Девушка ушла, а Руфь теперь бросило в жар – почти так же, как еще недавно в холод. Она поднялась с дивана, открыла окно и вдохнула прохладный вечерний воздух. Разросшийся рядом куст шиповника наполнил комнату сладким ароматом и напомнил о доме. Да, запахи способны пробуждать воспоминания живее звуков и даже зрительных образов. Руфь сразу представила палисадник под окнами матушкиной спальни и опиравшегося на палку старика – точно так же он стоял всего три часа назад.

«Милый добрый Томас! Они с Мери наверняка приняли бы меня и полюбили еще больше, оттого что другие отвергли. Надеюсь, мистер Беллингем скоро приедет и, если вернусь в Милхем-Грейндж, сразу поймет, где меня искать. Ах, не лучше ли было сразу туда пойти? Должно быть, он бы очень расстроился! Не хочется его обижать, такого доброго, но все-таки лучше обратиться к Томасу и Мери, хотя бы за советом. Он наверняка приедет, и тогда можно будет обсудить обстоятельства сразу с тремя дорогими сердцу друзьями – единственными на всей земле».

С этой мыслью Руфь надела шляпку и открыла дверь гостиной, но вход в трактир загораживала массивная фигура хозяина. Он стоял на пороге с трубкой во рту и выглядел мрачным и даже угрожающим. Руфь вспомнила о выпитой чашке чая. Надо заплатить, а денег у нее нет. Вряд ли он позволит уйти просто так. Может, оставить мистеру Беллингему записку? В ее полудетском сознании все проблемы выглядели в равной степени серьезными: пройти мимо владельца трактира и объяснить ситуацию (насколько это возможно) казалось так же сложно и трудноисполнимо, как разобраться в куда более витиеватых обстоятельствах. Написав карандашом записку, Руфь посмотрела, не освободился ли путь. Нет, хозяин по-прежнему стоял, неспешно покуривая и наслаждаясь картиной стремительно сгущавшейся тьмы. Сквозняк занес табачный дым в помещение, и голова опять разболелась. Силы иссякли, сменившись пассивным, медлительным, лишенным энергии состоянием. Руфь изменила план действий, решив попросить мистера Беллингема вместо Лондона отвезти ее в Милхем-Грейндж, к давним и надежным друзьям, наивно посчитав, что, выслушав ее доводы, он сразу согласится.

Внезапно к двери стремительно подъехал экипаж и резко остановился. Превозмогая головную боль и сердцебиение, Руфь прислушалась. Мистер Беллингем беседовал с хозяином, хотя слов разобрать не удавалось. Но вот послышался звон монет, и спустя мгновение он вошел в комнату и взял ее за руку, чтобы проводить в экипаж.

– Ах, сэр! – воскликнула Руфь, отстраняясь. – Хочу попросить отвезти меня в Милхем-Грейндж. Томас и его жена непременно меня приютят.

– Дорогая, давайте обсудим все в экипаже. Уверен, что смогу вас переубедить, тем более что даже если хотите вернуться в Милхем, все равно надо сесть в экипаж, – проговорил он почему-то торопливо.

Послушная и сговорчивая по натуре, Руфь не привыкла возражать, а душевная простота и наивность не позволили заподозрить злой умысел. Она безропотно поднялась в экипаж и уехала в Лондон.

Глава 5
В северном Уэльсе

Июнь 18… года выдался на редкость теплым и солнечным, а вот июль принес унылые дожди, а вместе с ними испытания для местных жителей и туристов, которым не оставалось ничего иного, кроме как коротать время за рисованием по памяти немудреных пейзажей, ловлей мух и перечитыванием в двадцатый раз взятых с собой книг. Долгим июльским утром номер газеты «Таймс» пятидневной давности пользовался особым спросом во всех номерах постоялого двора в небольшой горной деревушке северного Уэльса. Восхитительные окрестные долины утонули в густом холодном тумане, который упорно поднимался по холмам, и вскоре все вокруг погрузилось в плотную пелену, так что из окон невозможно было рассмотреть даже противоположную сторону улицы, не говоря уже об окрестных пейзажах. Скучающие путешественники с тем же успехом могли остаться дома, в кругу семьи – именно так, кажется, думали те из них, кто стоял, прижавшись лбом к оконному стеклу и напрасно пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, чем можно скрасить скуку. Бедные валлийские горничные могли бы пожаловаться, что, пытаясь найти развлечение в еде, гости торопили их с обедом. Даже отчаянные деревенские дети сидели по домам, а если кто-то все-таки рисковал выбраться в такое привлекательное царство грязи и луж, то сердитые, вечно занятые мамаши немедленно загоняли смельчаков обратно.

