– Тараканов тоже можно давить, – бормотал он, пытаясь убедить то ли её, то ли себя. И если Соня готова была верить в тараканов и червяков, лишь бы не думать о том, куда и зачем они идут, то сам Эд категорически не верил в то, что говорил. – Или котят… Хотя котят жалко, я бы не смог.

Соня молчала, поэтому Эдик продолжал, сильнее стискивая её локоть:

– На самом деле можно не участвовать. Только смотреть. Этого недостаточно, но насыщает. Всё больше, чем смерть тараканов.

Соня шла как во сне, пытаясь сообразить, шутит он или нет. Не может ведь быть так, чтобы все пятнистые убивали, правда? Столько жертв заметили бы, да и сейчас банда кальмаров ничуть не скрывалась. Любой может сложить дважды два и вычислить убийц. Опять же, если можно полностью избавиться от болезни, то неужели учёные или журналисты до сих пор не пронюхали об этом?

Эд скорчил недовольную гримасу, когда она спросила об этом.

– Если бы всё было так просто, – со вздохом ответил он, и Соня чуть было не остановилась. Просто? Это он про убийство человека? – Полностью вылечиться нельзя. Помнишь, пару лет назад был в городе Вилькинский маньяк?

Соня кивнула. Она помнила. Тогда тоже запрещали выходить на улицу вечером, а ещё очень не советовали выбирать короткую дорогу через Вилькинский парк, где находили большинство тел. Искали его долго, ведь не было никаких зацепок – маньяк не выбирал конкретный тип людей, одинаково легко убивал стариков и детей, мужчин и женщин. И никогда ничего с места преступления не пропадало. Почерк убийств тоже был разным, так что подозревали даже заезжую банду.

Чем всё закончилось, Соня не интересовалась. Просто однажды ей перестали запрещать ходить через парк, да и вечерами стало можно гулять, пока в школе не появилось слишком много пятнистых и кто-то не объявил, будто все пострадавшие перед этим были на улице в тёмное время суток. Как будто это так легко отследить! Но людям нравилось думать, что при свете дня и в доме им ничего не грозит. Очень удобно!

– Так вот, – прервал её размышления Эдик. – Это был один из первых наших. Он вёл дневник, ты его потом увидишь. Вот он как раз и обнаружил, что убийство немного осветляет кожу. Он хотел так полностью вылечиться, но ни количество, ни качество убийств не повлияло. Как будто организм не принимает больше определённого количества отбеливателя, понимаешь?

– Да, – одними губами произнесла Соня, чувствуя, что ей холодно. Зубы начали стучать, пришлось сжать челюсти, чтобы этого не услышали. Странно, на улице было довольно тепло, да и этот прилипчивый Эдик прижимался совсем не по-дружески, а её всё равно морозило.

Соня изо всех сил гнала прочь мысли о том, как Вилькинский маньяк проводил свои опыты по количественным и качественным убийствам, но память услужливо подбрасывала рассказы очевидцев, и тошнота горькой волной всё сильнее подкатывала к горлу. Она с силой стиснула кулаки, длинными ногтями больно вонзаясь в мякоть ладони, и эта короткая боль ненадолго отрезвила её.

– Зато он определил, что чем разумнее существо, тем дольше и лучше его смерть помогает продержаться. – Эдик то ли не замечал её состояния, то ли не желал замечать. – В одиночку немногие способны убить, я вот не могу. Я трус.

Он так спокойно это сказал, что Соня догадалась – раньше его это долго мучило и он просто заставил себя принять таким, какой есть. Наверное, ему было проще считать себя трусом, чем убийцей, но Соня не обманывалась этим. Всё-таки он был с Субботой, а не с теми же «Пятнашками», а значит, вряд ли был совершенно чист.

– И как определяется эта разумность? – наконец спросила Соня, просто чтобы не молчать. Кто знает, может, это лишь затянувшаяся проверка.

– Я рад, что не ошибся в тебе. – Суббота неожиданно оказался не впереди, а рядом, и предложил ей свой локоть с противоположной от Эдика стороны. Соня без раздумий уцепилась за него. Пусть Влад пугал её куда больше, в то же самое время он был понятнее. Честнее, что ли. – Как видишь, у нас девчонок немного. Большинство сразу сбегает с криками. А ты вон ещё и вопросы задаёшь.

