– А бог его знает! Но вот они так и ходили-то, а потом, говорят, слышат, что колокольчик звенит, ну, они сразу же деру-то и дали, на болота, а потом Генка-то на кочке упал, глядь – а сзади тройка промчалась, прямо по болоту…

– А как она там проехала?

– Да кто его знает, это ведь нечистое все, оно где угодно проедет, прям в аккурат посреди елок да по болоту.

– А остальные, стало быть, не видели?

– Нет, милок, не успели, говорят, только слышали, как бубенчики звенят, но сразу сообразили, в чем дело.

– Не понял…

– Да ведь не впервой… Не раз уже люди видели тройку-то, говорят, от нечистых это все.

– Не первый раз?!

– Ну конечно, и Любушка видела, и Валя, когда еще совсем малехонькой была и они в школу ходили. Это ведь напасть известная. Не новая.

– Быть не может…

– Ну, коли не веришь, так сам сходи, да спроси, они тебе тоже самое расскажут.

– К кому?

– Да к Валюшке, Куракиных-то, она тот случай до сих пор помнит.

– Ясно. Все равно никак не пойму: сначала крики, потом бубенчики, потом колесница…

– Да тройка, ага, Генка щас говорил вон только что, говорит, только упал, глядь – и мельком между елок промчалась… Он как закричит…

– Это вы сейчас его видели?

– Дак да, еле подняли его на собрание-то. Всю ночь ведь пил. Лег, когда другие люди вставать начали.

– А как же они вернулись?

– Дак блуждали все, блуждали, вон у самого Кривого вышли.

– Вот это да!

– А то, с испугу решили вокруг обойти, а Генка – так и все, думали, умом тронулся, всю дорогу песни пел. Они правда, как добрались, там их с Кривого еще мужики увидели, они там еще выпили, чтоб в себя прийти, и так все по дороге до деревни и шел. До самого дому своего песни орал.

– Песни орал?

– Да чтоб не страшно было, а может, и упился уже к тому моменту, кто его теперь поймет, что там и было – все нечистое.

– Хм, я, кажется, даже слышал его ночью.

– Много кто слышал, жаловались, что пьянехоньки ходят по деревне и людям спать не дают.

– И как он? Правда, плохо ему?

– Да уж явно нехорошо, после ночи-то такой. Верно, в запой уйдет. Уж не знаю, что они там… Али привиделось, но это все дело известное, старики наши, когда мы сами молодые были, нам и не о таком рассказывали.

– А Таня наша там еще? На собрании?

– В клубе они были, да щас уж все разошлись, щас и Танюшка ваша придет.

– Ясно, спасибо.

– Нечего бы и так туда ходить, к Воробьихе бы сходили, верно вам говорю… Она-то знает…

Я стоял, смотрел на свою пожилую собеседницу и думал, что другого такого случая расспросить обо всем у меня, может, больше и не будет. Ее лицо было изъедено морщинами, а глаза словно сами просили, чтобы ее уговорили рассказать: «Спроси, милок, спроси… Я тебе и не такого расскажу».

Глава 11. Дедушка в лесу

Недолго думая, я решил задать все вопросы, которые так меня интересовали. Пока нам никто не мешал. Пока я мог без стыда спрашивать о самых запретных глупостях, а взамен получать самые невероятные ответы.

– А почему же вы считаете, что она поможет?

– Как почему, это все знают, она ведь из этих.

– Из кого?

– Из осиновских.

– А в Осиново, что, все колдуны и ведьмы, что ли, были?

– Ну, все, да не все. А многие там были. Не такие как наши бабки.

– Бабки?

– Ну, кто заговаривать умел там, али еще что.

– Вот как.

– Ну, раньше ведь лекарей-то не было, внучок, ничего не было, вот к бабушкам и ходили, к повитухе или знахарке какой, беду отладить или болезнь отговорить, роды принять.

– А осиновские лучше всех лечили, что ли?

– Да они больше не лечили, а вредили.

– Вредили? Как?

– Ну, оно известно как, они всяких там своих наговоров знают, или какого-нибудь старика-шептуна позовут.

– Шептуна?

