Двое бугаев в белых халатах прервали мой мыслительный процесс, заставив покинуть скорую помощь. По широким ступеням мы поднялись наверх и миновав парадную дверь, оказались в вестибюле. После пасмурного октябрьского дня свет внутри больницы, будто скальпелем, полоснул по оголенным нервам.

Я невольно вспомнил Максима и темный подвал. Вспомнил, как профессор изучал мои зрачки под таким же ярким, проникающим светом. Не дав осмотреться, двое мужчин подхватили меня под руки и повели по коридору. Я полностью погрузился в воспоминания, не замечая внешнего мира, снова оказавшись в старом коттедже под лестницей в цокольном этаже.

– Не вижу одержимости, – сказал профессор, отводя от моих глаз яркий луч фонаря. – А ты что скажешь, Антон?

Дальше пошли неразборчивые разговоры, «эксперты паранормальных явлений» спорили, глядя на меня. Кто-то, кажется это был Игорь, говорил, что в любом случае нужно обратиться к врачу, – его бы свозить в седьмую инфекционную, – не очень уверенно настаивал он.

«Почему инфекционная? Зачем инфекционная?» – вопросы вертелись в моем мозгу, пока тело снова училось дышать и двигаться.

– Да в порядке он, – утверждал Антон. – Радужка не красная, зрачки не расширены. Самую малость, но это испуг!

– Конечно испуг, – соглашался с ним Костя.

А Максим…. Максим просто молчал.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Михаил Александрович? – обрывок воспоминаний две недели крутился в моем мозгу, силясь понять, или просто осмыслить весь этот ужас, что случился со мной.

– Как вы себя чувствуете, Сергей Петрович? – Вы еще с нами? – а вот последнего профессор, кажется, не говорил.

– Как вы себя чувствуете? – на этот раз более настойчиво, и меня бесцеремонно похлопали по плечу.

Оглядевшись, я обнаружил себя, сидящим в крохотном кабинете с белыми стенами. Напротив – с другой стороны стола – сидел молодой доктор, и смотрел на меня с сочувственной улыбкой. Его лицо показалось смутно знакомым, но ничего конкретного я вспомнить не мог.

– Где мы находимся? Что это за больница? – вопросом на вопрос ответил я.

Доктор, с бейджиком «Ларичев Евгений Петрович», оценивающе заглянул мне в глаза, взвешивая слова, прежде чем ответить. – Седьмая больница, инфекционное отделение, – после некоторой паузы проговорил он. Как вы себя чувствуете, Сергей Петрович? Вы помните, почему вас доставили к нам?

Доктор задавал стандартные вопросы, интересуясь моей группой крови, артериальным давлением, ростом, весом и вредными привычками, после чего разговор перешел на неприятную тему. В кабинет зашла худенькая медсестра и передала врачу несколько бумажных листов.

Корявый почерк полицейского протокола прыгал по страницам и колол глаза, в комнате повисло напряженное молчание. Предчувствуя, что разговор будет нелегким, я поерзал на стуле, пытаясь принять более удобную и достойную позу. Закончив читать, доктор вздохнул.

– Думаю, вы уже знаете, что здесь написано? – спросил он, опуская бумагу на стол.

– «Проснулся снаружи, на наружной стене, на карнизе семнадцатого этажа», – далее шло неразборчивое предложение. Что ж… несмотря на почерк и корявый стиль, события майор изложил верно.

– Вы не помните, как оказались ночью на карнизе семнадцатого этажа? – спросил доктор, стуча по блокноту толстой авторучкой.

– Помню, – соврал я, вспомнив видеозапись в полицейском участке. – Залез на крышу и спустился на карниз.

– С какой целью вы туда спустились? – спросил доктор, и что-то записал.

На этот вопрос не нашлось ответа, и я решил проигнорировать его. Дальше снова посыпались вопросы. Врач интересовался состоянием моего здоровья, и в первую очередь – сном. Я снова соврал, что не страдаю бессонницей, умолчал и о ночных кошмарах, две недели к ряду преследующих меня. Про провалы в памяти я ответил честно – никогда подобным недугом не страдал.

Доктор снова заглянул в полицейские каракули, хмыкнул, и с интересом спросил, – написано, что вас обнаружили жильцы квартиры… семейная пара с семнадцатого этажа. И вы им представились Максимом… Хм… можно поинтересоваться, почему Максим?