Часы показывали всего четыре пополудни, хотя большинству постояльцев казалось, что уже почти ночь. Утро тянулось невероятно долго, да и после обеда ничего не изменилось, поэтому, когда возле двери остановился запряженный парой гнедых экипаж, в каждом окне ковчега появились любопытные лица. К удовольствию наблюдателей, дверь распахнулась, на землю легко спрыгнул джентльмен, помог выйти хорошо одетой леди и заботливо проводил ее на постоялый двор. Уверения хозяйки в отсутствии свободных комнат остались без внимания.

Джентльмен (а это был не кто иной, как мистер Беллингем) невозмутимо проследил за разгрузкой багажа, заплатил форейтору и только после этого обратился к хозяйке, чей голос вот уже пять минут разносился по округе:

– Право, Дженни, ты странно изменилась, если собираешься выгнать давнего знакомого, да еще в такую погоду. Если не ошибаюсь, ближайший ночлег можно найти в двадцати милях отсюда, причем по самой скверной горной дороге, которую мне доводилось видеть.

– Вы правы, сэр. Действительно, мистер Беллингем, поначалу я вас не узнала. До «Трех долин» ехать около восемнадцати миль – это по нашему подсчету, а на самом деле, наверное, не больше семнадцати. Мне очень жаль, сэр, но у нас совсем нет мест.

– Но, Дженни, ради меня, старого друга, можешь переселить кого-нибудь из постояльцев, например, в дом напротив.

– Почему бы нет, сэр? Там свободно. Может, сами согласитесь там поселиться? Постараюсь выбрать для вас лучшие комнаты. А если не понравится мебель, пришлю что-нибудь свое.

– Нет, Дженни, ни за что! Тебе не удастся запихнуть меня в тот ужасный притон. Отлично помню, какая там грязь. Неужели не сможешь убедить кого-нибудь из случайных жильцов переселиться? Если хочешь, можешь сказать, что я заранее забронировал комнаты. Зная твою доброту, не сомневаюсь, что сумеешь все устроить:

– Что же, сэр, пусть будет по-вашему. Сейчас посмотрю, что можно сделать. А пока вы со спутницей отдохните в дальней гостиной – там сейчас никого нет. Леди не встает с постели из-за холода, а джентльмен играет в вист в третьем номере. Ну а я тем временем постараюсь вам помочь.

– Благодарю, благодарю. Камин топится? Если нет, то надо немедленно затопить. Пойдем, Руфи, пойдем.

Он проводил спутницу в просторную комнату с эркером. Хотя в тот день гостиная выглядела мрачной, когда-то я видела ее полной молодых надежд, освещенной поднявшимся из-за сиреневой горы солнцем. Веселые лучи скользили по мягким зеленым лугам и проникали в палисадник, где прямо под окном росли кусты роз и лаванды. Да, видела, но больше не увижу.

– Не знала, что вы бывали здесь раньше, – проговорила Руфь, пока мистер Беллингем помогал ей снять плащ.

– Да, три года назад приезжал сюда с друзьями. Благодаря доброте и причудам Дженни мы пробыли здесь больше двух месяцев, а потом ужасающая грязь все-таки заставила сбежать. Впрочем, неделю-другую потерпеть можно.

– Но сможет ли хозяйка нас принять, сэр? Кажется, она сказала, что все комнаты заняты.

– Да, так и есть. Но я хорошо заплачу, и она уговорит какого-нибудь простака переехать на пару дней в дом на противоположной стороне улицы. Мы же тем временем найдем приют.

– А разве мы сами не можем поселиться на другой стороне улицы, сэр?

– Чтобы еду нам приносили через дорогу, почти остывшей? К тому же некого будет отругать, если она окажется еще и плохо приготовленной. Ты просто еще не знаешь, каковы эти сельские гостиницы в Уэльсе, Руфи!

