Утопическая инверсия социального значения роскоши у Мора была острой критикой этики тюдоровской Англии, где дресс-коды превращали роскошь в знак высокого статуса и связанных с ним привилегий. Но «Утопия» также отражает тревогу по поводу быстрой смены моды, которую разделяла вся тюдоровская элита. В Утопии вся одежда однотипная «по всему королевству и на протяжении веков». Для Мора правильное общество свободно не только от классовых различий, но и от капризов моды.

Элиты времен Мора пытались справиться с изменениями моды с помощью дресс-кодов, которые определяли одежду как символ статуса. Мода была врагом одновременно и духовно ориентированного радикального эгалитариста, и аристократа, ревниво охраняющего свои привилегии. Быстрый рост регулирующих дресс-кодов между XIV и XVI веками отражает скорость, с которой появлялись новые разрушительные идеи о социальном статусе и новая мода.

Новинок моды становилось все больше, и, чтобы не отставать от них, контролировать и определять новейшие стили, законодатели отвечали на это созданием новых дресс-кодов. К примеру, в конце XIV века итальянский писатель Франко Саккетти описал группу женщин, глумившихся над регулирующим законом их города с помощью путаницы в терминологии. Когда местный закон предписывал убрать роскошные пуговицы, они отвечали, что данные предметы пуговицами, по сути, не являются, поскольку для них нет соответствующих петель, и поэтому ограничения дресс-кода к ним не относились^[57]. В 1511 году сенат Венеции в попытке опередить тренды прямо заявил: «Все новые моды запрещены»^[58].

* * *

В начале эпохи Возрождения, когда мужчины носили короткие объемные штаны и облегающие дублеты, дресс-коды были прежде всего попытками придать смысл одежде и контролировать его. Продвинутые торговцы, финансисты, мелкая аристократия и успешные купцы трансформировали одежду из предсказуемого и относительно стабильного маркера социального положения в куда более экспрессивно богатое и разнообразное средство самовыражения.

Это произошло из-за того, что новации в технике, особенно развитие облегающей тело сшитой одежды, совпали с изменениями в экономике, обеспечивавшей появление новых состояний и непривычную мобильность. Когда люди хлынули в города в поисках новых возможностей, рухнула иерархия, базировавшаяся на устоявшихся социальных отношениях. В маленькой деревне каждый знал свое место и место своих соседей. В большом городе, полном незнакомых людей, жена мясника могла сойти за знатную даму, а мужчина мог выглядеть джентльменом с помощью двух ярдов красной ткани. Подъем экономики создавал новые возможности для богатства, и мясник мог зарабатывать достаточно, чтобы купить корону жене и два ярда (1,8 м) дорогостоящего красного шелка для себя, чтобы сшить у портного облегающий дублет или экстравагантные короткие штаны.

Для этих социальных выскочек мода была способом заявить о своем статусе. Они не только выглядели как аристократы, но, что было намного опаснее, настаивали на том, что они были новым видом аристократии, сформированной не на унаследованных титулах, а на богатстве, таланте и силе личности. Эти изменения угрожали социальному порядку, основанному на статусе и внешних эффектах, когда политическая власть соединялась со способностью выглядеть соответствующим образом, а управление государством было тщательно продуманным театром ритуалов.

Дресс-коды эпохи Возрождения пытались контролировать моду и поставить ее на службу старой социальной иерархии. Мода, в свою очередь, эксплуатировала подобные старые ассоциации между одеждой и статусом ради чего-то совершенно нового – современной яркой личности.

Глава 2
Создание себя

О тогах, коронах, мантиях и сшитой одежде

ВПЛОТЬ ДО ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ старые обычаи и иерархические регулирующие законы определяли значение одежды. Но начиная с этого периода и особенно в эпоху Возрождения, когда жили такие выдающиеся личности, как Шекспир, Леонардо и Микеланджело, а также не слишком знаменитые персоны вроде Ричарда Уолвейна в ужасных коротких штанах, одежда также стала способом самосовершенствования, создания себя.

В Древнем мире и в Средние века вся значимая одежда, то есть воплощавшая смыслы, отражала родословную, традицию и унаследованный статус. Стили менялись медленно и всегда были продолжением привычной моды. Одежда, конечно же, менялась, а не оставалась неизменной «на протяжении веков», как хотел бы Томас Мор, но происходило это достаточно медленно, чтобы человек мог с легкостью признавать новые стили как небольшую вариацию старых. Но к началу эпохи Возрождения быстро меняющаяся мода вытеснила традиционный символизм одежды. Новые технологии, новые деньги и новые люди способствовали появлению моды в современном понимании с ее неумолимым, волнующим и изматывающим темпом перемен.

Теперь императив в одежде заключался не в том, чтобы быть продолжением прошлого, а в том, чтобы отражать суть настоящего, дух времени, шокирующие новые реалии. Современная мода возникла из столкновения экономической мобильности и новых технологий, которые позволили совершить гигантский рывок вперед в дизайне одежды. Самой важной технологической новацией стал пошив одежды, развившийся в XIV веке. До этого момента почти вся европейская одежда была формой драпированного одеяния в стиле римской тоги, средневекового платья или мантии.

В древности и мужчины, и женщины обычно носили драпированную одежду

В Древнем мире штаны были редкостью и считались либо одеждой работников из низших классов, либо экзотическим нарядом цивилизаций Востока, например Персии. Историки Гленис Дэвис и Ллойд Ллевеллин-Джонс писали, что «закрывающая ноги одежда, облегающая талию и ноги…, была отличительной чертой “варваров” в понимании греков и римлян»^[59]. Историк Энн Холландер отмечает, что кройку и шитье впервые использовали для льняных штанов и рубах под полные латные доспехи, закрывающие все тело, которые были изобретены в середине Средних веков.

