– О чем ты? – перебила его Софья.

– У Саши поднялось давление, поэтому пошла кровь. Такое бывает, когда связь еще хрупкая. Чаще у подростков, реже у взрослых. Волнение, эмоции… В романтических фильмах любят упоминать об этом.

– Я думала, это выдумки сценаристов, – призналась Эля.

– Как видите, не всегда. Будьте добры, попросите медсестру принести компресс. Нам нужен холод.

Когда Эля выбежала в коридор, Саша сурово посмотрел на дядю.

– Она ра-расстроилась. Из-за твоих ш-шуток.

– Брось, я же объяснил, в чем дело, – возразил Михаил Леонович.

– Ра-ра-расстроилась, – повторил он, сминая простыню в кулаке и от негодования начиная заикаться чаще. – Она не в-виновата.

– И правда, Миша, – вставила Софья. – Не все могут понять, когда ты говоришь серьезно, а когда нет.

– Ну, если не могут, тогда объясню прямо. – Мужчина пожал плечами, заставив Сашу закатить глаза.

Эля вернулась спустя несколько секунд, неся в руках салфетки.

– Медсестра занята в другой палате. Я все сделала. Намочила холодной водой и сложила…

Она замолчала и смущенно отвела глаза в сторону. Михаил Леонович заработал от племянника еще один колючий взгляд.

– Ангелина, – мягко сказал мужчина, забирая у нее салфетки и кладя их на переносицу Саши, – надеюсь, вы правильно меня поняли. Я не обвиняю вас в том, что случилось. Реакции родственных душ друг на друга редко поддаются контролю.

– Но все началось с моей музыки? – несчастно уточнила она.

– Нет. Все устроено несколько сложнее.

– Теперь вы назначите новые обследования?

– Если есть какие-то жалобы на самочувствие. – И Михаил Леонович обернулся посмотреть на Сашу.

– Нет, – буркнул тот.

– Хорошо. Но, боюсь, сейчас визит все же придется закончить. Завтра сможете вернуться.

Элю будто окатили ледяной водой после нескольких часов, проведенных на солнце. Саша сделал попытку приподняться с кровати, но тут же упал обратно и зашипел себе под нос.

– П-почему?

– Потому что еще недавно ты был в коме, – напомнил Михаил Леонович. – И тебе нельзя так сильно волноваться, если не хочешь завтра вернуться в реанимацию.

Эля и Саша обменялись беспомощными взглядами. Изо всех сил стараясь не заплакать, она сцепила руки в замок.

– Я смогу прикасаться к нему?

– Сможете. Но лучше не так, как вы делали только что.

В его устах это прозвучало двусмысленно. Саша густо покраснел.

– У-увидимся завтра, – сказал он, когда Эля снова приблизилась. Над его верхней губой остался едва заметный след высохшей крови.

– Я должна приходить к тебе каждый день, пока связь хрупкая, – напомнила она, не чувствуя прежней радости. Она бы ни за что не простила себя, если бы Саше стало хуже. – Ты правда не злишься?

Вместо ответа он осторожно взял ее за руку. Затем снова поднял взгляд к лицу, будто желая убедиться, что она была не против.

– Нет. А ты б-боишься крови?

– Твоей – да, – ответила она. – Я не хочу навредить тебе.

Неуверенность на его лице сменилась решимостью, сразу ослабившей давление в ее груди.

– Я б-буду в порядке.

Он опустил взгляд на их соединенные руки и нахмурился, подбирая слова. Потом усмехнулся.

– В-видишь? Вот как я люблю «Д-дракулу».

Эля тихо фыркнула. Если бы Саша действительно чувствовал себя плохо, то вряд ли смог бы шутить. Когда она отошла, на стул рядом с кроватью села справившаяся с собой Софья.

– Я звонила твоему папе. Он передавал привет и пожелания скорейшего выздоровления.

– Спасибо, – ответил Саша. – Х-хорошо.

Он говорил ровно, даже осторожно, будто с незнакомцем, и Эле стало очень жаль и его, и Софью.

Михаил Леонович приклеил к изножью кровати Саши слетевший на пол лист бумаги с его именем и датой поступления и поманил ее к выходу из палаты.

