Но больше было законченной чернухи. Зима 1994 года… Вопрос Армянскому радио: «Что будет, когда зима кончится?» Ответ: «Президент обещал сфотографироваться… с оставшимися в живых».

Год 1994-й – пик смертности и яма рождаемости. Апофеоз геноцида населения СССР невоенными средствами.

Первого февраля началась продажа акций финансовой пирамиды Сергея Мавроди. В первую половину года в стране из любого утюга можно было услышать рекламу АО «МММ». Главный герой рекламных роликов Лёня Голубков стал человеком года, на целых десять баллов опередив в этом рейтинге президента России Бориса Ельцина.

В конце июля наступил крах. Миллионы «не халявщиков, а партнёров» остались с носом. Кто-то без квартир. Большинство – с долгами. Депрессии, разрушенные семьи, самоубийства… «Гут-гут, карашо!» – аплодировал коллективный Запад.

В 1994-м окончательно сформировалось понятие «новых русских», полукриминальных нуворишей в малиновых пиджаках. Именно у них самых первых появились мобильные телефоны и крутейшие, похожие на мавзолеи памятники. Жили новые хозяева России хорошо, но быстро. Это про них зло шутили непричастные к раздербану страны граждане: «А нам кажется, что это всё вы купили на народные деньги!» – «Да ты гонишь! Откуда такие деньги у народа?!» – «Йа-йа! – подтверждали „наши западные партнёры“. – Натюрлих!»

Народ к тому времени уже ощипали двумя денежными реформами! А к закромам Родины, чавкая и давясь, припала партийная и хозяйственная номенклатура. Партаппарат, бортанув пролетариат раскормленным задом, при попытке приватизировать «нажитое непосильным трудом» был очень быстро оттёрт на обочину жизни более физиологичным и бесцеремонным криминалом.

Позже совпартдеятели, обнаружив в кармане кукиш, опомнятся, начнут, размазывая сопли по лицу, причитать про славное советское время, которое «мы потеряли». В 1994-м никаких причитаний не было. Секретари горкомов наперегонки с «красными директорами» и министрами делили наследие «проклятого совка», вырывали друг у друга куски пожирнее, осваивая тюремные навыки «развода» и «кидка». Временщики и мародёры планомерно добивали остатки страны, сдавая дорогим «западным партнёрам» национальные позиции по любому вопросу. Российский министр иностранных дел за свою сговорчивость получил на Западе прозвище Мистер Йес – в противоположность своему советскому предшественнику Мистеру Ноу.

Вместо разогнанного и расстрелянного Верховного Совета в 1994-м в Москве начала заседать бесправная Госдума и послушный Совет Федерации. Зато творческая интеллигенция наслаждалась небывалой свободой! Своеобразным сертификатом того, что наконец «демократия восторжествовала», явилось возвращение в Россию живого классика. В мае 1994 года посредственный писатель и талантливый лжец Александр Солженицын с супругой Натальей Светловой спустились по трапу самолёта в аэропорту Магадана после двадцатилетнего проживания за границей. Этот хрен с бугра написал графоманское эссе «Как нам обустроить Россию?», читая которое морщились даже самые преданные фанаты и сочувствующие.

В «чёрный четверг», 11 октября 1994 года, рухнет в преисподнюю курс рубля к доллару, 18 ноября Верховная рада Украины отменит декларацию о суверенитете Крыма, и в конце года весь пафос бестолковой, но хотя бы формально мирной жизни «новой, демократической России» разобьётся о начавшуюся Первую чеченскую войну.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

За 1994 г. общий коэффициент смертности увеличился на 8 %, достигнув уровня 15,6 в расчёте на 1000 жителей. До 1989 г. он снижался, достигнув своего минимума (10,7). Но уже в 1990 г. он составил 11,2, в 1991 г. – 11,4, в 1992 г. – 12,2, а в 1993 г. – 14,4. В 1994 г. естественная убыль составила 920,2 тыс. чел., средняя продолжительность жизни равнялась 64,07 лет. Причём 2/3 естественной убыли населения приходится на центральные районы: половина – на Москву и Московскую область, а также Санкт-Петербург и Ленинградскую область. Наиболее стремительно смертность росла среди мужчин самого экономически активного возраста – 39–50 лет.

