Очевидным примером этого служит женская одежда середины 1800-х годов с пышными объемными юбками, оборками и жесткими корсетами. Женские наряды не только давали понять, что женщины – это декоративные объекты, ценившиеся в основном за их красоту, но и лишали женщин возможности двигаться быстро и легко. Подобная одежда затрудняла для них некоторые виды физического труда, что, в свою очередь, служило «доказательством» меньшей компетентности женщин по сравнению с мужчинами. Большинство женщин настолько привыкли к дресс-кодам того времени, что они чувствовали себя комфортно только в такой одежде.

Это привело к тому, что они и сами стали считать себя беспомощными и декоративными: одежда определяла их социальную роль и, в конечном итоге, их восприятие себя. Приведу другой пример воздействия одежды на самовосприятие. Психологические исследования 2012 и 2015 годов показали, что люди, которые носят белый лабораторный халат^[11] или хорошо одеты для собеседования^[12], продемонстрировали лучшее абстрактное мышление, чем люди такого же интеллектуального уровня, но одетые в джинсы и футболку.

Дресс-коды – это ключевое доказательство двух социальных функций одежды: коммуникации и самоопределения. У понятия «дресс-код» двойное значение. Код – это правило, регулирующее действие или поведение, например закон. Но кодом называют еще и правило или формулу, позволяющие интерпретировать или расшифровывать текст. Таким образом, дресс-код – это правило или закон, которые регулируют, как мы одеваемся, и которые контролируют значение нашей одежды. В 1967 году семиолог Ролан Барт использовал некоторые дискуссии об одежде в журналах о высокой моде как руководство для понимания обычной, повседневной одежды^[13].

Он обнаружил, что каждая деталь в ансамбле – воротник сорочки, длина юбки, цвет, узор, ткань – могут выражать страсти, стремления, фантазии и убеждения. Модный журнал предложил неполный словарь значения одежды. Это было одновременно описание существовавших модных практик и инструкция, чтобы улучшить их и сделать более утонченными. Мной движут такие же амбиции при изучении дресс-кодов. Они упрощают зачастую зашкаливающую сложность привычек в одежде, потому что принимают форму правил. Так как дресс-код должен быть конкретным в своих разрешениях и запретах, он, как и статьи о моде, делает подразумеваемое и неосознанное значение одежды ясным и преднамеренным.

Когда дресс-код требует или запрещает определенный предмет одежды, он подразумевает часть его социального значения. Дресс-код, исключающий «непрофессиональную» одежду, одновременно подчеркивает, что, каким бы ни был этот предмет одежды, он не профессионален.

Дамские головные уборы в виде ободка являются модными и неформальными по сравнению со шляпками, прикрывающими макушку, кольца для носа – более авангардные, чем серьги-гвоздики. Дресс-код может быть Розеттским камнем в расшифровке значения одежды. Мы можем прийти к пониманию того, как люди воспринимают предмет одежды, посмотрев на правила, которые его разрешают или запрещают. Иногда дресс-коды достаточно ясно определяют значение одежды, которую они регулируют. К примеру, в эпоху Возрождения некоторые дресс-коды определяли, что красный или фиолетовый цвет символизируют благородное происхождение. Другие дресс-коды указывали на то, что украшения и роскошное декорирование – это признаки сексуальной распущенности.

Более того, эти дресс-коды не просто отражали существовавшие ранее ассоциации между одеждой и социальным статусом, сексуальной моралью и политическим положением, они их усиливали и временами даже создавали эти ассоциации. Они меняли отношение людей к тем, кто носил такую одежду, и то, как носившие ее люди воспринимали себя. Определением социального статуса одежды действительно можно изменить формирование индивидуального восприятия себя.

Вспомните, к примеру, психологический эксперимент с белым халатом. Он также показал, что люди, надевшие идентичные халаты, не показали лучшие когнитивные показатели, если им заранее сказали, что это халат художника, а не лабораторный халат.

Закон моды

В 1974 году, за год до того, как стать кандидатом на пост председателя Верховного суда США, Джон Пол Стивенс написал следующее:

«С самых ранних времен организованного общества… внешность и одежда всегда были субъектами контроля и регулирования, иногда с помощью обычаев и социального давления, иногда с помощью законов… Точно так же, как индивиду интересно выбирать среди различных стилей внешности, так и у общества есть законный интерес в том, чтобы ограничивать осуществление этого выбора»^[14].

Приведу в пример дело «Миллер против школьного округа № 167». Учитель частной школы, носивший вандейковскую бородку (остроконечная бородка наподобие той, которую носил фламандский художник Антонис ван Дейк), нарушал тем самым дресс-код школы. Судья постановил, что «стиль одежды и прически [это] вопросы относительно незначительной важности», и отверг жалобы Миллера на то, что дресс-код нарушал его конституционные права.

Я не знаю, заслуживал ли Миллер того, чтобы сохранить место учителя математики, или нет. Но я против того, чтобы внешность и одежду считали незначительными. Эта мысль слишком распространена среди юристов, ученых и других людей, занятых весомыми проблемами и серьезными делами. Большинство юристов выбирает безопасный и неброский профессиональный наряд, тогда как стереотипные интеллектуалы демонстрируют, назовем это так, модное равнодушие к моде.

