Тем временем Руфь стояла в маленьком эркере и смотрела в окно. Словно гонимые неведомым демоном бури, по темно-синему небу, то и дело затмевая луну, проносились тяжелые, рваные, причудливые тучи. Свою работу им предстояло совершить не здесь: место сбора находилось далеко на востоке, на расстоянии множества лиг, – поэтому, обгоняя друг друга, они мчались над молчаливой землей – то черные, то серебристо-белые и прозрачные, с просвечивающей в середине, словно луч надежды, луной, а потом, снова потемнев, спускались и исчезали за неподвижными горными вершинами. Они летели в том самом направлении, куда днем пыталась убежать Руфь. В своем стремительном полете тучи вскоре должны были миновать то место, где он (единственный в мире) спал, а может, и не спал, думая о ней. Сознание сотрясала буря, разрывая мысли на такие же бесформенные клочки, как те тучи, на которые она смотрела. Если бы, подобно небесным странникам, можно было за ночь преодолеть огромное расстояние, то она сумела бы отыскать любимого.

Мистер Бенсон заметил ее взгляд и сумел прочитать мысли. Руфь с тоской смотрела на бескрайний свободный мир. Опасные воды, чья музыка все еще звучала в ушах, снова искушали, призывая, поэтому он обратился к ней со словами поддержки и постарался придать слабому голосу энергию и твердость:

– Дорогая юная леди, мне многое надо вам сказать. Увы, Бог отнял у меня силы в то самое время, когда они особенно необходимы. Понимаю, что мои слова могут быть восприняты как богохульство, но все же во имя Господа умоляю побыть здесь хотя бы до утра.

Он посмотрел на Руфь, однако лицо ее осталось неподвижным, как маска, и она промолчала, зная, что не может отложить до завтра свою надежду, волю, свободу.

– Господи, помоги! – горестно взмолился мистер Бенсон. – Мои слова не проникают в измученную душу.

Он опять откинулся на подушки. Да, призыв и вправду не отозвался эхом в смятенном сердце. В потрясенном сознании властвовал демон бури, внушая мысль, что весь мир отвернулся от страдалицы. На священные слова «во имя Господа» демон ответил нечестивым оскорблением: «Какое мне дело до тебя?»

Мистер Бенсон обратился к религии как к всемогущему средству, неизменно поддерживавшему его дисциплинированное сердце, однако вскоре понял, что сейчас даже этот волшебный ключ бесполезен. И все же внутренний голос подсказал верную интонацию, и он снова заговорил:

– Ради вашей матушки – жива она или мертва – приказываю оставаться здесь до тех пор, пока я не смогу с вами поговорить.

Продолжая рыдать, Руфь опустилась на колени возле дивана. Сердце ее разрывалось от безысходности, и мистер Бенсон долго молчал. Наконец он заговорил – негромко, проникновенно:

– Знаю, что вы не уйдете, останетесь ради нее. Верно?

– Не уйду, – прошептала в ответ Руфь и в тот же миг ощутила пустоту в душе: только что она отказалась от последнего шанса вернуть любимого. Спокойствие означало утрату надежды.

– А теперь сделайте то, что я скажу, – продолжил мистер Бенсон мягко, но незаметно для самого себя, тоном человека, обладающего тайным даром подчинять души.

Руфь медленно произнесла единственное слово: «да». Отныне она целиком и полностью покорилась власти странного наставника.

Мистер Бенсон позвонил, и из магазина тут же явилась миссис Хьюз.

– Кажется, в доме есть свободная спальня, которую прежде занимала ваша дочь. Думаю, не откажете в просьбе, а я сочту за одолжение, если позволите этой леди там переночевать. Будьте добры, проводите ее прямо сейчас.

Руфь поднялась с колен и сквозь слезы взглянула в бледное лицо. Губы двигались в неслышной молитве; она поняла, что мистер Бенсон молится о ней.

– Идите, дорогая. Полагаюсь на ваше обещание не покидать меня до тех пор, пока не удастся поговорить.