Эмиграция из России в страны дальнего зарубежья продолжалась с неизменной интенсивностью после либерализации процедуры выезда в 1986 г. Но если за 1993 г. страну покинуло 116 тыс. чел., то уже в первом полугодии 1994 г. этот показатель был удвоен.

9,4 млн человек – это те прямые потери населения, которые понесла Россия в 1992–2001 гг., не считая дальнейших обусловленных этим потерь в будущем, вызванных ухудшением структуры населения. То есть либеральные реформы стоили России почти 10 млн жизней.

* * *

В январе 1994-го студенту последнего курса военно-медицинской академии Григорию Распутину всё это было неведомо. Он спешил по скрипучему зимнему снежку на дежурство в госпиталь ветеранов, радостно вдыхая полной грудью колючий морозный воздух. Приключения на скорой помощи и конфликт с криминалом уже забылись, хотя пришлось срочно увольняться и менять квартиру. Но нет худа без добра. В госпитале Григорий получил возможность самой широкой медицинской практики и среди всей безнадёги девяностых нашёл дополнительную опору, чтобы не съехать с катушек.

Оглядываясь назад, полковник Распутин мог уверенно сказать, что пинок под зад и вкус к жизни, несмотря ни на что, он получил именно в этой «юдоли скорби и печали», во время тотальной разрухи и развала всего, до чего смогли дотянуться шаловливые ручки новодемократов. Григорий помнил, как в 1992 году, когда проблемы и беды валились на него одна за другой, он, потухший, разуверившийся, потерявший надежду, мрачно раскуривая сигарету, стоял в загаженном ленинградском дворике и размышлял об уходе из профессии туда, где есть хоть какая-то перспектива – в рэкетиры, в банкиры или ещё куда-нибудь, где можно заработать на хлеб с маслом.

Вдруг сзади раздался пронзительный звук песни «Идёт солдат по городу». Мимо проехал – нет, промчался! – инвалид-колясочник. На коленях он держал орущий магнитофон и букет цветов. «А солдат попьёт кваску, купит эскимо…» Коляска, лихо затормозив и сделав почти полицейский разворот, проскользнула в арку.

– Это Максим бабушку свою поехал поздравлять с Днём Победы!

Поглощённый происходящим, Григорий не сразу заметил пожилую соседку.

– Она войну медсестрой прошла, потом его растила, пока мать неизвестно где пропадала. А сейчас он о ней заботится. Хотя после Афгана и нелегко ему, но оптимизма не теряет.

Распутин стоял, поражённый увиденным и услышанным. В голове не укладывалось, как инвалид может ещё о ком-то заботиться, вместо того чтобы ждать помощи от других. А из парадного доносилось: «Не обижайтесь, девушки, но для солдата главное, чтобы его далёкая любимая ждала…»

Эта случайная встреча уничтожила все коммерческие планы Григория, развернув его самого на сто восемьдесят градусов в направлении госпиталя для ветеранов войн и укрепив в нём намерение помогать таким пацанам, как Максим, а может, и самому подпитаться у них непреодолимой жаждой жизни. В лихую годину потрясающих людей родит земля русская, в назидание живущим и для укрепления духа приунывших.

И вот он, параллельно с учёбой, два года практикует на Народной улице, не переставая удивляться, сколько лётчиков Маресьевых, Талалихиных, Гастелло скромно и незаметно живёт среди простых смертных! Впрочем, незаметно – до поры до времени, пока не придёт та самая минута…

Вчера в ходе подготовки к операции Григорий увлечённо слушал байку военного моряка – капраза, как он сам называл своё звание, – про небывалый и, наверно, единственный случай атаки гражданским судном боевого корабля в мирное время.