В лучшем случае об одежде типичного преподавателя можно сказать, что она намекает на высокоинтеллектуальное презрение к своему гардеробу. Этот предрассудок сделал любое серьезное изучение одежды абсолютно внеклассовым. В самом деле, много лет назад, когда я впервые написал о дискуссиях по поводу дресс-кодов, я тоже пришел к выводу, что они действительно слишком тривиальны, чтобы заслужить внимание юристов или судов^[15]. Сегодня я буду настаивать на том, что одежда – это достойный предмет для исследований, анализа и даже внимания закона как любая другая форма искусства или средство самовыражения.

В этой книге я попытался рассмотреть эти темы глубже и более детально, подчеркивая важность внешнего вида человека в политической борьбе за равноправие и личное достоинство. Также я изучил долгую историю попыток контроля над этим с помощью дресс-кодов. На протяжении веков дресс-коды принимали форму законов. В Средние века и в эпоху Возрождения законы об одежде определяли ее соответствие социальному статусу. Законы американских рабовладельческих штатов запрещали чернокожим одеваться «выше их статуса». Законы общественных приличий требовали от мужчин и женщин носить одежду, соответствующую их полу. Эти законы вдохновляли и усиливали свод правил, окружавших одежду.

В частном бизнесе, на предприятиях и в клубах приняли четкие дресс-коды. Руководства по этикету продвигали правила социально приемлемой одежды, и негласные нормы превратились в обязательные, неписаные правила подкреплялись социальным давлением и насилием. Примером этого может служить правило, запрещавшее носить соломенные шляпы после 15 сентября.

В наши дни закон, столетиями опиравшийся на неписаные дресс-коды, теперь сам часто отменяет их. Легальные права на свободу самовыражения и законы против дискриминации все чаще вступают в противоречие с различными дресс-кодами. К примеру, в 2015 году Нью-йоркская комиссия по правам человека проинформировала бизнес в городе Большого яблока, что «дресс-коды… которые навязывают различные стандарты… основанные на половой или гендерной принадлежности», незаконны.

Эти дресс-коды, которые комиссия законно запрещает, включают в себя «требование различной униформы для мужчин и женщин… требование от служащих одного пола носить одежду, предназначенную для этого пола…». Также это относится к хорошо известной, но уже запрещенной политике клуба «21» на Манхэттене, которая требовала «от всех мужчин носить галстук, чтобы поужинать в ресторане»^[16].

Но, по большому счету, идея о незначительности одежды и внешности привела к тому, что лишь мизерное количество дискуссий об одежде вообще привлекло внимание. Те из них, которые внимание все же привлекли, обязательно должны были быть связаны с «более серьезными» вопросами, такими как дискриминация и свобода самовыражения. К примеру, дресс-коды, навязанные властями, могут нарушать Первую поправку, которая гарантирует свободу самовыражения. Но в большинстве случаев это справедливо только когда запрещенная одежда «символична» в самом прямом значении этого термина, то есть воплощает собой заявление, которое легко изложить словами.

Соответственно, юристы и судьи ищут явное, похожее на манифест послание в одежде или внешнем виде. Однако в таком прямолинейном подходе упускается самое важное в самовыражении при помощи одежды – ее способность украшать, улучшать пропорции тела и скрывать то, что мы не хотели бы демонстрировать окружающим. Мода – это уникальный способ самопрезентации, которая невозможна с помощью языка или другого способа коммуникации.

Мода посылает сообщения, но одежда – это не только ее буквальное значение. Она более глубокая и образная, чем слова на странице. Хорошо сшитый костюм говорит о богатстве и утонченности, напоминая о других богатых и изысканных людях. Это не столько аргумент, сколько демонстрация. Упрощенная идея о том, что мода – это язык, оставляет за рамками многие возможности выразительного потенциала одежды. Это все равно что настаивать на том, что картина, к примеру, Марка Ротко, это заявление об утрате нашей подлинной связи с природой в условиях современности. В этом случае не учитывается мощное эстетическое воздействие, настолько же очевидное, насколько и непостижимое.

Некоторые дресс-коды могут нарушать законы, запрещающие дискриминацию, но какие именно и почему, не понятно людям без юридического образования. К примеру, работодатель может определить разные дресс-коды для мужчин и женщин, но при этом, с точки зрения закона, это не дискриминация, если эти дресс-коды не предполагают «неравномерной нагрузки» на один или другой пол и не «унижают».

В то же самое время, чтобы избежать дискриминации, для служащих может быть сделано особое исключение из дресс-кода, если речь идет о религиозно мотивированной одежде, путем создания особых дресс-кодов для служащих разных религий. Профессиональные дресс-коды могут запрещать «искусственные» прически, например, начес или косички, но не те, которые определяются натуральной текстурой волос. Разумеется, дресс-код может регулировать длину волос. Тем временем, не считая этих непоследовательных правил и удивительных исключений, работодатель может навязать любой дресс-код, который захочет, даже если внешний вид сотрудника не имеет никакого отношения к выполняемой им работе.

Как юрист и преподаватель, я потратил немалую часть своей карьеры на изучение и преподавание гражданского права, а также на борьбу за его реформу, поскольку именно в этой области споры по поводу одежды и внешнего вида встречаются очень часто. Так как я еще и модой интересуюсь, я всегда думал, что законные аргументы в большинстве этих случаев не учитывают некоторых самых очевидных и важных моментов этих разногласий.

Одной из причин, по которой я решил исследовать историю дресс-кодов, было желание понять, что находится в центре этих разногласий. Изучение более ранних эпох, когда еще не укоренилась идея о тривиальности и незначительности моды, выявило еще более яростные дискуссии об одежде и причины появления дресс-кодов.