Эдик поправил упавшие на лоб волосы и покачал головой. Его рукав задрался, показывая фиолетовую кожу запястья. Соня искоса посмотрела на его узкое лицо, обрамлённое светлыми кудрями совсем как у девчонки, и вздохнула. До чего красивый и до чего занудный, что ты будешь делать!

– Знаешь, я передумала, – вдруг произнесла она, прерывая очередную тираду. – Я не хочу в школу сегодня, пойду домой.

– Тогда я провожу тебя до дома, – ничуть не расстроился Эдик. – Я рад, что мы познакомились, Соня. То есть мне, конечно, жаль, что у тебя пятно, но ты мне сразу понравилась, веришь?

Соня кивнула. Она не верила ни единому слову Эдика, но пока никак не могла понять, зачем она ему нужна. Не для того она провела у зеркала столько часов ещё до появления пятна, чтобы верить всей той лапше, что уверенно навешивал ей на уши пятнистый. На самом деле она была довольна и лицом, и фигурой, да и густыми волосами редкого медового оттенка, лишь на пару сантиметров длиннее, чем у этого Эдика, она гордилась, но ей уже было не пятнадцать, чтобы полагать, будто она та красавица, к ногам которой падают парни.

Если уж на то пошло, у неё и отношений-то не было. Поэтому она и пошла на эту дурацкую вечеринку Линды. Надеялась познакомиться с каким-нибудь парнем и влюбиться. А то все подружки уже встречались с кем-то, и не по разу, а она до сих пор могла похвастаться только безответной любовью к вожатому в лагере четыре года назад, да ещё во втором классе одноклассник Радик Вакин несколько дней подряд провожал её до дома и нёс портфель. Ха-ха, большая первая любовь. Или она её придумала за те три или четыре раза, что мальчик ходил с ней и всё просил списывать математику.

Так что нет, она не верила Эдику. Только радовалась, что не успела ни в кого влюбиться до появления пятен. Ей и так хватало беспокойств за мать, думать ещё о том, как ей не суждено прожить достаточно долго, чтобы они с возлюбленным надоели друг другу, не хотелось.

Если Суббота не врал, ей осталось совсем немного. Совсем недавно ей казалось, что она всё сделает ради продления существования. Но эмоции немного стихли, и оказалось, что не всё. Вряд ли она решится убить человека даже ради спасения своей собственной жизни. К тому же её смерть не должна была стать мучительной. Она просто истончится и исчезнет. Вот и всё.

Эдик продолжал болтать как заведённый, но Соня уже не слушала его, позволяя ему просто держать её за руку.

– Мы пришли. – Только один раз Соня прервала этот словесный поток – когда они остановились у её подъезда. – Спасибо. Увидимся завтра.

– Ты даже не пригласишь? – изумился Эдик. Лицо у него при этом было такое удивлённое, что Соня прыснула от смеха. Напряжение выплеснулось вместе с ним, и она хохотала, не в силах остановиться. Даже несмотря на вытянувшееся от обиды лицо Эдика, она всё ещё продолжала смеяться.

– Прости, – сквозь смех пробормотала она, обнаружив, что вконец оскорблённый парень собирается так и уйти. – У меня мама дома.

Ну не говорить же ему, что его фраза снова напомнила ей целую кучу глупых фильмов, которые она смотрела на каникулах? Разве так действительно говорят в реальности? Даже жаль, что ей не суждено узнать это наверняка. Настроение предсказуемо испортилось.

– Прости, – ещё раз повторила она. – Увидимся завтра.

Эдик кивнул и, неловко мазнув губами по её скуле – она вовремя отвернулась, не дав поцеловать себя в губы, – побрёл по улице. А Соня открыла тяжёлую дверь в подъезд и поднялась на третий этаж, к себе.

К её большому удивлению, она не соврала Эдику – мама и впрямь была дома. То ли не пошла на работу из-за плохого самочувствия, то ли из-за неё. Даже в коридоре вкусно пахло любимым пирогом Сони и булочками. Мама редко пекла их, отговариваясь нехваткой времени. Во рту стало солено и противно, несмотря на изумительные ароматы.

– Привет, мама, я дома, – крикнула она, готовясь к порции нравоучений за прогул. Тишина.