– Ну да, – промямлила Соня, не в силах признаться, что она просто-напросто слишком боится, чтобы взять и убежать. Для этого тоже нужна смелость.

Наверное, она как Эдик – труслива настолько, что может зайти слишком далеко. Неприятная мысль.

– Эд не совсем прав, когда говорит о разумности жертвы, – мягко произнёс Влад, волоча её вперёд, тогда как Эдик отстал, затерявшись в группе идущих. – Ни Вилькинский пионер, ни другие не смогли точно определить, что становится мерой ценности. Может, и разумность, а может, важность конкретно этой жизни для других. Я предполагаю – только предполагаю, заметь! – что жизнь любимого котёнка милой доброй девочки оценится едва ли не выше, чем жизнь какого-то вонючего бомжа, у которого нет семьи. Но, в отличие от пионера, у меня нет ни усидчивости, ни аналитических способностей, чтобы проводить такие опыты.

– Пионера? – повторила Соня, искоса поглядывая на спутника. Он её пугал. Красивое, пусть и темно-фиолетовое лицо Влада исказилось в какой-то гримасе, серые глаза алчно блестели. Ей вовсе не хотелось знать, о чём он думает.

– В том смысле, что он был первопроходец, – отмахнулся Влад. Он будто ненадолго стал спокойнее и человечнее. – Однако, судя по твоему выражению лица, ты уже решила, что мы совсем звери. Это не так. В отличие от Вилькинского, мы практически никогда не убиваем детей.

– Дай угадаю. – Мысленно Соня продолжала убеждать себя, что весь этот абсурдный разговор происходит не с ней. Она просто пересмотрела странных сериалов и ужастиков, а теперь ей снится мешанина из них. Такое ведь бывает, верно? – Дело не в доброте, да? Дети гораздо беззащитнее взрослых. Это было бы на руку.

– Ну да, хотя дети детям рознь, – недовольно скривился Влад. – Но с ними не угадаешь. То отбелит всех по максимуму, как со взрослыми не выходит, то…

Он словно размышлял, говорить или нет, и наконец решился. Они все как раз вышли из города на набережную, и компания разбрелась, рассаживаясь на свободные скамейки. Впрочем, немногочисленные горожане, гулявшие в это время, тут же поспешили перебраться подальше от пятнистых. Словно те были заразными. Раньше и сама Соня поступила бы так, а сейчас ей было противно.

– В общем, я только заполучил пятно, – произнёс Влад, глядя в свинцовую, мутную от надвигающегося шторма воду, – когда наши убили одного… школьника. И всех так приложило – моё пятно было всего-то сантиметров пять, а стало с ладонь! Выросло, а не уменьшилось!

Влад в чём-то врал, Соня это чувствовала. Но скорее привирал по поводу мелочей, вроде изначального размера пятна, чем по существу.

Она тоже посмотрела на волнующееся море и посильнее запахнула куртку. На набережной было прохладно, и Соню зазнобило. Хотелось убраться с открытого пространства.

– Наверное, всё дело в том, чтó эти существа потенциально значат для кого-то конкретного или мира в целом, – рассеянно произнесла она. Глаза у неё слезились, но теперь это можно было свалить на пронизывающий ветер, а не свою восприимчивость. – А с детьми это лотерея. Поди узнай, кто из него вырастет, второй Моцарт или второй Гитлер.

Когда молчание показалось ей уж слишком долгим, она скосила взгляд на Влада. Тот стоял прямо с открытым ртом, словно собрался говорить и забыл что. Надо же, она и не думала, что так в реальной жизни бывает.

– Ты гений, – прошептал наконец он. – Как ты это делаешь, а? Мы ломали головы столько времени, а ты как пришла – сразу сообразила!

Слышать это было приятно. Соне порой отвешивали комплименты за её внешность или характер – правда, не особо заслуженно, а вот её ум обычно оставался забытым. Но она справедливости ради всё-таки уточнила:

– Взгляд просто не замыленный. Это на поверхности лежало, а вы сразу копали вглубь. К тому же правильно сказать «предположила», а не «сообразила». Всё может быть совсем не так. Да и убийства… может, дело в эмоциях, а не в самом убийстве.