– Да, у них так было, у них раньше все старики такое могли, и старухи тоже, но старики больше.

– А потом?

– А потом все помирать стали.

– От чего?

– Да ни от чего. От старости, их роды вымирали – вот в наши дни никого и не осталось. Разве что ребенком был кто да в их родстве состоял.

– Баб Нин, а расскажите, как они могли людям плохо делать – шептуны-то.

– Да кто ж его знает? Этого ведь никто не знает!

– Но ведь видели же люди, знали, что это они делали злое?

– Ну, дак а как же, кто им дорогу перейдет, того обязательно кара какая-нить постигнет. Или беда или смерть, или нечистая заберет.

– А как нечистая заберет?

– Да как, а вот как бабушка твоя – куда пропала?

– Куда?

– А никто не знает куда, так и говорят – «нечистые забрали». Вот и говорю вам, пускай кто к Воробьихе сходит. Попросить.

– А как она поможет?

– А она знает, как их нечистые все эти шептуны да нойды всякие что-то там свое поколдуют, в лесах поворочаются, в дыры свои пошепчут что-то – и отпустят нечистые человека.

– Даже если его много дней не было?

– Ну а как же!

– А такое случалось раньше?

– Ну а как же! А я почем зря, что ли, говорю? Было и не раз такое, вот хотя бы, когда бабушка еще моя молода была, не отселева, а с Ладушек, девочка заплутала…

– И что же?

– А вот послушай, я тебе расскажу. Пошла она, значит, через лес в сельскую школу. Раньше мало где школы были, чаще при церквях, и идти ей надо было через болота по дороге пять километров.

– Много как.

– Да, вот она и сошла с дороги, ягод-то порвать, а потом и все.

– Что все?

– Нету. В школу не пришла, а к вечеру и домой не явилась.

– Это ее только к вечеру спохватились, что ли?

– Ну, а раньше как, свободно бегали, или помогали родителям в поле, или шлялись весь день где попало. Ну, так вот и получилось, а к вечеру уже поняли, что случилось что-то, и там нету, и здесь. Когда уже выяснили, что не приходила и не уходила, так и подумали, что в лесу пропала. Думали, что зверь какой утащил или еще что.

– Ну и времена были.

– А что времена, зверь и сейчас утащить тебя может, схватит за кокоськи – и все. – На этих словах баба Нина засмеялась, обнажив пару обломанных зубов. Впервые я осознал, что эта милая старушка не очень-то мне и нравится.

– За что?

– За кокоськи твои схватит да утащит! – Она снова оскалилась.

– А девочку-то нашли?

– Искали, всю ночь искали, да так и не нашли. А потом в Осиново тоже поехали, к старухе одной. Их уже там маловато было, раньше-то весь народ у них чудной был.

– И что же?

– Ну, там и сказала, мол, не ищите ее, она сама придет.

– Как так? И ее послушали?

– Ну а как же, сказали же, где место, в котором ее забрать и в каком времени, а до того в лес и не ходить.

– Вот это да, это ж надо было еще послушать.

– Послушали, а куда деваться?! Три дня прошло, пошли они на указанное место, а там и девочка их.

– Да ладно?

– Ну, как есть ведь рассказываю.

– И что она сказала? Где была? Заблудилась?

– Сказала, вышла к болоту ягод порвать, а там дедушка взял ее и отвел в поле на стог сена.

– Какой еще дедушка?

– А никто не знает. Сказала, отвел и на стог сена поставил и наказал: «Не сходи».

– На стог сена?

– На стог! И говорит, не могла никак сойти, все хотела, а никак!

– Как так?

– А вот так, а потом люди, говорит, какие-то танцевали кругом и через костер прыгали.

– Какие еще люди?

– Ну, а кто его теперь знает?

– И они ей не помогли?

– Она говорила, что звала их, а они танцевали да хороводы водили. А ей ничего, не подходили к ней.

– А что за дедушка-то?

– Не знаю, никто не знает, а потом, говорит, пришел и сказал, что за ней пришли, и отвел ее на нужное место, а там ее потом и забрали.

– Ну и чертовщина.

– Вот, а потом еще долго там ходили, искали, что за поле да стог сена. И что там за дедушка такой.