Эти новые доспехи были высокотехнологичным изобретением по сравнению с кольчугой и пластинчатыми доспехами, которые прикрывали лишь некоторые части тела, такие как грудь, предплечья и голени. Новые доспехи стоили дорого и предназначались для воинов и элиты, поэтому сшитое нижнее белье стало символом высокого статуса, когда его стали носить как верхнюю одежду. Мужчины из элиты приняли первую сшитую одежду и отказались от драпированных одеяний, которые раньше носили оба пола^[60]. Пошив позволил создавать облегающую тело одежду, которая подчеркивала индивидуальное телосложение ее обладателя. Иными словами, одежда стала индивидуальной.

Если драпированная одежда передавала статус с помощью цвета, декоративных деталей и ткани, пошив позволил ей соответствовать телу, намекая на форму под ней. Мужчины приняли новую моду, и некогда повсеместные драпированные одеяния стали отличительным признаком представителей отдельных профессий – церковников, ученых, представителей закона – и женщин. Позднее женская одежда начала постепенно заимствовать некоторые элементы сшитой мужской одежды, но никогда весь мужской костюм. К примеру, рукава и лифы могли облегать тело, но ниже талии сохранялась прежняя драпированная форма.

Одежда и мужчин, и женщин стала более выразительной, как только она стала более облегающей. Эти изменения позволили одежде передавать большее количество социальных смыслов, даже если эти смыслы были менее знакомы и понятны, чем те, что передавала прежняя драпированная одежда. Вследствие этого одежда со значением впервые стала доступна людям из различных социальных слоев и разных профессий, например, мяснику и его жене, а не только знати и представителям церкви. Одежда стала средством выражения личности. Это называется рождением моды.

Историк Стивен Гринблат отмечает, что термин «мода» использовался в XVI веке и обозначал «способ обозначения себя… совмещение в человеке физической формы… [и] самобытной личности»^[61]. Появление у одежды значения было частью глубоких изменений в человеческом сознании, приведших к появлению современного индивидуума. Это требует некоторых объяснений. Разумеется, отдельные особи существовали всегда, но индивидуум не всегда был центром политических и социальных идеалов. В самом деле люди не всегда думали о себе в первую очередь как о личностях. Они были членами групп, определяемых коллективными занятиями, и их идентичность соответствовала их роли или статусу в этой группе.

Мысль о том, что все мы прежде всего личности, обладающие индивидуальностью, которая выходит за рамки нашего социального статуса, нашего занятия и семейного наследия, относительно свежа. Индивидуализм появился в конце Средних веков и в эпоху Ренессанса одновременно с модой. Мода – это выражение индивидуализма, и она не может существовать без него. Не будет большим преувеличением сказать, что индивидуализм тоже нуждается в моде, чтобы она была его главным пропагандистом. Историк Жиль Липовецкий написал:

«[В] конце Средних веков мы можем наблюдать увеличение осознания субъективной идентичности, новое желание выразить уникальность человека, новое возвеличивание индивидуальности, страстную привязанность к проявлениям личности и социальное прославление индивидуальности… [это] облегчило разрыв с уважением традиций [и] …стимулировало личное воображение в поисках новизны, отличий и оригинальности…»

К концу Средних веков индивидуализация внешности была легитимизирована: быть непохожим на других, уникальным, привлекать внимание, демонстрируя признаки отличия, стало законным стремлением…^[62] Рождение моды можно сравнить с поворотом в литературе того времени. До Средних веков западная литература обычно имела форму эпоса, хроники важных деяний великих мужчин и женщин: королей и королев, воинов, рыцарей, мудрецов и тех, кто помогал или мешал им в их деяниях исключительной важности.

Герои и героини эпоса определяются статусом и местом в истории: отец нации, освободитель народа, человек, ищущий просветления. Если герой эпоса и раскрывает свою индивидуальную психологию, то обычно это просто черта характера, которая помогает развитию сюжета. К примеру, коварный Одиссей перехитрил сирен. Гордый Ахилл был тщеславен и хандрил в шатре, пока спартанцы обращали в бегство греков. Орест, движимый чувством долга, убил мать, желая отомстить за отца. Страсть Ланселота и Гвиневры стала причиной падения Камелота. Характер героев эпоса не психологический. Нас не так волнует их мотивация, как их действия, и не столько их чувства, сколько их статус.

В прежние времена эмоции распространялись на политику и социальную жизнь лишь отчасти. Король был важен, поскольку он был главой государства по воле Божьей. Знать представляла великие семьи, правителей земель и защитников королевства во времена войн. Духовенство было представителем Бога на земле. Эти люди были интересны тем, что они представляли. Поэтому одежда таких важных людей имела значение потому, что символизировала их статус, а не потому, что отражала их индивидуальность. Одежда простых людей была, как правило, сугубо функциональной, у нее не было никаких отличий, она не имела символического значения.

Появление такого литературного жанра, как роман, отражало и, возможно, помогало создавать новый акцент на личности человека. В романах к действию приводит внутренняя психология персонажа (уже не героя) и тех, с кем он или она встречается, и это не обязательно великие дела. В самом деле, когда исторически важные события описываются в романах того времени, они часто служат контекстом для личной психологической драмы.