Сняв обувь и повесив куртку, Соня прошлёпала босиком на кухню и убедилась, что мама дома. Просто тихо плачет, склонившись над готовым пирогом с ягодами. И где она их взяла в это время года? Всегда ведь говорила, что покупать ягоды в несезон очень дорого и бессмысленно.

– Привет. – Мама шумно шмыгнула носом и отвернулась, словно застеснявшись слёз. – Доченька, я думала, ты сегодня останешься дома и в школу не пойдёшь. Посидим вдвоём…

– Я и не пошла, – соврала Соня, обнимая маму и утыкаясь подбородком ей в плечо. Спинка стула, на котором мама сидела, больно упиралась Соне в живот, но она терпела. Её мама выглядела такой несчастной и сломленной, словно это ей предстояло умереть молодой. – Просто вышла проветриться, дошла до набережной и вернулась.

– А я твой любимый пирог испекла, – невпопад ответила мама, словно Соня и так не видела этого.

– Здорово, спасибо. – Соня чмокнула маму в щеку, мысленно удивившись тому, какой вялой стала кожа на её лице. Это сколько лет она не целовала маму, что не заметила этого? – Давай поедим?

За едой легче не стало. Даже любимый пирог застревал в горле от того, как мама смотрит. Она глядела так, словно уже сидела на поминках и только что похоронила дочь.

– Бабушка обещала приехать, – пробормотала мама, наконец-то переставая её сверлить этим раздражающим больным взглядом. – Я ей рассказала, ничего?

– Всё правильно, это хорошо, что она приедет, – с наигранным энтузиазмом ответила Соня, вгрызаясь в хрустящую корочку пирога.

Бабушка была человеком сложным, хоть и по-своему неплохим. Просто любить её легче было на расстоянии. Звонить раз в месяц, получать денежный перевод на день рождения. Бабушка Александра «И никаких Шурочек!» была самым рациональным человеком в окружении Сони и её матери, а сейчас им нужен был кто-то именно такой.

Почему-то казалось, что когда она приедет, то с лёгкостью разберётся со всем, что случилось. Соня не призналась бы даже себе, но в глубине души она верила: с приездом бабушки окажется, что и пятно лишь глупая шутка, и умирать не придётся. Мало ли похожих болезней на свете, не все из них ведут к неминуемой гибели. А может, это и вовсе перманентный маркер и её испачкали на вечеринке.

Соня в красках представила, как будет объясняться с Владом и убеждать, что никому не расскажет тайну пятнистых, когда бабушка позвонила в дверь.

– Такси до вас немыслимо дорого, – с порога сухо произнесла она, подставляя щеку для поцелуя. Потом цепкими холодными пальцами прошлась по лицу внучки до скулы и вопросительно посмотрела на дочь. – Ольга, оно сразу было таким большим? Это пятно?

Мать расплакалась, конечно, а Соня бросилась в ванную, чтобы убедиться в правоте бабушки. Пятно выросло и теперь почти доставало до виска. И как она не заметила!

Пока Соня разглядывала себя в зеркале, бабушка принялась хлопотать по дому. Она отличалась от других бабушек, так что пирожков или вязаных носков от неё ждать не приходилось. Когда Соня вернулась в комнату, бабушка держала перед Сониной мамой стакан, от которого одуряюще несло корвалолом, а рядом стоял разинувший пустую пасть большущий чемодан. Соня не видела его лет пять, не меньше.

– Сделай чаю, Софья, я сейчас подойду, – ласково произнесла бабушка, и этот тон напугал Соню едва ли не больше, чем разговоры с Субботой про убийства. Ведь там всё ограничилось разговорами, а здесь разговорами всё только начиналось.

– Я забираю Ольгу. – Бабушка не любила ходить вокруг до около, и из-за этого они часто ругались, но сейчас Соня была благодарна за эту честную грубость. – Она этого просто не выдержит, я свою дочь знаю. Угаснет и уйдёт следом. Ты же этого не хочешь?

Соня не хотела. И пусть смотреть, как плачет мама, ей тоже не нравилось, она скорее из чувства противоречия ответила:

– Может, она привыкнет и перестанет плакать? Я же не прямо сейчас умру, и… ну… ребята говорят, что человек просто тает и исчезает. Никакой кровищи вёдрами и кишок наружу.

Бабушка слегка приподняла бровь, давая понять, что попытка храбриться замечена и оценена.