– И ничего не нашли?

– Ничего, болота одни, дак из какой жопы там стог сена-то слеплен будет? Ни полей, ни дедушек – ничегошеньки!

– Хм, а что еще девочка рассказывала?

– Не знаю, вот сказала, что дедушка ее поставил на стог сена и сказал: «Не сходи!» А как отколдовали ее – все пропало!

– Погодите, три дня? А как же она… А чем питалась? А ночью?

– Не знаю, милок, ничего не знаю. Вот что было, да что знала, то сказала тебе, а так… Кто теперь знает, что там было. Не знаю!

– Странно.

– Вот так-то! А ходили тогда в Осиново за бабкой, потому как они всегда могли людей пропавших, которых сила нечистая забрала, выводить!

– Только они?

– Только они, милок! Все другие бабки как про это дело знали, так сразу же отказывались, потому как все их боялись!

– А за что боялись?

– Да говорю же тебе, дурное они делали, да так, что никто и спастись не мог!

– Болезни какие-то наводили?

– Да редко что болезни было, чаще вот бывало так: кто дорогу перейдет, тот и сгинет, в болоте утонет, в реке, или с горы, вон как Митенька упал и шею себе сломал, это надо же так!

– Какой?

– Да Васенькин, это их с бабой Маней, дак ты молодой, не слышал даже о таких!

– А что с ним было?

– Дак они все ватагой своей, с председателем-то вместе, с Буторагой воевали. Ой, злая бабка была, все ее боялись! Ой, все боялись!

– И что случилось?

– Да вот раз-другой в дом они к ней вломились, они все думали, что она прячет кого у себя, укрывает, времена-то голодные были, всех обыскивали да все отнимали!

– И что же?

– Ну, и Митенька сначала с горы пошел к реке, когда мешки таскали, и упал, под гору покатился и шею свернул!

– А какая хоть гора-то? У нас ведь и гор тут нет!

– Да под речку под нашу!

– Это здесь-то? На берегу? Да как же здесь шею свернуть можно?

– Вот, все удивлялися, а свернул.

– А потом Степушка напился и в лесу повесился, в аккурат на Либежгоре.

– А почему так далеко?

– Не знаю, все ревел, говорит, не отпускает его кто-то, с ума сошел он, видать, говорил, что Буторага к нему подослала кого-то.

– А кого – не сказал?

– Нет, коли с ума сошел, дак что скажет разве внятное? Все, говорил, мучил его кто-то, а потом ночью, через день-то и ушел да повесился.

– Подождите-подождите, Буторага, стало быть, с Осиново была?

– А как же, их все согнали к нам, а она уже старая была, года свои доживала!

– А баба Дуня Воробьева?

– Та-то что, она позже уже, как раз они тогда-то с мужем и вернулись, али позже, не помню уже.

– Она не с Осиново, как я понял?

– Нет, она с наших, но там вот замуж-то вышла! И от ихних-то прихватила, уже зрелая когда была. Сразу изменилась, мы все ходили и говорили, может, больна или что.

– И что же?

– А она все говорила, что вот не одна, что покоя ей тоже не дают, смотрят на нее отовсюду. С дыр!

– С дыр?

– Я ведь не знаю, это не я говорила, вроде как-то так сказали, ну, потом-то и ясно стало, что это она ихних стала. И стали сторониться ее, да и она уже людей сама сторонилась. Оно и понятно. С кем они там в своих дырах шепчутся? Это ведь явно все не от Бога.

– А как вы сказали, с дыр ей кто-то мерещился?

– Ну, вроде как так-то люди говорили, а кто его знает, что с дыр. Да все что-то голоса какие-то слышала, и что-то все смотрит на нее, а она, значит, теперь с ними должна быть.

– Вот это да. И что потом?

– Ну, и потом так же, ей кто плохо делал, тоже изводила сразу. И вешаться так же уходили мужики, кто ей слово сказал или руку поднял, а Людочка утонула, в речке прямо, при нас это было, я-то не видела, а вот Шурушка-то, твоя бабушка, видела, на глазах у нее, мы-то потом подбежали.

– Людочка? Это внучка тети Тони?