Размах перемен конца Средневековья сравним с промышленной революцией XIX века или современной эпохой высоких технологий и глобализации. В XII веке началось производство бумаги, был изобретен магнитный компас и построена первая из известных ветряная мельница. Аванпосты Ганзейского союза городов, достигшего зенита в XIII и XIV веках, располагались далеко на востоке (Россия) и далеко на западе (Англия). Ганза контролировала торговлю в Балтийском и Северном морях. Торговля расширялась, появлялись новые состояния и новые идеи. Великий шелковый путь начал регулярно функционировать в XIII веке, и в Европу потекли технологии и товары Востока, больше всего из Китая, который был в те времена самым крупным производителем в истории.

Первые европейские университеты были основаны в XII и XIII веках. Ученые из Италии, Англии, Испании и Португалии начали переводить греческие и арабские тексты. Так в Европе появились утраченные древние знания и новаторские идеи в математике, науке и философии. Всплеск технологий и торговли позволил торговцам, купцам, банкирам и другим представителям мелкой буржуазии окружить себя роскошью, доступной прежде только аристократам-землевладельцам. Тем временем процветавшая торговля ношеным, а иногда и ворованным платьем угрожала еще сильнее размыть понятие престижа и запутать социальное значение одежды^[38].

Затем в XIV веке пандемия чумы опустошила Европу, Азию и Средний Восток, убив десятки миллионов людей. По оценкам историков, примерно 45–65 % населения Европы умерло между 1347 и 1351 годом. По налоговым записям видно, что 80 % флорентинцев умерли всего за четыре месяца в 1348 году^[39]. Когда чума отступила, сокращение числа работников позволило им требовать более высокой платы, лучших условий труда и уважения к себе, сделав социальную мобильность более выраженной, чем когда бы то ни было^[40].

Одежда была необходимым символом статуса сформировавшейся элиты и нуворишей. Это идеальное средство для демонстрации богатства и власти, вездесущее, индивидуальное, съемное. Любые украшения одежды, если они не носят сугубо функциональный характер, показывают, что ее владелец может позволить себе сорить деньгами. То есть роскошная одежда – это реклама успеха, которую можно носить. Социолог Торстейн Веблен в своей знаменитой «Теории праздного класса» написал об этом так:

«Основание, на котором зиждется авторитет, – это финансовое могущество… [выражаемое посредством] праздности и демонстративного потребления товаров… Траты на одежду отвечают этим условиям. Наша одежда всегда на виду и с первого взгляда является индикатором нашего финансового статуса для всех наблюдателей…»^[41]

Если роскошная одежда была способом заявить о социальном доминировании, то регулирующие законы были способом держать дерзких выскочек в узде. В Средние века большинство европейцев было неграмотно, и только в эпоху Возрождения грамотность начала медленно распространяться. К примеру, по мнению историков, более 90 % населения Англии были неграмотны в 1500 году и большинство оставалось неграмотным до XIX века^[42]. Поэтому такие общества полагались на вербальную коммуникацию и изображения, чтобы передавать то, что следующие поколения передавали через написанные тексты. Церковь распространяла Евангелие через иконы, картины, ритуалы и зрелища. Государство обращалось к своим гражданам и представителям иностранных государств через величественные праздники, большие дворцы, парады и вызывающие восторг монументы. Это были визуальные аргументы в пользу почитания и уважения.

Одежда являлась неотъемлемой частью этих основанных на образах доводов. Монарх мог показать другим людям, что он необыкновенный человек и судьбой предназначен править. Священник мог одним своим физическим присутствием намекнуть на великолепие рая и славу Господа. Новинки моды усилили такое визуальное убеждение. Искусство портных, появившееся в XIV веке, позволило одежде быть экспрессивной не только с помощью роскошных тканей, ярких цветов и украшений, но и с помощью силуэта.

Вместо того чтобы драпировать тело в дорогие ткани, сшитая одежда могла превратить его в нечто потустороннее, сверхчеловеческое. Но так как мода предлагала практически бесконечные возможности для самовыражения, то появились и новые, потенциально нарушающие порядок визуальные аргументы. Если королева могла показать свое величие с помощью платья тонкой работы, что подчеркивали подложенные плечи и широкие структурированные юбки, то скромный торговец-портной мог продемонстрировать собственную значимость пышными короткими штанами.

Тюдоры особенно остро сознавали силу личного имиджа и ревниво охраняли свои привилегии с помощью эффектной одежды. В 1510 году первый парламент Генриха VIII издал «Акт против ношения дорогой одежды»^[43]. Название было обманчивым, так как акт на самом деле не запрещал дорогую одежду. Вместо этого он ограничивал ношение одежды престижных цветов, наилучшего качества и экзотических мест производства, предназначая ее для людей с высоким статусом. К примеру, этот акт запрещал мужчинам рангом ниже лорда «любую золотую или серебряную ткань, соболей или шерстяную ткань, сотканную за пределами Англии, Уэльса, Ирландии или Кале». Темно-красный и синий бархат был недоступен людям рангом ниже рыцаря подвязки. Точно так же бархат, шелк или дамаск были запрещены для людей рангом ниже рыцаря, за исключением «сыновей лордов, судей, членов королевского совета и мэра Лондона».

Даже обычных людей рассортировали в соответствии со статусом. Акт предупреждал, что «ни один служащий человек не может использовать более 2 ½ ярда [ткани] для короткого платья или 3 [ярдов] для длинного; землепашцам, пастухам и рабочим, не имеющим имущества более чем на 10 фунтов, запрещено носить одежду дороже 2 [шиллингов] за ярд или штаны дороже 10 [пенни] за ярд под угрозой трехдневного пребывания в колодках»^[44]. Последующие акты были приняты в 1515, 1533 и 1554 годах.