Несмотря на то что забота хозяйки и отдых облегчили боль, ночь он провел без сна. Недавние события представали в изменчивых, фантастических формах. Он встречал Руфь во всевозможных, самых причудливых местах и обращался к ней с проникновенными словами, призванными разбудить раскаяние и добродетель. Уснул лишь на заре, но и во сне продолжал увещевать заблудшую душу: произносил нужные, правильные слова, однако голос отказывался подчиняться, и Руфь своевольно убегала к глубокому черному омуту.

И все же Господь вершит свой замысел.

Лихорадочные видения растаяли в крепком сне, а проснулся мистер Бенсон от настойчивого стука в дверь, казавшегося повторением звуков, которые он слышал в последние мгновения сна.

Едва услышав ответ, в комнату поспешно вошла миссис Хьюз.

– Простите, сэр, но, по-моему, юная леди серьезно больна. Не откажетесь ли взглянуть?

– В чем проявляется болезнь? – уточнил, встревожившись, мистер Бенсон.

– Лежит очень тихо, сэр, но, кажется, умирает, вот и все!

– Идите к ней, а я сейчас же к вам присоединюсь! – сдержанно ответил мистер Бенсон, хотя сердце его разрывалось от беспокойства.

Спустя несколько мгновений он стоял рядом с хозяйкой у постели Руфи. Бедняжка лежала неподвижно, словно мертвая, с закрытыми глазами и выражением застывшей боли на бледном, изнуренном лице. На обращения не реагировала, хотя вскоре им показалось, что пытается что-то сказать. Увы, силы полностью покинули измученное тело. Одета она была точно так же, как вчера, только без шляпы, хотя заботливая миссис Хьюз приготовила свежую ночную рубашку, так и оставшуюся лежать на комоде. Мистер Бенсон приподнял безжизненную руку и ощутил слабое биение пульса, а когда разжал пальцы, она тяжело упала на кровать.

– Вы ее покормили? – осведомился мистер Бенсон.

– Конечно. Предложила все самое лучшее, что было в доме, но бедняжка лишь покачала прелестной головкой и попросила принести воды. Я принесла молока, но, кажется, она бы и вправду предпочла воду, однако, не желая меня обижать, все-таки немного выпила.

Миссис Хьюз не смогла сдержать слез.

– А когда сюда приезжает доктор?

– Сейчас почти каждый день, сэр, ведь все комнаты заняты.

– Схожу и приглашу его. Возможно, он разденет ее и уложит в постель. И откройте окно: ей необходим свежий воздух, – а если станет прохладно, приложите к ногам грелку.

Ни мистеру Бенсону, ни миссис Хьюз не пришло в голову пожалеть, что судьба вверила их заботам несчастное существо. Так проявилась высшая, истинная любовь. Больше того, миссис Хьюз назвала стечение обстоятельств благословением.

«Благословен тот, кто дает. Благословен тот, кто принимает».

Глава 10
Письмо и ответ

На постоялом дворе жизнь кипела. Мистеру Бенсону пришлось долго дожидаться в личной гостиной миссис Морган, пока хозяйка соизволит к нему прийти, так что его терпение стремительно иссякало. Наконец она явилась и выслушала его рассказ о происшедшем.

Можно что угодно говорить о малой доле уважения к добродетели, не сопровождаемой внешними признаками богатства и высокого положения, и все же я верю, что в конечном счете истинная, чистая добродетель неизменно находит справедливую награду в уважении и высокой оценке каждого, чье мнение обладает настоящей истиной. Конечно, добродетель не получает награду, подобно светским качествам и достоинствам, в виде низких поклонов и комплиментов, но все самые хорошие и благородные чувства готовы излиться при встрече с истинной, простой, не сознающей себя душевной чистотой.

В тот момент мистер Бенсон вовсе не думал о внешних проявлениях уважения, да и миссис Морган была слишком занята собственными делами. И все же, едва увидев, кто ее ожидает, хозяйка гостиницы мгновенно смягчила ставшую привычной резкую манеру общения и даже изобразила улыбку. Дело в том, что в деревне мистера Бенсона хорошо знали: год за годом он проводил лето среди гор, постоянно останавливался в комнатах над магазином и редко тратил в гостинице хотя бы шиллинг.

Миссис Морган выслушала его с терпением, насколько это вообще было ей свойственно.

