнату и три здоровых бочонка, лежащих на боку. Агриппина Никитична подошла к одному, открыла крышку в торце и вставила туда биксу. Ну, прям как пыж в пушку. Ага. Значит, бочонки – это стерилизаторы. Если я правильно помню, в эти времена стерилизацию делали жаром, значит, бочонки – это, по сути, обычная духовка.

– Ну, а это у нас операционная, – повела она рукой, – это стол, это светильник, а это баллоны для наркоза.

– Агриппина Никитична, – вспомнил я задание главсестры, – а вот почему операционная дневная?

– Дело в том, что светильник не очень надежен. И если он сломается, то операцию завершают при дневном свете. Для этого у нас даже есть специальные зеркала, которые в этом случае мы расставляем около стенки, чтобы больше света доктору дать.

– А почему тогда просто не прикатить второй светильник из соседней операционной? – поинтересовался я.

– На данный момент график операций очень плотный, мы не можем себе этого позволить.

– А если, например, устроить дежурство электрика? Идет операция, что-то пошло не так, а он тут как тут? – подал инициативу я.

– Ну, до сих пор у нас не было слесаря, которого можно допустить на операцию, – с улыбкой поведала она.

Ладно, со светильниками этими придумаем что-нибудь, а как тут с проводкой? Я повел головой вокруг. Та же самая тряпичная проводка «на изоляторах», только сверху наклеили что-то типа клеенки. На мой молчаливый вопрос Агриппина Никитична пояснила:

– При подготовке операционной используются различные растворы, от этого с проводкой раньше были проблемы. Теперь все сестры стараются избегать ее.

– Так это же нарушение правил дезинфекции. Оттуда столько грязи теперь расползается! – не понял я. Ведь сколько ни видел всякого про медицину, но всегда там моют и стерилизуют все напропалую.

Медсестра только горестно вздохнула и пожала плечами. Типа: «Ну, а что делать, раз такое…»

Я многословно поблагодарил медсестру за проведенную экскурсию и пошел искать свое начальство. В конце концов, пора навестить столовую, а то время обеда уже. Я про замену лампочек, если что.

* * *

Около кабинета Михаила стоял, опершись плечом на стенку, невысокий мужик. Если мерить шаблонами из фильмов будущего, то больше всего он был похож на извозчика. Фуражка с лопнувшим посередине козырьком, замызганная то ли куртка, то ли пиджак, из-под которого виднелось что-то вроде рубашки. Картину завершали штаны, заправленные в кирзовые сапоги. В общем, этакий пролетариат чистой воды.

Коротко кивнув ему, я дернул дверь. Она не поддалась.

– Нету его, паря. Сам жду, – от мужика несло чем-то кислым.

– Спасибо, тогда и я подожду, – я встал по другую сторону двери. Потом, подумав, немного отодвинулся еще, уж больно от мужика несло.

– А ты хто тут такой будешь? А то раньше тебя не видел, – мужику, видимо, было скучно просто так стоять.

– Слава я. Память потерял. Пока Василий Васильевичем временно назначен слесарем по электричеству, – ответил я.

– Эх-ма. Паря, так это, значит, я из-за тебя прокорму лишился? – он отлип от стенки.

– Если именно вы были электриком до меня, то не из-за меня, а из-за пьянства. Много жалоб уже услышал, – лениво ответил я, разглядывая противоположную стенку.

– Да што ты, Славка, понимаешь. Счас я тебя… – он попытался взять меня «за грудки», но из-за разницы в росте получилось, скорее, помять мою рубашку в районе живота.

Ну не люблю я драк. Эти вот махания руками, фингалы и прочие взгляды поверх рукава, вытирающего бегущую из носа кровь. Чем больше дистанция до противника, тем мне комфортней. В школе для разрыва дистанции я без какого-либо зазрения совести использовал первые попавшиеся под руку средства: от чужого портфеля до валяющихся палок. А в компьютерных игрушках первым делом прокачивал всякие снайперские приблуды. Эх, где вы, мои игрушечки…

Но тут не школа, поэтому я без особых раздумий, чуть повернувшись вправо, приподнял левую ногу и со всей силы топнул. Ну, а то, что под моей ногой оказалась нога этого извозчика, так кто ему виноват? Смотреть же надо, куда ноги ставишь.

– Ты чего подлыми приемчиками дерешься? Это не по-мужицки же, – проорал сквозь слезы скачущий на одной ноге мужик.