– Я полностью понимаю ваши опасения, – сказал он, едва прикрыв за собой дверь. – И чувство вины. Как-то раз у меня был пациент, который начинал плакать всякий раз, когда к нему приходила родственная душа. Он был уже пожилым человеком и не ждал, что его поиск завершится. Когда это случилось в третий раз, его посетитель был так напуган, что ему даже потребовалось успокоительное. И встреча с нашим психологом.

– Это ужасно, – прошептала Эля.

– Я хочу убедиться, что вы понимаете все правильно. Ваше появление вместе с нашим лечением способствовало восстановлению нарушенных связей между отделами мозга. Благодаря этому Саша начал лучше разговаривать и его движения стали более уверенными. Всего неделю назад он сжимал мне руку, только услышав просьбу, а сейчас самостоятельно делает это с вами. В каком-то смысле его сознанию помогает врожденный инстинкт удержать хрупкую связь между родственными душами. Для него очень важны спокойная обстановка и возможность отдыхать и спать как можно больше. Это естественно, и мы стараемся ему не мешать. Его мозгу нужно время, но его душа все сильнее стремится к вашей, и в итоге с высокой вероятностью между ними начнется конфликт. Собственно, сегодня вы его и видели.

– Если я правильно вас поняла, – подумав, медленно произнесла она, – у него повысилось давление, потому что он не был готов к тому, что почувствует, услышав мою музыку?

– Скорее осознав, какой подарок вы подготовили, – улыбнулся Михаил Леонович. – Это было трогательно и необычно. Саша хоть и компьютерный гений, но музыкального слуха лишен, и ваш талант его поразил. Добавим к этому естественную радость от вашего присутствия. Он очень чувствительный, но старается это скрыть. Я также допускаю, что он старался побороть усталость, чтобы вы могли задержаться подольше. Сложим все вместе и получим то, что получили. Понимаете? Душой Саша хочет укрепления связи, но в то же время его тело получает от мозга противоположные сигналы. Простите, я слишком устал за эти два дня, чтобы углубляться в термины.

– Кажется, понимаю.

– Теперь услышьте главное: вы не виноваты ни в том, что сейчас случилось, ни в том, что находитесь в более устойчивом психическом состоянии, чем он. Так сложились обстоятельства, с которыми, к сожалению, мы все вынуждены как-то уживаться.

Михаил Леонович казался абсолютно искренним, и Эля почувствовала, как овладевшее телом напряжение начало понемногу спадать.

– Спасибо. Я тоже плакала, – призналась она. – В воскресенье, когда рассказывала о нем друзьям.

– Такое тоже не редкость.

– И еще раньше, – добавила Эля, не в силах больше держать это в себе, – я боялась, что, пока меня нет, может случиться что-то плохое и он опять впадет в кому.

– Естественный страх, – сказал Михаил Леонович. – Неофициально носит название «страха после больницы». Но, уверяю вас, прогнозы Саши очень благоприятные. Он идет на поправку, однако с завтрашнего дня нам придется ограничить время посещения. В законе есть соответствующее исключение для родственных душ пациентов с высокой степенью волнения. Попозже время встреч можно будет увеличить. Саша и сам будет чувствовать себя увереннее, когда наберется сил.

– Насколько нужно ограничить встречи сейчас?

– Из получаса оставим пять минут, максимум десять. Вполне достаточно, чтобы избежать симптомов сепарации. Правило едино для всех.

Эля кивнула, признавая его правоту. Как бы ей ни хотелось проводить больше времени с Сашей, когда тот бодрствовал, после сегодняшнего ей нечего было возразить.

– Саша знает об этом правиле?

– Еще нет, и будет зол и на себя, и на меня. Я поговорю с ним, – заверил он, заметив на ее лице смятение. – Он гордый, как и все в этой семье. И всегда требовал от себя многого. Не исключено, что эта часть его характера не изменилась.

– Пожалуйста, повторите ему то, что сейчас сказали мне. Про обстоятельства и внутренний конфликт. – Она покосилась на дверь палаты, за которой разговаривали Софья и Саша. Желание успокоить и обнять его снова напомнило о себе, и Эле пришлось сжать в пальцах манжеты халата. – Мне очень не хочется, чтобы он злился.