Этот вопрос вспыхнул в голове, будто красная тряпка. Волна эмоция и буря чувств сорвали плотину спокойствия и отрешенности. Да как он не понимает? Во всем случившемся виноват Максим! Это он, а не я, должен находиться сейчас в этой комнате. Он должен был проснуться на карнизе семнадцатого этажа – в одной футболке, между прочим, и шортах… дрожа и икая на холодном ветру.

Я попытался сконцентрироваться на этой мысли, и со всей объективностью донести ее до врача. Глядя в спокойное и безмятежное лицо, я сделал вывод, что доктор не слышит и совсем немного прибавил тон. Когда же и этот прием не сработал, вскочил на ноги и стал жестикулировать, глядя на доктора сверху-вниз.

Позади распахнулась дверь кабинета, появилось испуганное и бледное лицо медсестры. И тут же, как будто черти из табакерки, появились две округлые головы. Девушка подвинулась, и двое медбратьев, толкая друг друга, ворвались в кабинет. Меня схватили под локти и бесцеремонно усадили на стул.

– Максим, Максим, Максим, – выкрикивал я, глядя в пустое лицо одного из медбратьев, но тот пропустил оскорбление мимо ушей. А с другой стороны появился доктор, вместо авторучки он держал шприц с тонкой иглой. – Мак-сим, – обозвал я его в порыве отчаяния, а затем в плечо вонзилась игла. Тело обессилело, потеряло упругость. Безвольные руки, выглядевшие тонкими и чужими, впихнули в рукава смирительной рубашки.

Вот и максим, – подумал я, засыпая.

…

Спустя несколько дней, проведенных в больнице, мне удалось прийти в себя. Впрочем, временные интервалы проходили по-разному. Укол в плечо – кровать, привязанные руки, а следом за этим глубокий сон. Укол в ягодицу – вместо будильника для пробуждения, далее следовал завтрак и коридор. В просторном коридоре, под бдительным надсмотром нескольких санитаров, мужчины и женщины в смирительных рубахах шаркали по полу больничными тапками.

Шарк-шарк-шарк – будто взвод образцовых солдат, марширующих под тиканье огромного метронома. В знак протеста, я издавал собственное шарканье. Виснув язык и максимально сосредоточившись, принимался фанатично скрести ногами по истоптанному линолеуму, стараясь внести хаос в равномерный гул. Санитарам такое разнообразие не нравилось, и недовольные головы поворачивались ко мне.

…

– Как вы себя чувствуете, Сергей Петрович? – я сидел на койке в общей палате, а надо мной склонился незнакомый врач.

Не зная, что ответить, я молча пожал плечам.

– Хорошо, – сказал доктор. Его немолодое, морщинистое лицо отчего-то вызывало прилив доверия. – Очень хорошо, – добавил он, – в таком случае, предлагаю прогуляться.

Прогулка окончилась в незнакомом коридоре. Я не сразу понял, чем этот коридор отличается от множества других, виденных мной за последнее время. В этом коридоре блестело окно. Всего одно, но до чего же прекрасное! Забыв про смирительную рубаху и связанные руки, я, спотыкаясь, двинулся к нему.

На половине пути опомнился и остановился, и нерешительно повернулся к пожилому врачу. – Можно? – спросил я, с мольбой косясь в сторону окна.

Снаружи не было ничего интересного. Пустой двор, огороженный высоким забором, одинокие березы, и белый снег. Но ничего прекрасней я в жизни не видел. Я вдыхал полной грудью застоявшийся воздух, представляя себя, стоящим на снегу.

– Полагаю, сия крайность нам больше без надобности, – послышался голос за спиной, а следом за ним заскрипели тесемки.

Поднеся к глазам собственные руки, я с упоением рассматривал их.

– Затекли? – участливо поинтересовался доктор.

– Забыл, когда видел их в последний раз!

…

После обеда я оказался в кабинете врача – в смирительной рубашке, но со свободными руками.

– Вижу, Сергей Петрович, вы понемногу приходите в себя. Уверен, что у вас много вопросов. Постараюсь ответить, если смогу…

– Где я нахожусь? Что это за больница? – задал я главный вопрос.