– Да, не знаю. Вот только подумала, что будет несправедливо… – заметила она было тихо, но не договорила, так как мистер Беллингем обидчиво сложил губы так, словно собирался засвистеть, и отошел к окну, за которым лил дождь.

Памятуя о былой щедрости мистера Беллингема, миссис Морган сочинила историю, с помощью которой ей все же удалось переселить джентльмена и леди, планировавших остаться не дольше чем до субботы. Гости обиделись и пригрозили уехать раньше, но даже если бы они исполнили свое намерение, потеря оказалась бы невелика.

Завершив первостепенные хлопоты, хозяйка гостиницы порадовала себя чашкой чая в собственной маленькой каморке и проницательно оценила обстоятельства прибытия мистера Беллингема: «Она ему не жена – это ясно как день. Жена наверняка привезла бы с собой горничную и засыпала меня претензиями и требованиями. А эта бедная мисс не сказала ни слова, вела себя тихо, как мышка. Ничего не поделаешь, таковы уж молодые люди. Пока родители закрывают глаза на их похождения, не мое дело задавать вопросы».

Вот таким непростым способом мистер Беллингем и Руфь расположились на недельный отдых в живописном краю. Мисс Хилтон не переставала удивляться величию и красоте впервые увиденных горных пейзажей. На первых порах ее охватил благоговейный страх, но постепенно восхищение пересилило робость, и поздними вечерами она подходила к окну, чтобы полюбоваться вечными холмами, по-новому прекрасными в серебристом свете луны.

В соответствии с желанием мистера Беллингема завтракали они поздно, но Руфь все равно вставала на рассвете и выходила на долгую прогулку по мокрой от росы траве. Высоко в небе распевал жаворонок, и она не понимала, идет или стоит неподвижно, ибо красота величественного края стирала сознание собственного существования. Даже дождь доставлял удовольствие. Она устраивалась на широком подоконнике и смотрела в окно. С радостью вышла бы на прогулку, но такая мысль раздражала мистера Беллингема, коротавшего пустые часы на диване и почем зря костерившего скверную погоду. Короткие ливни проносились подобно сверкающим стрелам. Руфь любовалась сиреневым туманом поросших вереском склонов, вскоре сменившимся золотистым блеском. Любое движение в природе обладало в ее восприятии особой красотой, но мистеру Беллингему больше понравилось бы, если бы она постоянно жаловалась на изменчивую погоду. Восхищение и радость спутницы выводили его из себя, и лишь ее очарование и полный любви взгляд смягчали душу.

– Право, Руфь! – воскликнул однажды он, когда из-за ливня пришлось просидеть все утро в комнате. – Можно подумать, что ты никогда прежде не видела дождя. Сколько можно сидеть на подоконнике и с удовольствием любоваться мерзкой погодой? Вот уже целых два часа ты не произнесла ничего интереснее, чем «как красиво!» или «через Моел-Винн идет еще одна туча».

Руфь послушно встала с подоконника и занялась рукодельем. Как жаль, что она не умеет развлекать! Должно быть, привыкшему к постоянному движению человеку невероятно скучно сидеть без дела. Она старалась придумать, что бы сказать такое, что заинтересовало бы мистера Беллингема, а тем временем он заговорил снова:

– Помню, три года назад погода продержала нас взаперти целую неделю. К счастью, Говард и Джонсон отлично играют в вист, да и Вилбрахам тоже от них не отстает. В итоге мы замечательно провели время и нисколько не скучали. Умеешь играть в экарте или в пикет?

– Нет, сэр. Правда, иногда играла в «нищий мой сосед», – сожалея о собственной отсталости, смущенно ответила Руфь.

Мистер Беллингем что-то раздраженно пробормотал, и молчание воцарилось еще на полчаса, а потом вдруг вскочил и энергично дернул шнурок колокольчика.

– Попросите у миссис Морган колоду карт! – приказал он вошедшему лакею. – Руфи, научу тебя играть в экарте.

Увы, ученица выдалась малоспособной, ничуть не лучше болвана – воображаемого партнера, – а ходить против самого себя оказалось ужасно скучно, поэтому карты тотчас полетели через стол – на пол, куда угодно. Руфь тихо встала и, грустно вздохнув от сознания собственного неумения развлечь и позабавить любимого, покорно собрала колоду.