В конце восьмидесятых, когда правящая (ещё советская, но уже горбачёвская) элита демонстративно забила болт на военных, пошли они на новейшем атомном подводном ракетоносце в испытательный поход. Случился с ними по военно-морским и всем прочим понятиям неслыханный конфуз – затухли оба реактора, и АПЛ с позором потеряла ход. Они продуваются, всплывают и встают в дрейф. Как говорится, всё, приплыли тапки к берегу…

Случаев подышать воздухом у подводников очень мало, потому что АПЛ никогда не должна быть обнаружена вероятным противником ввиду особой секретности, ну и вообще…

Первыми пришли корейцы, за ними – японцы. Американцы тоже не заставили себя долго ждать. Сначала прискакал эсминец, затем крейсер, а под занавес – целый линкор.

Наши совсем приуныли: опозорились среди всех супостатов НАТО! А наш надводный флот сопровождения где-то шляется.

Тут американский линкорный кэп, воодушевлённый горбачёвскими прогибами под Запад, делает контрольный в голову. Он, гад, взял и вывесил сигнальными флагами: «ПРЕДЛАГАЮ СДАТЬСЯ». Прикололся над капитаном-подводником и всем советским флотом.

Капитан бросился в рубку к радио. «Где, где, я вас спрашиваю, наше уважаемое командование, вся наша поддержка, в конце концов?! SOS всем, кто рядом! Берут в полон, ироды!»

Ближайшим кораблём оказался рыболовецкий сейнер, такая малюсенькая посудинка, не в обиду рыбакам будь сказано, по сравнению с линкором – блоха. И это «насекомое» решительно направилось к кодле натовских кораблей всем своим шестнадцатиузловым ходом.

Первыми, обладая хорошей исторической памятью, стали сваливать корейцы и японцы. Они всё правильно поняли, потому что у русского сейнера висели сигнальные флаги «ИДУ НА ТАРАН». И этот маленький кораблик с пятнадцатью русскими мужиками и капитаном во главе попёр на линкор, на бандуру, о которую разбился бы, как яйцо. Только погромче. Линкор начал манёвр уклонения. Разошлись чудом. Сейнер ещё и погнался за ним. А не надо прикалываться над нашими!

– Злые языки потом говорили, – вздыхал капраз, – что линкор и «сопровождающие его лица» свалили вовсе не из-за крохотного судёнышка. Вражеские радары побледнели от количества поднятой по тревоге советской морской авиации. Но подводники видели то, что видели. Поэтому, когда сейнер, отогнав Седьмой флот США и его союзников от советской АПЛ, гордо шествовал мимо подводного крейсера, вся команда во главе с капитаном подлодки выстроилась на палубе, отдавая воинскую честь гражданскому кораблику.

Такие духоподъёмные истории реальных героев и были тем спасательным кругом, удержавшим Распутина на плаву среди безнадёги и безвременья, давая силы не спиться, не скурвиться, не сорваться в бездну и не только жить самому, но и помогать выживать другим.

* * *

«Помочь выжить» – оптимистичные слова. Жаль, не всегда получалось. Распутин хорошо помнил самый драматичный день своей госпитальной службы, начавшийся, впрочем, вполне безмятежно и обыденно… Лекций в то утро не было, и сразу после тренировки, не успев даже позавтракать, курсант схватил сменку, скатился по лестнице и порысил к подземке.

Рядом с метро гуляла бабушка – божий одуванчик, хорошо, если ростом по плечо, дорожки песком посыпала. Вдруг к ней подошла девица и что-то спросила. Бабуля энергично ответила, размахивая своей тростью. «Убить такой клюкой – раз плюнуть», – подумал тогда Григорий. Девица, просветлев лицом, что-то передала старушке и радостно убежала в указанном направлении. Пожилая женщина, довольная, повернулась к курсанту лицом, а у неё на груди плакатик: «Справки по городу. 100 рублей».

«Вот так частное предпринимательство проникло в среду строителей коммунизма», – усмехнулся Распутин, спускаясь по бесконечному эскалатору.

Неправда, что русским ненавистен дух предпринимательства и индивидуализм. С этим в России как раз всё в порядке! Таких высоких качественных заборов больше нет нигде в мире, даже на погостах, где делить уже и нечего. На ста квадратных метрах покоится с десяток центнеров самых причудливых оградок. Желание обнести забором свой личный мир, спрятать его от окружающих – обратная сторона вынужденного коллективизма, без которого на суровых бескрайних отечественных просторах не выжить.