И, наконец, зацикленность – это не «глубокие раздумья». Когда я беседую с клиентами о зацикленности, мне часто говорят: «Разве это плохо – осознавать свои эмоции и серьезные проблемы, стоящие за ними? Не являются ли обычные люди поверхностными, не готовыми разбираться со своими проблемами и прошлым?»

Временами негативные эмоции действительно открывают проблемы, о которых мы не задумывались. Множество психологических исследований показывает: те, кто хронически блокирует негативные чувства и мысли (этот процесс часто называют «подавлением» или «супрессией»), страдают от негативных последствий, в том числе для физического благополучия. Хроническое подавление ведет к повышению давления и болезням сердечно-сосудистой системы, а то и к иммунным расстройствам. Лечение супрессии – серьезное восприятие негативных эмоций и признаков конфликтов, с которыми мы не сумели эффективно справиться. Такой самоанализ – процесс здоровый, ведущий к более счастливой жизни.

Однако негативные эмоции не всегда ведут нас к истинным и глубинным тревогам. Вместо того чтобы распахнуть окно, они дают кривое зеркало, где мир предстает в искаженном, узком виде. Я называю это «эффектом искаженного объектива». Мы смотрим сквозь него, но видим не истинную реальность прошлого и настоящего, а лишь то, что заставляет нас замечать негативное настроение – события прошлого, стороны настоящего, все то, что может пойти не так в будущем. «Посмотри на это ужасное событие! – говорит нам подобное настроение. – И на эту кошмарную ситуацию! Но не обращай внимания на позитивную сторону!» Вот как описывает это пятидесятилетняя официантка из Бруклина Сэнди:

Как только настроение слегка ухудшается, я испытываю три-четыре чувства. Разум мгновенно сосредоточивается именно на них. Думаю, что хочу иметь больше друзей и более широкую сеть поддержки. Когда мне хорошо, я вообще о таком не думаю.

Зациклившись, вы смотрите сквозь искаженный объектив своего негативного настроения и двигаетесь по ярко освещенным путям собственного мозга прямо к негативным узлам. Настроение соединяет все эти пути, поэтому, покинув один узел, вы тут же выходите на новый ярко освещенный путь, ведущий к следующему. Начинаете думать о ссоре с сыном и тут же переходите к размышлениям о своем скверном характере и неспособности с ним справиться. Затем – о плохом характере отца и считаете собственное детство нестабильным. Оно мгновенно связывается с нестабильной карьерой, а мысли о ней ведут к воспоминаниям о череде некомпетентных начальников. Очень скоро накапливается огромный груз негативных воспоминаний, мыслей и ожиданий. Опираясь на них, можно принять ужасные решения.

Да, люди зацикленные думают о важных проблемах: о смысле жизни, собственной человеческой ценности, будущем важных для себя отношений. Однако размышления окрашены негативным настроением, что ведет к искаженному восприятию проблем.

Когда мы начинаем распознавать зацикленность и применять стратегии борьбы с ней, разум освобождается и начинает разбираться с серьезными трудностями более осмысленно и эффективно.

Эффекты высшей лиги

Мои выводы основываются на десятках исследований, проведенных мною за последние двадцать лет. В них принимали участие люди из самых разных сфер жизни. Итак, зацикленность:

• Осложняет жизнь – стрессы кажутся сильнее, мы реже находим разумные решения проблем и чаще реагируем на стрессы чрезмерно интенсивно.

• Вредит отношениям – мы раздражаем других людей, они могут бросить нас; трудно понять, что сделать, чтобы улучшить отношения.

• Может привести к серьезным психическим расстройствам – депрессии, чрезмерной тревожности и алкоголизму.

