Той ночью я просыпался еще несколько раз. Казалось бы, после такого тяжелого дня я должен был спать как убитый, но нет. Мне снилась какая-то муть, которую потом, сколько бы я ни силился, вспомнить целиком все равно не мог. Мне снились какие-то танцующие девушки в старинных деревенских нарядах, незнакомые леса, еще какие-то люди, но все было так сильно размыто, что у меня не получалось вспомнить ничего конкретного. Лишь отдельные образы и обрывки, а зачастую и их не было, только осадок от неясных переживаний. А один раз, то ли во сне, то ли в реальности, когда я шел полусонный по темному мрачному коридору избы до туалета, мне послышалось, что на деревне кто-то сильно кричал – или даже не кричал, а пел песни – и что другие голоса, менее слышные, безуспешно пытались этого певца угомонить. Не знаю почему, но что-то было в этом тревожное. Даже что-то страшное, как будто что-то случилось. Потом меня опять мучили какие-то странные, будто отрезанные от сюжета образы. Какие-то люди опять танцевали на кладбище, девушки в старых таких белых платьях, какие раньше, при царском режиме носили. Не могу вспомнить их возраста, были ли они совсем юными или же взрослыми – все было как-то размыто.

Помню, что было лето, на кладбище было как-то не так, как обычно. Оно было намного шире, чем сейчас, даже похоже на красивое окошенное поле. Трава едва доставала до щиколоток. Кругом пели птички, кузнечики, солнечный свет красиво заливал всю поляну. Я шел по нему и, кажется, собирал нескошенные полевые цветы. Тогда откуда-то и появились танцующие девушки. Может быть, они даже водили хороводы; их было не так уж и много, но они то кружились, то что-то напевали, то смеялись, то опять что-то напевали… А еще они словно не видели меня. Я попал в центр их круга случайно, но они продолжали кружиться и не замечать меня. Ростом они были значительно выше, видимо, я опять был во сне ребенком. Они так и кружились то вокруг меня, то снова в стороне, шурша платьями, потом болтали сидя на траве, потом снова кружились, как если бы их танец был для них не весельем, а важным и серьезным делом, требовавшим передышки. Не помню, что еще они делали, все было как в тумане – так бывает, когда смотришь на солнце и все сливается в его ослепляющем свете. Потом на кладбище появилось много людей. Я всех их знал, это были жители нашей деревни. Там были даже мои друзья, с которыми я о чем-то болтал, но прямо посреди разговора они куда-то пропали. Тут же появились могилы, которые и должны были быть посреди этого поля, а среди могил шел высокий мужчина и звонко пел – я слышал этот голос раньше. Это дядя Гена Курганов, точно, только он умел так громко и звонко петь, его окружали другие люди, все они были чем-то обеспокоены, а он пел. Громко и красиво – песенку про Красную армию: «…ведь от тайги до британских морей Красная армия всех сильней!» И как-то важно, хоть и с видимой опаской пробирался сквозь толпу людей, которая пыталась его удержать. Кажется, он был не в своем уме. В руках у него была лопата, и он рвался сквозь толпу, словно на фронт. Все пытались его успокоить, удержать, но дядя Гена был из вымирающего рода «сельских великанов», и даже несколько человек не могли с ним справиться. Отчаянно прорываясь сквозь толпу, он продолжал петь песню и держать лопату над собой. Когда он подошел к каким-то могилам, то начал копать прямо посреди них. Почти вся толпа встала вокруг и грозно пыталась его осудить, уговорить, запугать, вразумить – сделать хоть что-нибудь. Но он продолжал копать для себя могилу. Да, именно могилу для себя. Не помню, кажется, он сам это сказал, или я просто каким-то образом это знал. Часть людей стояла в стороне, смеясь над ним. А еще в стороне стояли какие-то люди, вроде похожие на тех, что кружились в танце по всему полю, которое теперь вновь обрело привычный для меня вид кладбища. Это были люди разного возраста, но лиц их я не видел, рядом с ними стояли и какие-то наши деревенские. Я точно знал, что они наши, но лица их мне были незнакомы. Еще там была какая-то девочка, она бегала кругом и играла с кем-то. Некоторые из стариков смеялись над происходящим. Остальные же склонились над ямой, в которой стоял дядя Гена, и отговаривали его от этой глупой затеи, из-за которой он, с их слов, позорился на всю деревню. Какая-то женщина – кажется, это была его жена, в чем я, правда не уверен – начала бить его котомкой по спине, но он отмахнулся и продолжил рыть могилу для себя самого. Затем я увидел, как он строит и устанавливает крест в изголовье и прибивает к нему гвоздями венок. Могила уже была глубокой, почти по самую грудь, и теперь, закончив с крестом, он начал сколачивать из неведомо откуда взявшихся досок гроб.