– Мистер Джонс приедет сегодня днем. Но как это неловко, что вам приходится беспокоиться из-за такой девицы! Вчера я была очень занята, но и то почувствовала неладное, а только что Гвен сообщила, что в своей комнате она не ночевала. Мистер и миссис Беллингем уехали крайне поспешно, хотя, на мой взгляд, джентльмен еще недостаточно окреп для путешествия. Форейтор Вильям Винн рассказал, что путешественник устал прежде, чем доехал до Успитти. Он думает, что там им придется остановиться на пару дней, прежде чем отправиться дальше, в Пен-Тре-Воле. Сегодня вслед за ними должна выехать служанка с багажом. Теперь вспоминаю, что, по словам Вильяма Винна, господа должны ее дождаться. Думаю, мистер Бенсон, вам следует написать им и сообщить о состоянии покинутой особы.

Это был хороший, хотя и неприятный совет, данный тем, кто привык быстро принимать действенные, пусть и не слишком корректные решения и мгновенно реагировать на любые события. Миссис Морган до такой степени привыкла к всеобщему подчинению, что, прежде чем мистер Бенсон успел обдумать предложение, достала из секретера бумагу, перья и чернила, положила все на стол и, прежде чем выйти из комнаты, сказала:

– Оставьте письмо на этой полке и ни о чем не беспокойтесь: горничная доставит его по назначению, а посыльный, который ее повезет, вернется с ответом.

Хозяйка гостиницы удалилась прежде, чем мистер Бенсон сообразил, что понятия не имеет, как зовут адресатов, к которым должен обратиться. Покой и мирное уединение домашнего кабинета выработали привычку к долгим размышлениям – точно так же, как положение хозяйки постоялого двора приучило миссис Морган к незамедлительным действиям.

Ее совет – несомненно, кое в чем полезный – во многом казался неправильным. Правда заключалась в том, что друзья девушки должны были узнать о ее состоянии. Вот только можно ли считать друзьями тех, кому он собирался писать? Мистер Бенсон знал, что его адресаты – богатые аристократы, представлял и обстоятельства, в некоторой степени оправдывавшие их поспешный отъезд. Способность к сопереживанию подсказала мистеру Бенсону, насколько болезненной для почтенной матроны стала необходимость оставаться под одной крышей с особой сомнительной нравственности. И все-таки писать леди не хотелось, а о том, чтобы писать ее сыну, и вообще не могло быть речи, поскольку подобное обращение означало бы просьбу вернуться. И все-таки эти люди непременно должны узнать о состоянии Руфи. В конце концов после долгих размышлений мистер Бенсон написал следующее:

«Мадам, обращаюсь к вам, чтобы сообщить о состоянии бедной молодой женщины, которая приехала сюда вместе с вашим сыном и была брошена на произвол судьбы. Она лежит в моей комнате в очень тяжелом и опасном, как мне представляется, состоянии. Осмелюсь предложить, чтобы вы милостиво позволили своей горничной вернуться и позаботиться о больной до тех пор, пока она не окрепнет настолько, чтобы отправиться к родственникам, если они действительно не могут приехать, чтобы помочь ей.

Остаюсь, мадам, вашим покорным слугой.

Торстен Бенсон».

По мнению автора, письмо получилось крайне неудовлетворительным, однако ничего другого мистеру Бенсону в голову не пришло. У вошедшей в комнату служанки он узнал имя леди, начертал его на внешней стороне и положил письмо на указанную полку, а исполнив миссию, вернулся к себе на квартиру, чтобы ожидать приезда доктора и возвращения форейтора. Руфь тем временем пребывала все в том же летаргическом состоянии: не двигалась и едва дышала. Время от времени миссис Хьюз смачивала ей рот водой, и в ответ губы механически шевелились. Иных признаков жизни заметно не было. Пришел доктор, осмотрел больную и, покачав головой, заключил: «Полный упадок сил, вызванный сильнейшим нервным потрясением», предписал полный покой, уход и какое-то таинственное лекарство, однако подчеркнул, что результат сомнителен, крайне сомнителен. Когда мистер Джонс ушел, мистер Бенсон взял учебник валлийского языка и постарался запомнить непостижимые правила перегласовки, однако попытка успехом не увенчалась, так как мысли его сосредоточились на предсмертном состоянии еще недавно красивой и веселой юной особы.