Вдоль тыльной части ларьков расположилась целая колония бомжей. В девяностых, казалось, они возникали ниоткуда. Это были вовсе не актёры и актрисы, решившие таким нехитрым способом срубить бабла, а нищие, оставшиеся без своего жилья люди. Квартиры лишиться было куда проще, чем её получить: чёрные риелторы и просто бандиты внимательно отслеживали потенциальных «клиентов». Пополняющие отряд бомжей хотя бы оставались живы. Иным обладателям завидной жилплощади везло меньше. Старики скоропостижно кончались, пьянчужки превращались в законченных алкоголиков и исчезали, инвалиды и серьёзно заболевшие люди – пропадали… Сколько безымянных могил без опознавательных знаков появилось вокруг городов…

– Ну ты, урод! – От удара по крылу рафик весь содрогнулся и чем-то жалобно звякнул внутри своего металлического чрева. – Ты какого хрена сюда свой гроб поставил, мудила?!

У открытой водительской двери «девятки», заблокированной рафиком, стоял пышущий гневом «хозяин земли», правильно упакованный в турецкий спортивный костюм «с блеском», косуху и модельные туфли, – представитель самого заметного в девяностые гопнического сословия.

«Ну вот, б***, покурили», – зло подумал про себя Григорий, поднимаясь со своего места и ища глазами предмет поухватистее.

– Н-на-а-а-а!

Набегающий от ларьков Юрка двумя ногами прыгнул на открытую дверь «девятки», отчего стоящего за ней гопника кинуло на сиденье, приложило затылком о крышу и до кучи ударило в лобешник ребром двери.

– Валим! Ва-а-алим!

В радостном возбуждении Юрка ввинтился в своё кресло, с полоборота завёл машину и рванул с места в галоп.

– Ты же его чуть не убил! Надо помощь оказать! – пискнула вжавшаяся в кресло Алина.

– Чтобы его убить, нужно из пушки стрелять! – огрызнулся водитель. – Их там целая кодла, они нам такую «помощь» устроят!

– Неоказание помощи – преступление! В милицию позвонят. Номера запомнят! Найдут! – испуганно, но упрямо чирикала санитарка.

– Девочка Алиночка! – расплылся в улыбке Юрка, ни на минуту не отводя глаза от дороги. – Ты номера наши когда последний раз видела? Лично я – весной, когда машину мыл… Э-э-эх, залётные!

Юрка крутанул баранку, включая сирену и сворачивая в какую-то одному ему известную подворотню. Во все стороны от скорой помощи разлетелись ночные бабочки, выстроившиеся перед машиной своего сутенёра.

– Протухла на́ небе вечерняя заря. Заглох в лесу стук дятла-долбо**а. Уходит время в сумрак на хрен зря. И дни летят как шлюхи с небоскрёба! – громко декламировал Юрка, ожесточённо работая рулём, педалями и ручкой переключения скоростей.

– Ты не опрокинь нас, поэт-цветик, – прикрикнул на водителя Григорий. – Разухарился тут…

* * *

К нужному дому подъехали только через двадцать минут, вдоволь попетляв по дворам-переулкам и убедившись, что никто не догоняет.

Возле подъезда Григорий осведомился:

– Зонд и воронка есть в сумке?

– Конечно, – кивнула Алина. – А что?

– Ничего. Проверил, ты со мной или ещё там, у ларьков. Идём «на отравление».

В квартире на кухне сидел упитанный восемнадцатилетний парень. В сознании. Глаза на мокром месте, во взгляде отчаяние, безнадёга, тоска и «предчувствие близкой мучительной смерти».

Вокруг него крутилась мама.

– Сыночка, ну зачем же ты так? Ну будет у тебя ещё любовь. Не стоит она того, чтоб вот так вот поступать! А обо мне ты подумал?

– Здравствуйте. Скорая помощь. Вызывали?

– Да-да, здравствуйте, – засуетилась женщина, – вызывали. Проходите, пожалуйста. Вот видите, наглотался какой-то гадости, а всё из-за этой стервы!