– Отойдите, не мешайте!

– Да что ж ты делаешь, сумасшедший!

– Мне в могилу нужно.

– Да ты что, с ума сошел?

– Нужно, говорят, ничего вы не понимаете, вот мне крест, пускай он тут для меня будет!

– Убери, домой пошли, алкоголик!

– Нет, вы все не понимаете, мне туда пора. Меня там ждут!

Примерно так выглядел их разговор. Рядом со всеми этими странными людьми я увидел бабушку. Она сидела и улыбалась. Я подбежал и радостно поздоровался с ней, она привстала и обняла меня.

– Ба, а мы тебя ищем тут.

– Да тут я, чего меня искать? – ответила она с улыбкой.

– Не знаю, глупостью какой-то занимаемся, – я тоже заулыбался.

Она рассмеялась, я рассмеялся ей в ответ. Несмотря на происходящее большинству людей почему-то было весело. Все кругом просто светилось радостью. Даже кладбище не было таким странным и мрачным, каким оно было обычно. Хотя, быть может, все оттого что оно все еще наполовину было не кладбищем, а свежим выкошенным полем, на котором кружились в танце какие-то странные девушки. Потом все происходящее стало стремительно заканчиваться. Все засобирались и стали спешно расходиться. Дядю Гену нигде не было видно. Толпа шумела и разбредалась. Странные люди, которые стояли в стороне, уже были вдалеке, они шли вдоль полей куда-то в сторону леса у реки. Я поспешил вместе с толпой деревенских в сторону своего дома. Навстречу мне попалась тетя Вера, она тревожно спросила:

– Ты не видел бабушку? А то она опять уйдет куда-нибудь и потом не найти ее будет.

– Да, она где-то там была.

– Хорошо, ты иди домой, а я ее поищу пока что.

– Ладно.

Я в приподнятом настроении побежал домой. Все спешили так, словно все это должно было закончиться с минуты на минуту. Словно вот-вот прольется дождь, или тронется автобус, на который все спешат. Все куда-то спешили. Наверное, по своим домам. Быстро шагая по дороге, старики подбадривали друг друга, молодежь шутила и весело смеялась. И я вновь проснулся. С тяжелой головой, так, как если бы спал лишь половину ночи. Еле-еле выбравшись из-под одеяла, я медленно побрел к умывальнику. И кажется, заснул бы на ходу, если бы не шипение и аппетитные запахи, доносившиеся со стороны печи.

Глава 10. Ожившая легенда

Умывшись и поприветствовав домашних, я направился к столу. На соседнем стуле разместился кот Вася, которого я за вчерашний суетный день даже не успел толком потискать. Я искренне ему обрадовался – он мне вроде не очень. Но перебраться ко мне на колени ради угощений со стола не побрезговал, вполне понимая, что его сейчас будут тискать как мягкую игрушку. Мама уже сидела за столом, тетя Вера что-то делала на кухне, а тети Тани явно не было в доме. «Наверное, занимается хозяйством», – подумал я. На столе стояли свежие пироги и блины. Я с радостью принялся за блинчики со сметаной.

– Ешь, сегодня, может быть, и вовсе никуда не пойдем.

– Как?

– Да дяде Гене плохо ночью стало, пока, говорят, не стоит ходить.

– А что случилось?

– Не знаю, Таня вот там пошла разговаривать, дядя Толя Дым утром пришел, пока ты спал, и сказал, что с Генкой что-то неладное: не то рассудком повредился, не то напился и где-то в лесу поранился – пока неясно.

– И что же? Неужели из-за этого теперь и поиски прекращать?

– Ну, вот пока там они и пошли решать, на собрании.

– А что случилось-то? Я что-то ничего не понял.

– Да кто его знает, теперь ведь ничего не понятно, пока Таня не вернется.

– А когда вернется?

– Ну, уж больше часа как нету, не знаю, до чего и договорятся.

– А дядя Толя-то что сказал?

– Да ничего толком не сказал. Генке плохо стало: то ли умом, говорит, тронулся, то ли перепили они там, вместо того чтобы поисками заниматься – неясно. Говорит, пока не стоит никуда ходить.

– Что и за дела…

– Они так вместе на собрание и ушли.

– Ясно.

– И еще…

– Что?

– Сказали, следы нашли бабушки нашей.

– Следы? Ведь это хорошо?

– Не знаю, в конце поля, у самой Либежгоры.