Одно из ранних исследований, проведенных автором в бытность профессором Стэнфордского университета, показало сильное влияние зацикленности на реакцию людей на травматическое событие. Возможно, вы помните сильнейшее землетрясение 1989 года, которое произошло в Сан-Франциско в октябре, во время игры на кубок между «Оклендские А» и «Сан-Франциско Джайентс». Оно оказалось самым сильным с 1906 года. Погибло 62 человека, 3757 человек получили ранения и 12 000 остались без крова. Повреждено было более 18 000 домов и 2575 промышленных зданий. В Окленде верхний уровень эстакады рухнул на нижний, убив множество людей. В районе Марина начался пожар, который не удавалось потушить несколько часов. Упала секция моста Бэй-Бридж, соединяющего Сан-Франциско с Ист-Бэй, и полностью перекрыла движение.

Землетрясение вызвало печальные и негативные чувства у многих. В СМИ неделями выходили снимки горящих домов в Марине, раненых людей на улицах в день стихийного бедствия, машины, которые чуть не свалились в океан во время разрушения моста; статьи о зданиях, неожиданно рухнувших спустя несколько дней после землетрясения. Почти у каждого жителя города были воспоминания о катастрофе – кто-то ранен, лишился жилья и собственности, у кого-то серьезно пострадали родные и друзья.

Мне посчастливилось вести исследования зацикленности и степени депрессии и тревожности за несколько дней до землетрясения. В них приняли участие около двухсот студентов университета. Мы с моей выпускницей и помощницей Дженной Морроу быстро поняли: стоило бы вновь опросить участников, чтобы понять, могли ли их ответы предсказать эмоциональную реакцию на природную катастрофу.

Примерно через десять дней после землетрясения мы нашли 137 участников первого исследования и попросили ответить на новые вопросы. В том числе расспрашивали о землетрясении. Были ли они ранены? Потеряли ли какую-то собственность? Произошло ли что-то дурное с их родственниками и друзьями? Мы полагали, что те, кто испытал более сильный стресс, имеют больше оснований для депрессии, поэтому нужно было оценить степень стресса. Затем опросили этих же студентов в декабре, спустя семь недель после, чтобы понять, действительно ли люди зацикленные подавлены сильнее.

Хроническая зацикленность правда предсказала и краткосрочные, и долгосрочные депрессивные реакции на землетрясение^[2]. Студенты, склонные к зацикленности до него, были сильнее подавлены и спустя десять дней, и через семь недель после, вне зависимости от степени депрессии до катастрофы и стресса из-за землетрясения. Кроме того, демонстрировали больше симптомов посттравматического стрессового расстройства: тревожность, отстраненность, постоянные поиски опасности.

Восемнадцатилетняя азиатка Джилл, миниатюрная и худенькая, была склонна к зацикленности. В день землетрясения она находилась в общежитии вместе с соседкой. Они беседовали о предстоящих экзаменах и о преподавателе химии, который, как говорили, «выпалывал» студентов после первого же экзамена. Их комната оказалась самым безопасным местом во всем кампусе, поскольку здание было рассчитано на восьмибалльное землетрясение. Тем не менее толчки ощущались так же, как и во всем городе. Первокурсница Джилл приехала из Лос-Анджелеса, поэтому землетрясения были ей хорошо знакомы. Однако это лишь усилило депрессию после катастрофы.

Почему я не могу это преодолеть? Ведь это не было для меня чем-то необычным! Но не получается выбросить мысли из головы. Я снова и снова вспоминаю момент, когда земля задрожала. На соседку чуть не упала книжная полка, а я просто стояла и кричала. Она могла погибнуть, а я ничего не сделала. Я должна была знать, как действовать. Я должна была заранее надежно закрепить полку – родители всю жизнь учили меня правилам безопасности, связанным с землетрясением! Что со мной не так?!

А соседка Лейла не была склонна к зацикленности. Она из Колорадо. После поступления в Стэнфорд девушка пару раз пережила легкие землетрясения. Когда все началось, ее карие глаза расширились от ужаса, и девушка быстро забилась в угол комнаты, чтобы спастись. Как только сделала это, на кровать, где она только что сидела, рухнула книжная полка. После землетрясения студентка была страшно напугана; как и остальные из общежития, могла говорить только о случившемся. Так продолжалось несколько дней. Через неделю тема ей наскучила, хотелось жить нормальной жизнью. Из-за землетрясения экзамены перенесли на более поздний срок, и это ей не нравилось. В день катастрофы она была прекрасно подготовлена к экзамену по химии, а теперь пришлось все повторять.