– Седьмая психиатрическая, имени Филькина. Но вам это ни о чем не говорит?

Я не смог сдержать ироничной усмешки. Известный журналист, обладатель «Золотого пера» стал пациентом обычной психушки.

При слове «психушка» врач кисло поморщился, – зачем так? – укоризненно произнес он. – Если уж зашла речь… больница не обычная. Мы принимаем на лечение только пациентов с особыми симптомами.

– Чем же вы отличаетесь от других психических? – с горькой иронией поинтересовался я.

– У нас есть интенсивная терапия, и хирургия тоже только у нас, – врач гордо выпрямил спину. – Ваше поведении обусловлено болезнью, которую могут вылечить только наши врачи. И только в инфекционном отделении.

– И что за болезнь? Паранойя? Шизофрения?

– Одержимость, – ответил доктор, серьезно глядя в мои глаза. – У вас не самый серьезный случай, так что… в некотором смысле, считайте, что повезло. Вижу, Сергей Петрович, вы мне не верите, ну что же… тогда пройдемте вместе со мной…

Мы снова шли по извилистому коридору, напрочь лишенному вентиляции и окон. У толстой двери врач остановился и извлек из кармана пластиковую карту-ключ. Послышался легкий щелчок, и возле двери загорелась зеленая лампочки.

– Следуйте за мной, и смотрите под ноги, – напутствовал доктор, и скрылся за дверью.

Совет – смотреть под ноги – пригодился немедленно, стоили мне шагнуть за порог. Сразу за дверью начинались ступени, от взгляда вниз закружилась голова. «Метров семь, а быть может и еще глубже» – прикинул я, догоняя доктора.

Спуск закончился узким коридором. Тусклые светильники практически не давали теней, а на стенах крепились металлические двери, отчего помещение напоминало тюремный блок. В дальнем конце, огороженном решеткой, сидел здоровенный санитар. При виде врача, детина поднялся и с неуверенностью уставился на меня.

– Он со мной, – ответил доктор, – будьте добры, ключ от камеры номер пять.

Металлическая дверь открылась со скрежетом, внутри стоял непередаваемый смрад и темнота. Пошарив по стене, врач щелкнул выключателем, и под потолком загорелся бледно-фиолетовый свет. Впереди виднелась металлическая решетка, а за ней… я не сразу поверил своим глазам.

За решеткой находилась соседнее помещение – квадратная камера без окон и дверей. А на стене, почти под притолкай, замер мужчина, разглядывающий нас. В угольно-черных и неестественно выпуклых глазах я увидел собственное отражение, разбитое на мелкие квадраты. Отказываясь верить, я подошел к решетке, вернее попытался приблизиться к ней.

– Стойте! – врач схватил меня за плечо, – дальше подходить я бы не стал!

– Он же не сможет через это протиснуться? – спросил я, разглядывая толстые стальные прутья.

– Выбраться не сможет, но может плюнуть. Слюна ядовита… как укус паука. У нас уже был один пострадавший. Ампутировали руку. Но это не помогло. Яд распространяется очень быстро, – со вздохом закончил врач. – Ваше состояние излечимо, а вот его…. Не уверен. Впрочем, нам еще многое предстоит понять. Мы не так давно в своем деле. Можно сказать, только начинаем исследования случаев одержимости, а также психические расстройства, вызванные инфекциями. Понимаете, что я хочу сказать?

– Понимаю, – кивнул я, вспоминая «экспертов паранормальных явлений», – «изучаем феномены, применяя научный подход», – думаю, что понимаю. Зачем привели меня сюда?

– Во-первых, чтобы вы не падали духом. Мы вас излечим, – пообещал врач. – А во-вторых… с вашим-то журналистским талантом… хотел предложить поработать у нас.

…

Медленно и молча мы поднимались по ступеням лестницы, а я все думал над словами врача. Возможно, мне удастся отсюда выписаться и снова ощутить нормальную жизнь. Допустим, я снова приступлю к работе, вернусь в квартиру… а что потом? Мир никогда не станет прежним, теперь моя жизнь делится на до и после контакта с потусторонним существом. И тут же вспомнил глаза Максима, – «а что, если мне попроситься к ним?».

ЭКСПЕРТЫ ПАРАНОРМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ

(отрывок из романа)