Влад прищурился.

– Поверь, это давно проверили, – сухо произнёс он. Словно не радовался только что, как ребёнок. – Ты напрасно думаешь, что мы получаем от этого удовольствие.

Если бы Соня смотрела на него, она заметила бы, как он отвёл взгляд. Но и без того она понимала, что он снова кривит душой.

Она внимательнее вгляделась в мутную воду. Странно, ей показалось, будто она стала какой-то другой. В холодном море с каменистым неровным дном и так купались только ребятишки да пьяницы, но вряд ли оно кого-то пугало. Не нравится – просто не лезь в воду, и всё. Но Соне море не просто не нравилось – она ощущала тревогу, когда смотрела на его волны. Словно мало ей других проблем.

Влад, похоже, даже не заметил, что мысленно она не здесь.

– Однажды нам повезло, и убили надежду современного искусства, нового Моцарта практически. Так в газетах писали, – произнёс он и шумно облизал губы, с заметным восторгом вспоминая ту историю. Соня с трудом удержалась от брезгливой гримасы, до того гадко выглядел Влад в этот момент.

Память услужливо подкинула чёрно-белое фото мальчишки лет семнадцати-восемнадцати: тонкая шея, светлые зачёсанные волосы, открытый взгляд. Её версия, что в городе редко убивали, не выдержала никакой критики. Похоже, это она пропускала мимо ушей все подобные новости. Как любой житель прибрежного города перестаёт слушать шум моря. Если уж на то пошло, даже её мама не стремилась обсуждать преступления больше пары часов. Никто из знакомых не пострадал – так о чём и говорить?

– У всех, кто там был, даже у присосок, очистился хороший кусок кожи, – мечтательно продолжал Влад. – Эх…

– Присосок? – Соня всё ещё смотрела на воду, и от этого ей почудилось, словно на глубине мелькнула тень щупальца. Глупости, конечно. У них тут не водились осьминоги или кальмары. Кроме вот этих. Сухопутных.

– Присоски – кто сам не убивает, но находится рядом, – пояснил Влад, пристально глядя в глаза Соне, отчего ей хотелось постоянно отвести взгляд. – Их не гоняют – получают они немного, но кому-то и этих крох хватает. Если слабачка, можешь сейчас готовиться умирать или тщетно давить тараканов. Если нет – добро пожаловать.

Соня довольно долго молчала, как ей казалось, непозволительно долго.

– Я, пожалуй, останусь.

Влад лишь кивнул и с довольной улыбкой развалился на скамейке, которую они заняли.

– Пойми меня правильно, – продолжала Соня. – Я, может, и слабачка. Но я ведь смогу уйти позже, верно?

Теперь молчал Влад.

– Да, сможешь. – Он поднялся со скамейки и развёл руками, разминая затёкшие мышцы. – Только помни, что при любом раскладе ты не имеешь права кому-то рассказывать о происходящем здесь. Это важно, ведь иначе нам всем будет… неприятно.

Соня продолжала смотреть на него, и Влад пояснил:

– Убийство заражённых ничего не даёт. Пятна не становятся меньше. Поэтому никому не нравится возиться с предателями. Это как работа, за которую тебе не платят. Смекаешь?

Соня тоже поднялась.

– Смекаю, – сухо ответила она и демонстративно посмотрела на часы. – Я ещё успею к третьему уроку. Не люблю прогуливать математику.

– Эд тебя проводит. – Влад не двинулся с места, и на его лице было не разобрать, разочарован он или ему всё равно. – Увидимся завтра.

Соне бы гордо промолчать или отказаться от провожатого, но вся её отвага закончилась раньше. Поэтому она кивнула и добавила:

– Увидимся.

Глава 4

– Влад на самом деле очень хороший. Ему непросто, но он старается. – Эдик просто не замолкал ни на секунду, и Соня уже много раз пожалела, что пошла с ним. – Он ещё и пытается жить как прежде, в школу ходит. Может, даже поступать ещё в вуз будет. Ты ведь догадываешься, что большинство сразу забивают на обычную жизнь и ведут себя так, словно надеются в угаре веселья исчезнуть незаметно для самих себя.