Набрав в ладони холодной воды, я поспешила умыться. Стало немного легче дышать, но ровно до тех пор, пока я не наткнулась на своё отражение… Тушь потекла, тени расплылись фингалами под глазами. Вкупе с заляпанным блейзером и напрочь испорченными джинсами сейчас из зеркала на меня смотрела настоящая чупакабра! Зажмурившись, я тихо застонала.

Но как же я ошибалась, полагая, что хуже быть не могло!

Уже в следующее мгновение дверь в уборную с грохотом отворилась, а за моей спиной вырос мощный силуэт Добрыни… Я даже ойкнуть не успела, как подонок навалился на меня сзади всем своим нешуточным весом и заржал.

– Нифасе, ты, Скворцова, страшная!

– Какого чёрта ты здесь забыл, идиот?! – п Попустив мимо ушей очаровательный «комплимент», я попыталась заехать локтем в грудь мерзавца, но куда там – Митя держал меня слишком крепко.

– Да вот, отпросился тебе помочь, – прошипел он и тут же закрыл дверь тесной уборной на щеколду. – Но, боюсь, тебе, Скворцова, уже ничего не поможет!

Продолжая ржать, Митя презрительным взглядом скользнул по моему потёкшему отражению. Я же, не оставляя попыток высвободиться, дёргалась в его руках и, ощущая себя раздавленной букашкой, дышала как паровоз.

– Интересно, это у вас с матерью семейное? – Призадумавшись, Добрынин нахально прикусил губу.

По-прежнему задыхаясь от его наглости, я вопросительно взглянула на придурка.

– Из людей в жаб превращаться! – пояснил недоделанный клоун и пуще прежнего развеселился. – Надо батю предупредить, пока не поздно!

– Давай! Тапки в зубы – и вперёд! – огрызнулась я. – С другой стороны, мы хоть иногда на людей похожи, тебе же с твоим плешивым папочкой даже это не светит. И зимой, и летом вы с ним одного цвета – серой плесени!

– Пыхти, пыхти, Колобок! – ощетинился Добрынин, ещё крепче прижав меня к чёртовой раковине. Руками он упёрся в зеркало, а своими погаными губами опустился к моему уху. – Дыхательная гимнастика тоже спорт. Глядишь, стройнее станешь!

– Да пошёл ты! – прохрипела я, уставившись в его глаза.

Я не моргала. Почти не дышала. И пока Митька смотрел на меня в ответ, поднесла руки под струю ледяной воды и, набрав полные ладони, со всей дури прыснула в лицо Добрыни.

– Упс! – прочирикала невинно. – Опять эта моя неловкость!

– Придурочная! – вспыхнул он тут же и на мгновение отступил, чтобы смахнуть с лица капли. Я же, не теряя времени, зачерпнула ещё воды и, развернувшись, вылила её на его ширинку.

– Смотри-ка, Митя, и твоя репутация дала течь! – Я от души рассмеялась, наблюдая, как мокрое пятно расползается по голубой ткани джинсов. – Не переживай так! Я слышала, недержание в твоём возрасте ещё можно вылечить!

Митя зарычал, давясь оскорблениями в мой адрес. Я же рассмеялась.

– Ладно-ладно! – Я подняла руки в примирительном жесте. – Я согласна признать свою вину!

Добрынин нахмурился, явно не улавливая ход моих мыслей. Я же, позабыв, что выгляжу, как принцесса помойки, с важным видом задрала нос кверху и упёрла руки в боки.

– Ну как же, Добрынин… – Для пущей убедительности я повела плечами. – Ты стучался! Ты скулил под дверью! Ты слёзно умолял уступить тебе место на фарфоровом друге. А я, такая бездушная и жестокая, не открыла… Как ты думаешь, предкам такая версия зайдёт?

На всякий случай я потеснилась к стене, понимая, что играла с огнём. Но Митя молчал! Скрипел зубами. Нервно сжимал и разжимал кулаки. Ненавидящим взглядом сворачивал мне шею. Но молчал! И это пугало меня больше всего!

– Ладно. – Мне как-то резко расхотелось улыбаться. – Пошутили, и хватит! Не знаю, как тебе, Добрынин, но мне не по кайфу тусить в вонючем сортире. Может, в коридоре продолжим, а?