Засыпая той ночью дома, мыслями она снова была в его палате. Чуть ранее в качестве извинений за поздний звонок она пообещала дежурной медсестре купить кофе и шоколадки в сестринскую, взамен узнав, что давление Саши пришло в норму и он чувствовал себя хорошо. О решении сократить время ее посещений персоналу уже было известно. Помня, как Саша не хотел, чтобы посторонние знали о нем слишком много, Эля надеялась, что истинная причина останется между ними четырьмя.

Узнав главное, она сосредоточилась на воспоминаниях о том, что еще происходило в этот вечер. Привычку продолжать игру на пианино даже вдали от клавиш ей привил отец, ее первый и лучший учитель музыки. Перед сном он часто «играл» на ее руке, напевая себе под нос, и это были одни из немногих прекрасных воспоминаний из ее детства. Ей всегда хотелось однажды разделить их с родственной душой. Вслух она не призналась, решив, что сделает это позже, и очень радовалась, что Саша не стал возражать. И то, как он смотрел на нее после этого, как взял за руку перед прощанием, – все это она собиралась сохранить в памяти на долгие годы. Подобные моменты были сокровищами, которые многие ошибочно принимают как должное. Многие, но не Эля.

Благодаря им спустя годы ожидания она продолжала узнавать свою родственную душу.

– Папа сказал, что сможет приехать в следующем месяце, – продолжила Софья, когда они остались одни, старательно избегая смотреть на грязную салфетку на прикроватной тумбочке. – Сейчас он занят новым проектом.

– Как всегда, – ответил Саша, поправляя компресс на переносице двумя пальцами. После ухода Эли из его глаз и голоса исчезли последние теплые нотки. – Удив-вительно, что в Т-турции еще есть где строить.

– Перестань! – одернула его мать.

Она вспомнила собственные слова, сказанные Эле пару дней назад, и приказала себе сохранять спокойствие – хотя в последние годы они с Сашей часто говорили на повышенных тонах. В его словах была доля правды, но в то же время он не желал видеть очевидных и куда более важных вещей.

– Саша, он тоже переживает за тебя. Ты переполошил всю семью! Думаешь, мы заботимся о тебе, потому что нам все равно, что с тобой будет?

Саша упрямо сжал губы, но, вопреки ее опасениям, возражений не последовало. Про себя Софья вздохнула с облегчением. Даже такой крохотный жест давал ей надежду, что, возможно, теперь их отношения наладятся.

– Я боялась, что больше тебя не увижу, – настойчиво добавила она. – В последнее время часто вспоминаю истории из твоего детства. Сегодня мы с дядей Мишей как раз говорили, какие у тебя были пеленки. Может, хоть сейчас объяснишь, почему кораблики тебе нравились, а полоски – нет? Хотел быстрее попасть на море, но не мог сказать об этом вслух?

Она тихо рассмеялась. Саша упорно не поднимал взгляд, но его черты смягчились. Обрадованная, Софья потрепала его по руке, выбирая, какую историю рассказать следующей, когда ее сумка громко завибрировала.

– Я же просила не беспокоить меня!

Торопливо расстегнув сумку, она нащупала телефон под чехлом для очков и бросила взгляд на экран. Худшего момента для звонка вице-президента было не придумать, но она догадывалась, о чем он хотел поговорить.

– Тебе п-пора.

Саша говорил, отвернувшись к окну. На его лице появилось хорошо знакомое ей бесстрастное выражение. Стоило ее работе напомнить о себе, он всегда закрывался, и по опыту прошлых лет Софья знала, что все доводы будут для него пустым звуком. И острый язык, и упрямство ее сын унаследовал от отца, и пережитая авария явно не смягчила его характер. Во всяком случае, в отношении нее. Софья годами делала все, чтобы он ни в чем не нуждался, но Саша так и не смог оценить ее усилия.

Тем не менее она нажала на боковую кнопку, чтобы вибрация прекратилась.

– Ничего, подождут.

Он вздохнул и добавил более настойчиво:

– Мне все р-равно нужно отдохнуть.