– Дорогая моя внучка. – Она вздохнула и уставилась в стену, пока сама Соня наблюдала за причудливым танцем её пальцев. Руки у бабушки были суховатые, но не морщинистые, и все пальцы унизаны кольцами с крупными камнями. Следить за тем, как эти кольца мелькают, было бы неплохим развлечением, если бы Соня не знала, что это значит – бабушка волнуется, и всерьёз. В прошлый раз она так нервничала, когда пыталась уговорить мать бросить работу и переехать подальше от побережья. Вроде как морской воздух плохо на неё влияет.

– Дорогая моя… внучка, – повторила бабушка с лёгкой заминкой. – Когда в вашем городе началась вся эта история с чернильными детьми, я постаралась узнать об этом как можно больше. Ну, и увезти вас с матерью, конечно. Но Ольга упёрлась. Мол, у тебя тут школа, друзья, у неё работа…

Она тяжело вздохнула и перевела потяжелевший взгляд на Соню.

– Твоя мать дура, – жёстко произнесла она. – А расплачиваться придётся тебе. Увы, Софья, мир вообще несправедлив, и мне правда жаль, что тебе пришлось так рано с этим столкнуться. Как бы то ни было, я знаю про кошмары наяву, которые преследуют тающих, и уверена, Ольга не сможет этого перенести. Вот и всё.

– Кошмары? – переспросила Соня. Никто не упоминал ни о каких кошмарах. – Бабушка, ты что-то путаешь!

– Возможно, твои новые пятнистые друзья не посчитали нужным поделиться с тобой этой информацией, но у меня ещё остались подруги, которым пришлось пережить опыт близкого общения с чернильными. Они все утверждают, что в последние недели дети видели что-то ужасное. Почти не спали и описывали свои видения весьма… красочно. Удручающее зрелище, судя по всему.

– Может, тебя просто надули. – Соня понимала, что бабушке нет никакого смысла врать, но она едва-едва привыкла к мысли о том, что умрёт, а тут ещё и это! Всё слишком быстро, нужно притормозить. Как угодно, и если ради спокойствия нужно всего лишь не верить бабушке, то она готова.

– Может, – легко согласилась та. – Но не будем рисковать твоей матерью, с этим ты хотя бы согласна? Она ещё молода, и, если ей дать немного отдохнуть подальше отсюда, она сможет начать новую жизнь. Завести семью, родить ребёнка…

Соня покачнулась. А вот это было больно.

– Разве маме не поздно? Она уже… ну, немолодая. – Сама Соня пыталась подсчитать, сколько же матери на самом деле лет. Получалось плохо. Мама не переносила открыток с возрастом и свечек на именинных тортах.

– Вообще-то ей всего тридцать семь. – Бабушка поджала губы. – Боюсь даже представить, что ты думаешь обо мне. Ольга довольно рано тебя родила. Если бы не твой отец, она бы спокойно доучилась…

– Ладно-ладно, извини! – поспешила исправиться Соня. Бабушка могла долго говорить о том, как отец испортил жизнь её дочери, и это была основная причина, по которой они так редко виделись. Мама, обычно такая терпеливая и спокойная, твёрдо стояла на своём, когда дело касалось её личной жизни. Теперь Соня поняла, почему бабушка примчалась на такси. Она решила воспользоваться слабостью дочери и увезти её наконец к себе.

– Тридцать семь – самое время устроить личную жизнь, – продолжала та. – В твоём возрасте все, кто старше двадцати пяти, наверняка кажутся стариками, но когда ты сама доживёшь до наших лет…

Она замолкла так резко, что, казалось, было слышно, как клацнули зубы. Да, Соне уже никогда не узнать, каково быть тридцатисемилетней. Вот ведь повезло.

С одной стороны, Соня, как хорошая дочь, должна принять сторону матери и не дать ей уехать. С другой стороны, этот день был просто ужасен, а что будет дальше?

– Деньги я буду перечислять тебе на карточку, на которую присылала по праздникам, – словно почувствовав слабину, продолжила бабушка. – Нуждаться ты не будешь. Квартира остаётся тебе до… до момента, когда ты перестанешь быть. В смысле…

– Я поняла, – прервала её Соня. Говорить о собственной скорой смерти ей совершенно не хотелось. – А дальше? В смысле, мама вернётся сюда когда-нибудь?

Бабушка снова уставилась на стену. Похоже, отвечать на этот вопрос ей не хотелось.