– Не по кайфу? – сквозь зубы процедил Митя и криво ухмыльнулся.

Я была готова ко всему: к новым оскорблениям, насмешкам, тычкам… Но Добрынин меня удивил. Запустив пятерню в короткие волосы невзрачного мышиного цвета, он согласился со мной…

– Мне тоже, – произнёс на выдохе и снова замолчал.

Раскрыв рот, я ждала продолжения, подвоха, колкости, но Митя не спешил оправдывать мои ожидания. Он просто стоял напротив и молчал.

– Добрынин, ты какого Винни-Пуха ворвался ко мне? От скуки? Туалетного амбре в жизни не хватало? – Молчание Мити выводило меня из себя.

– Я поговорить пришёл, Варь, – спокойно ответил Добрыня спустя время и между делом навалился спиной на запертую дверь. – Давай на пàру свалим отсюда, а?

– Эм-м… – Моргнув несколько раз, я склонила голову набок. – В чём подвох, Митюша?

– Да ну тебя, Скворцова! – небрежно фыркнул Митя. – У Лешего днюха в самом разгаре, а я тут с тобой и мамашей твоей время трачу.

– Так и вали! – Я продолжала с недоверием коситься на Митю. – Все только вздохнут с облегчением!

Нет, мне и само́й хотелось сбежать! Возвращаться за стол в таком виде было нельзя, да и чувство вины перед матерью голодной крысой грызло душу. Прилюдно просить прощения, оправдываться, а потом ещё часа два держать себя в руках и созерцать маминого хахаля было весьма сомнительным удовольствием, а довериться Мите – великой глупостью!

– Ага. – Добрынин треснулся затылком об дверь и обречённо вздохнул. – Так батя меня и отпустил! Он мне этим ужином все мозги промыл: веди себя хорошо, не смей грубить, не забывай про манеры…бла-бла-бла! Достал!

Митя закатил глаза к потолку и покачал головой. Отчасти я его понимала, но всё никак не могла взять в толк, при чём здесь была я. А потому медлила с ответом.

– Не тупи, Скворцова! – шикнул придурок спустя минуту. – Решайся уже! Или собралась в своём вишнёвом прикиде к ужину вернуться?

Я помотала головой.

– Вот и хорошо! Тогда сейчас шуруешь к своей мамочке и просишься домой!

– Но…

– Она, конечно, поворчит, – перебил меня Митя, – но глядя на тебя, ущербную и чумазую, согласится. Надеюсь, ты понимаешь, Скворцова, что тебя ждёт по пути домой?

Я нахмурилась, едва поспевая за ходом мыслей Добрынина, но тут же кивнула.

– Она задушит меня нотациями…

– А батя – меня. – Он прыснул со смеху, но сразу продолжил: – Поэтому оставим нашим стариков здесь. Пусть «Наполеоном» душу полечат – глядишь, и успокоятся! По рукам?

– Но как?

– Я предложу свою помощь! Скажу, что провожу тебя. Ты согласишься! Поняла?

– Допустим.

– Только давай без самодеятельности, Варя! – недовольно выплюнул Добрынин. – Из ресторана выйдем вместе – пусть голубки помечтают о нашем с тобой мире! – и сразу разбежимся.

– Ладно!

Я кивнула: план Мити показался мне весьма дельным. Добрынин же самодовольно хмыкнул и почти сразу вышел за дверь.

Выдавив на ладонь жидкого мыла, я поспешила смыть растёкшуюся тушь и уже минут через пять следом за Митей вернулась к нашему столику.

Неловко шаркая ногами и не смея поднять взгляда на мать, я смазанно извинилась перед Владимиром Геннадьевичем и тут же попросилась домой. Мама запричитала, Митькин отец начал что-то невнятное втирать о десерте, но я не вслушивалась и ждала, когда свою партию отыграет Добрыня. И нужно заметить, он справился на ура. Не прошло и десяти минут, как мы оба мчались к выходу из ресторана.

– Ну всё, Скворцова, бывай! – пробасил Митя, стоило массивным дверям «Фаджоли» закрыться за нашими спинами.