Но Елизавета I использовала впечатляющую одежду более эффективно, чем любой другой монарх до нее. Она превратила минусы своего пола в мужском мире Англии эпохи Возрождения в достоинства, выражая своим нарядом неземную приподнятость, сочетая дорогостоящую королевскую роскошь и суровую, неприступную женскую добродетель. Она понимала силу моды и даже более ревностно, чем ее отец, печально известный Генрих VIII, регулировала одежду других.

Историк Уилфрид Хупер, писавший в начале XX века, заметил, что «царствование Елизаветы отметило собой эпоху беспрецедентной активности в истории ограничений в одежде»^[45]. Многочисленные новые прокламации регулировали количество и качество ткани, используемой для коротких штанов и чулок, опять-таки оставляя такие роскошные ткани, как бархат и атлас, для высших классов. Подобные законы было трудно реализовать, над ними часто издевались, но относились к ним серьезно.

Елизавета I задействовала продуманную систему наблюдения, завербовав знать, чиновников на местах и простых людей. Она лично предупредила лорд-мэра Лондона о необходимости проводить в жизнь эти ограничения. Чтобы усилить эти позиции, Тайный совет вызвал лорд-мэра и городских олдерменов в Звездную палату (высший королевский суд Англии, упраздненный в 1641 году), чтобы потребовать от них того же^[46]. Нарушения регулирующего закона зачастую было трудно выявить. В конце концов, если аристократ должен отличаться от простого человека своей одеждой, как можно понять, что человек, одетый в красный шелк и соболя, носит их по праву? Законодатели придумывали умные методы исполнения закона, и чаще всего использовалась охота на нарушителей за вознаграждение.

К примеру, елизаветинские регулирующие законы в дополнение к внушительным штрафам позволяли людям «завладеть любой одеждой, носимой вопреки статусу… и сохранить ее для собственного пользования»^[47]. Так как людям, воспользовавшимся этим преимуществом, разрешалось самим носить конфискованную одежду, закон позволял высшим классам наказывать тех, кто стоял ниже на социальной лестнице.

В ноябре 1559 года Тайный совет отправил письмо Корпорации лондонского Сити. В нем приказывалось назначить в каждом церковном приходе двух наблюдателей, вооруженных списками всех прихожан, кому разрешалось носить шелк. Наблюдатели получали право задерживать тех, кто носил шелк не по праву. В прокламации от 6 мая 1562 года мэру и лондонскому совету старейшин приказывалось назначить в каждом административном районе города четырех «уважаемых и добропорядочных мужчин», чтобы они задерживали тех, кто нарушал законы об одежде^[48]. В 1566 году по настоянию Короны город назначил четырех «степенных и рассудительных персон», чтобы они стояли на страже у всех городских ворот, начиная с семи часов утра.

«Они должны постоянно оставаться на месте и следить до XI часов, и с I часа пополудни того же дня до VI часов вечера, в течение всего указанного времени внимательно рассматривая всех и каждого, входящих в город Лондон… использующих или надевших на себя любые большие и ужасные штаны, шелк, бархат или оружие, ограниченные и запрещенные»^[49].

Последующие королевские прокламации против излишеств в одежде были обнародованы в 1574, 1577, 1580, 1588 и 1597 годах. Каждая из них была попыткой отреагировать на сильные и разнообразные соблазны моды. К примеру, прокламация 1580 года добавила правила, запрещавшие «слишком длинные и широкие сборчатые воротники». Это была реакция на появление крахмальных и проволочных каркасов для складок ткани, позволявших создавать чрезвычайно объемные сборчатые воротники^[50].

Те, кто помогал нарушителям законов о моде и подстрекал их к этому, также подлежали наказанию. Согласно прокламации 1561 года, портным и торговцам чулочным товаром запрещалось поставлять одежду тем, кто не имел права ее носить. От них требовали подписать долговое обязательство на 40 фунтов, чтобы гарантировать послушание. Более того, их дома необходимо было обыскивать каждые восемь дней в поисках контрабандной одежды^[51]. По положениям Акта об одежде 1554 года мастера, на которых работали слуги, нарушившие этот акт, должны были выплатить огромный штраф в 100 фунтов.

Когда Тюдоры и их современники-аристократы по всей Европе вводили в действие регулирующие коды, усиливающие традиционные привилегии, более радикальные умы придумали мир, в котором символизм одежды будет перевернут с ног на голову^[52]. Лорд-канцлер Генриха VIII Томас Мор написал утопию, в которой вся одежда будет «с одним и тем же узором по всему [королевству] и на протяжении веков…» и «одинакового… натурального цвета…»^[53]. «Утопия» Мора описывала эгалитарное общество, в котором проблема легкомысленной роскоши решена, но не потому, что там запрещают носить роскошную одежду, а путем намеренного принижения ее статуса. В «Утопии» из золота и серебра делают ночные горшки и куют цепи для рабов.

Преступников заставляют носить золотые медали и золотые короны в качестве наказания за совершенные преступления, поэтому драгоценные металлы становятся «отметкой дурной славы»^[54]. Жители Утопии отдают драгоценные камни детям в качестве игрушек, чтобы, когда «они станут старше и поймут, что только дети используют такие игрушки, они отложили их в сторону, но не по приказу родителей, а из собственного чувства неловкости, как наши дети, когда вырастают, выбрасывают свои мраморные шарики, погремушки и куклы»^[55]. По представлениям Мора, это изменение значения символов оказалось настолько эффективным, что, когда иностранные посланники посещали Утопию, одетые в изысканные наряды, ее жители принимали их за клоунов или рабов^[56].