– Ма-а-м, ну не начина-а-ай!

– Будем промывать желудок, – нехорошо улыбнулся парню Распутин. – Так! Мама! Приготовьте нам ведро тёплой воды и пустой тазик.

Увидев в руках Алины желудочный зонд, к которому она прикрепляла воронку, и садистско-флегматичную физиономию фельдшера, парень изменился в лице. Появилась тревога за своё здоровье и жизнь в целом. Видимо, если он и не забыл про несчастную любовь, то мысли о ней явно отошли на задний план.

– Что вы собираетесь делать? – спросил он тревожно.

Распутин повернулся к нему. В одной руке – зонд, в другой – спрей с лидокаином.

– Вот этот шланг надо проглотить. Ты ещё не знаешь, как ты это будешь делать, но я тебе помогу. Открывай рот! Та-а-ак… Сидеть!

После промывания парень сидел грустный-грустный, но держался. Нюни не разводил.

Алина, собирая вещи и сочувствуя, решила поговорить с ним.

– Ну вот и на фиг тебе такое счастье, чувак?

– Да дурак, блин! Она мне кровь свернула, у меня флягу закусило. Ну я на эмоциях горстью таблеток и закинулся.

– Стоп! – вскинул глаза Григорий, молча заполнявший карту вызова. – А что за таблетки-то?

– Я не знаю, – ответил «Ромео». – Вон там от них баночка осталась…

В шкафчике на полке стояла пластмассовая упаковка из-под таблеток. На ней красовалась надпись «СТОП-ИНТИМ» и была нарисована кошечка в розовых перьях…

По лестнице спускались молча, пока Алина не изрекла задумчиво:

– Даже если и вернётся к нему его девушка, есть ли теперь в этом смысл?

Ответить Григорий не успел. Все слова застряли в горле. Около их машины стояли две знакомые тонированные «девятки» и четверо «братков», вид которых не предвещал ничего хорошего. «Быстрая походка, глаза безумные» – это про них. Общая черта настоящих отморозков – взгляд, наполненный злой, радостной энергией, и хорошее настроение. Во времена, когда можно всё, люди быстро сбиваются в размножающиеся стаи. В таких группах низменные качества характера развиваются быстрее и проявляются сильнее. Ищут любую возможность с кем-нибудь «бескорыстно» разобраться. Самый желанный результат разборки – силами двух-трёх человек накинуться на одного с криками «Вали его!», и высший изыск для правильного отморозка – попрыгать по голове лежачего, стараясь нанести сильный удар каблуком, чтобы череп треснул.

Такая перспектива явно грозила Юрке. Хоть он и забаррикадировался в рафике, эта «крепость» могла пасть в любую секунду, как только бандота начнёт бить стекла. Те, однако, не торопились переходить к силовой части, ржали, наслаждались моментом, наблюдая за растерянной Юркиной физиономией, и сально шутили насчёт его будущего.

– А ну-ка, Алиночка, давай мне сумку, а сама быстро к лифту, закрой глаза, зажми руками уши и открой рот…

– Но, Григорий Иванович…

– Выполнять, дура! – шикнул на растерянную девчонку Распутин, доставая из сумки свой НЗ – две гранаты «Заря-2» и перцовый баллончик.

Гопники на шлепок гранаты об асфальт отреагировали так, как и положено откосившим от армии: уставились на лежащую на земле чёрно-белую хреновину и даже нагнулись, чтобы лучше её рассмотреть, поэтому последующие, самые интересные минуты своей жизни они пропустили. На свежем воздухе грохнуло неожиданно тихо, но вспышка была настолько сильной, что у некоторых особо впечатлительных граждан произошла непроизвольная дефекация. В числе «некоторых» оказался и Юрка, не ожидавший такой подлянки от шефа.