Однако больше всего раздражали постоянные разговоры Джилл о землетрясении и ее чувства, связанные с данной травмой. Соседка просто не могла забыть о произошедшем. Она ругала себя за то, что не привинтила полку надежно, извинялась перед Лейлой, которую «чуть не убила», хотя та уверяла, что никого ни в чем не винит и с ней все в порядке, а Джилл нужно успокоиться. Но девушка окончательно зациклилась. Через три недели Лейла так устала, что вспылила и накричала на соседку, чтобы та перестала. Джилл страшно обиделась, обвинила подругу в том, что той нет дела до ее чувств, до людей, которые получили травмы или лишились жилья. Сама Джилл думала лишь об этом. После ссоры Лейла выскочила из комнаты и в тот вечер не вернулась. Они прожили вместе до конца семестра, но больше не разговаривали. В январе Джилл переехала в другую комнату.

Данный пример показывает, как по-разному люди, склонные и не склонные к зацикленности, реагируют на одну и ту же ситуацию и как трудно им поладить. Обычные люди не понимают, почему те, кто склонен к зацикленности, не способны «успокоиться», забыть о тревогах и негативных чувствах и просто жить дальше. Зацикленные же чувствуют, будто их не понимают, не сочувствуют им. Окружающих считают холодными и даже поверхностными.

Зацикленность и разбитое сердце

Когда мы теряем близких, депрессия, связанная с горем, совершенно нормальна. Однако длительная депрессия, которая ощущается спустя месяцы и даже годы после утраты, может разрушить жизнь человека. Мои исследования показали: склонные к хронической зацикленности чаще других страдают от долгой и тяжелой депресси после утраты. Их социальные отношения страдают сильнее, им труднее ответить на важные вопросы, возникающие после: «Почему это случилось со мной?» В этом исследовании со мной вместе работала доктор Джудит Ларсон, психотерапевт, специализирующийся на консультировании и просветительской работе в области утраты^[3].

За пять лет мы с ней и помощниками опросили около пятисот человек, потерявших близких из-за смертельной болезни. Чаще всего это был рак, а также СПИД и тяжелые сердечные заболевания. Различие восприятия оказалось поразительным. Мы беседовали со зрелыми женщинами и мужчинами, потерявшими супругов и пытавшимися заново простроить жизнь без тех, с кем они пробыли последние пятьдесят лет. Общались с молодыми людьми, потерявшими родителей, братьев или сестер. Коллеги и друзья не понимали, почему те не могут просто продолжать жить, если после утраты прошло несколько месяцев. Мы говорили с теми, кто бросил хорошую работу, чтобы ухаживать за умирающими друзьями в последние дни их жизни. Мы слышали потрясающие истории матерей, приехавших из Айовы, Нью-Джерси или Южной Каролины, чтобы заботиться о взрослых сыновьях, умирающих от СПИДа.

Мы многому научились у них. Стало понятно: зацикленность особенно токсична в контексте утраты. У тех, кто страдал хронической зацикленностью, проявлялось больше симптомов депрессии, причем на всех этапах – и во время ухода за близкими, и сразу после утраты, и спустя полтора года. Речь не только об обычном горе, которое испытывают практически все, кто потерял близких. Почти 45 % людей, страдавших хронической зацикленностью, проявляли настолько сильные симптомы депрессии в момент утраты, что им можно было поставить диагноз серьезного депрессивного расстройства, а это одна из самых тяжелых форм депресии. Те, кто не страдал хрониической зацикленностью, обычно испытывали довольно легкие симптомы депрессии в момент утраты и в течение полутора лет после, хотя у большинства это не носило патологического характера.