В отличие от меня Добрынин подготовился к побегу! На обочине возле крыльца его ждала тачка – наверно, такси… Меня же встретил моросящий дождь и сгущающиеся над головой сумерки. «Фаджоли», как назло, находился у чёрта на куличках, а я даже не задумалась о том, как попаду домой! Отсюда до ближайшей остановки было квартала два, не меньше, а я уже дрожала от холода, да и к пятнам от сока со скоростью света прибавлялись разводы от дождевой воды.

– Погоди, Добрынин! – крикнула я в спину однокласснику. – Подбросишь меня до остановки?

– Без проблем! – хищно ухмыльнулся Митя.

Смахнув с волос капли дождя, он открыл для меня заднюю дверцу авто – странного, совершенно не похожего на такси. Вот только шум ветра и бесконечная морось, бьющая по щекам, напрочь заглушили тихий голос моей интуиции. С благодарностью кивнув Добрыне, я заняла место в салоне чужого авто.

Глава 7. Мышеловка

Митя

Дьявольская ухмылка тронула мои губы. Захлопнув дверцу ржавой колымаги, я откинулся на спинку сиденья и, пристегнув ремень безопасности, подал условный знак водителю: можно в путь!

Ромыч, он же Шмель для своих и по совместительству старший брат Илюхи, одобрительно кивнул и тут же повернул ключ в замке зажигания. Проеденная молью кепка с чердака, весь в затяжках тошнотного цвета свитер, и, главное, папироска в зубах – для большей убедительности не хватало фингала под глазом, но даже так Ромыч отрабатывал свои три косаря на полную. Я же едва не покатился со смеху: видеть лучшего студента юрфака в таком прикиде было для меня в диковинку!

Движок серебристой «девятки» для приличия поворчал, но Шмель знал, как его уговорить. Уже в следующее мгновение мы тронулись с места.

В лобовое стекло отчаянно колотил дождь – дворники едва справлялись. Радиоприёмник то и дело сбивался с нужной частоты, неприятно царапая слух. Да и вообще атмосфера раздолбанной тачки времён царя Гороха была весьма удручающей.

Ясен пень, машину, как и водителя, мы с пацанами позаимствовали всего на пару часов.

Илюха выпросил развалюху у деда – та всё равно простаивала в гараже без надобности. Старик обычно возил в ней Гая в ветеринарку или на дачу, впрочем, не брезговал и рыбалкой, оттого и воняло здесь, не приведи, Господь, как, да и слой пыли на приборной панели можно было смело измерять линейкой – короче, полный зашквар. Но Варька, как и планировалось, устоять не смогла. Что ж, сама напросилась!

– Ты бы пристегнулась, Скворцова! – Не жалея сил, я пихнул выскочку локтем. Девчонка ойкнула и принялась ворчать.

Я не слушал: задача отвлечь матрёшку от созерцания пустых улиц была выполнена, и я позволил себе расслабиться.

– Чего не трактор вызвал? – съязвила Варя спустя минуту, так и не отыскав чёртов ремень.

Ещё бы, там, где сейчас сидела Скворцова, обычно тусил Гай, а этого попробуй пристегни!

– Знал бы, что ты со мной решишь прокатиться, фуру бы подогнал, – ехидно усмехнулся я и тут же обратился к Ромке:

– Э, мужик, ничё, что я с перегрузом?

– Ну как бэ… – хрипловато протянул вжившийся в свою роль Шмель и со скрипом переключил передачу. – Вообще, пацан, предупреждать надо, когда машинку вызываешь. Вон как медленно ползём, а горючего сколько вхолостую…

– Эх, Варя, Варя! – Покачав головой, я вальяжно закинул руку на плечо одноклассницы, в очередной раз переключая её внимание от окна на себя. – Сколько я тебе говорил: не жри!

– Придумай уже что-нибудь новенькое, Митюша! – прорычала Скворцова и поспешила скинуть с себя мою руку.

Я, разумеется, не возражал: касаться девчонки мне было неприятно, да и вообще, рядом с ней внутри меня мгновенно просыпался неуравновешенный псих, а это уже было чревато последствиями. Вон, одно из них всё никак не могло просохнуть на моих джинсах… Но стоило мне отпустить Скворцову, как она снова принялась разглядывать окрестности за окном, и облупившаяся дедовская тонировка на стёклах её нисколько не останавливала.

Я делано закашлялся, призывая Шмеля на подмогу: ещё пара минут и Варя бы сообразила, что едем мы немного не в том направлении, куда ей было нужно.