– Значит, она там?

– Да следы-то позавчерашние. Ночью еще дождь был. Это дядя Вася следы нашел. Уже толком ничего не осталось.

– Значит, она точно там!

– Ну, теперь точно ясно, что там. У пенька следы, говорит, она там вертелась что-то, устала, видимо, и на пенек присаживалась отдохнуть.

– И что? Он же с собакой был? Дальше не выследить?

– Дым говорит, неясно ничего, следы эти только еще больше путают.

– Почему?

– А черт их знает, подождем, что Таня скажет.

– А где она?

– Пошла в магазин Юрке в Бор звонить, да там и с Николай Васильевичем да с остальными, не знаю, где они, в клубе, наверное, собираются.

Я не стал вдаваться в подробности и продолжил уминать блины, намазывая их и вареньем, и сметаной, и сгущенкой. Вскоре я понял, что если я сейчас не остановлюсь, то сегодня явно не смогу даже просто встать из-за стола. Запив все это чаем и закусив пирогами, я решил выйти во двор, подышать свежим осенним воздухом. Жизнь в деревне била ключом. Всюду раздавались звуки инструментов: кто-то что-то колотил, пилил и строил. На огородах работы теперь не было – жители готовились к зимовке: починяли свои дома, амбары и хлева. Весь этот утренний концерт разбавляло приятное пение птиц, а вместе с ним и мычание коров, лай собак, кудахтанье кур и множество других звуков, сливающихся в общий шум.

В самый раз зайти за Машкой с Даней, они уже должны быть на ногах. Я увидел, как по дороге мимо нашего забора не спеша шагала баба Нина, наша соседка напротив. Я поспешил к забору, чтобы поздороваться с ней и попробовать узнать что-нибудь новое о ночных событиях.

– Здравствуйте, баб Нин!

– Ой, здравствуй, желанный.

– Здрасте, а что там… А что там с дядей Геной случилось, вы не знаете?

– Погоди, я подойду поближе, а то старая стала, ничего ведь не слышу.

– Я говорю, что с дядей Геной стряслось – вы не знаете?

– С каким дядей Геной?

– Ну как… с Генкой Кургановым! Что он ночью там бродил и плохо ему стало?

– А, с Генкой-то…

– Да, с ним самым!

– Дак, а чего, говорили им, пить не надобно ночью в лесу, а они…

– Пили?

– Ну, дак известное дело, было у них с собой взято, вот и тяпнули, видать.

– Ясно, напились, значит, а я уж подумал, что-то…

– Ну да, напились, видимо, да никак выйти не могли, говорят, кричал кто-то в лесу, их не пускал обратно.

Я в который раз поймал себя на том, что у меня от удивления открыт рот. Да что, черт возьми, творится этой осенью? Что за ожившие байки из детства? Никогда ничего не происходило, а тут на тебе, все местные сказки ожили в головах у людей. Со скуки, что ли?

– Это нечистая сила, видать, наказала их, чтоб не пили больше, когда таким делом серьезным занимаются. Говорят же, недаром нельзя пьяным в лес ходить, а не то Леший уведет.

– А кто им там выйти-то не давал? Леший?

– Говорят, видели, как тройка лошадей по болоту прокатывалась рядышком.

– Чего-чего?! Какая еще тройка лошадей?

– Ну, видел-то Генка, а Лешка с ребятами слышал, говорят, все бубенчик звенел…

– Бубенчик?

– Да-да… Звенел, говорит, все кругом, а перед этим кричал кто-то голосом таким страшным, как убивают если…

– Кричал, значит?

– Да-да, на весь лес, вот Ленка-то, с бараков, тоже ночью слышала, они с мужем выходили посмотреть, подумали, может, медведь напал на кого-то.

– Увидели кого-то?

– Нет, Валера-то, мол, выпь это. А ничего это не выпь, выпи у нас отродясь в краях наших не было.

– Выпь?

– Ну да, мол, не человек-то кричал, они ведь ходили и искали сначала.

– Кого? Бабушку?

– Да не бабушку, но ее-то само собой, еще до того, как накатили.

– Ну…

– А потом-то уже услышали, как кричал кто, испугались сильно, но подумали, что кто-то в беду попал. А иначе надо же так на весь лес орать?

– Так…

– Вот и ходили, туда пойдут, а крик уже с другой стороны. Обратно, а он опять с другой, как кто за нос их специально водил.

– Ничего себе…

– Вот они и испугались сильно, да и крик ведь такой, что в жилах кровь стынет, много ведь кто на деревне слышал, неподалеку же тут, на Либежгоре кричало-то.

– А кто это?