Этих минут Распутину хватило, чтобы помочь впасть в забытьё самым устойчивым, проколоть шины на «девятках», затолкать в рафик визжащую Алину, сдёрнуть с водительского кресла плохо пахнущего Юрку, объехать продриставшуюся кучу-малу любителей турецкого пошива и свалить, наконец, из гостеприимного двора, предаваясь мрачным размышлениям по поводу происшествия.

«Теперь, суки, точно найдут!» – колотилась в голове тоскливая мысль. На милицию надежды – ноль. Она сама боялась или была в доле. Значит, надо скрывать следы. Первым делом – спрятать машину, а потом думать, как жить дальше.

– Юра! Ты говорил, у тебя есть жестянщик от Бога!

– Ну да, говорил… – Юркин голос из салона звучал с изрядной долей удивления. – А что?

– В официальном сервисе или сам по себе?

– Да куда ему в официальные с его запоями! В гараже ваяет.

– Ну тогда я ему подгоню работёнку, – усмехнулся Распутин и направил рафик к ближайшему посту милиции, перегородившему дорогу бетонными блоками. – Завтра съездишь на автобазу, скажешь, что поцарапал, побожишься, что всё восстановишь за свой счёт. И прекрати там сопеть. Лучше быть засранцем, чем покойником.

* * *

– Да-а-а, неаккуратно получилось, – протянул сильно помятый гаишник, разглядывая рваный шрам на железном теле скорой помощи, протянувшийся вдоль всего борта. – Оформлять-то будем?

– Да кому нужны эти бумажки? Всё равно за свой счёт ремонтировать, – вздохнул Распутин, укрывая курткой хлюпающую Алину. – Слышь, командир, медсестричку нашу до дома добрось, а то ночь уже…

– Сделаем, док, – кивнул командир экипажа. – Мы что ж, без понятия разве? Сами такие…

– Всё, Алина, дуй в машину к стражам закона. Приедешь домой, чаю с малиной, аспирин – и в постель. А завтра – заявление «по собственному» и в стационар, если сердце просит практики.

– Григорий Иванович, – всхлипнул начинающий медик, – да что ж это творится? Будто война какая…

– А это и есть война, без всяких дураков, – зло сплюнул Григорий. – Только необъявленная…

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Смешно сегодня читать умиляющиеся рассуждения о том, какой доброй была советская молодёжь. «Я очень хорошо знаю нашу молодёжь. Я регулярно смотрю телевизор», – гордо заявила Агнесса Ивановна из фильма «Курьер». Юмор этой сцены сегодня не ясен. А тогда он был понятен любому. Советское телевидение и реальная молодёжь существовали в параллельных вселенных.

«Братки 90-х» появились не на пустом месте. Питательная среда для них была сформирована ещё в 70-х. Официальная власть, недалекая и косноязычная, своей фальшивой, приторной и притворной говорильней про добро и человеколюбие, своей ложью про «коммунизм уже вот завтра» сформировала поколение тех, кто ненавидел само слово «гуманизм». Дело оставалось только за малым – дать этим молодёжным группам идею, что бить морды друг другу нужно не просто так, а за бабло. И понеслось…

В конце 80-х и начале 90-х ТВ пропагандировало всё. Появились сериалы, якобы повествующие о проблемах молодежи, а на самом деле разъясняющие, что такое наркотики, как их находить и употреблять.

Особенно врезался в память эфир передачи «До 16 и старше» и аналогичной программы для тинейджеров, где показывали: вот это – баян и ложка над огнём, его колоть сюда, но это очень плохо, это «фу», ребята, так никогда не делайте. А это травка, ее раскуривают вот так вот, но это ай-яй-яй, негодяи-наркоманы, «фу» на них. Драгдилер обычно выглядит вот так, но вы к нему никогда не подходите.

Надо ли говорить, что после таких передач маховик наркоторговли и наркомании так закрутился, что затормозить его смогли в лучшем случае к середине нулевых.

Глава 7
Январь 1994-го. Взгляд в бездну

Что такое три месяца для истории? Сполох звёзд на небе, миг, рябь на воде мироздания. И как многое может поменяться! Новый, 1994 год Россия встретила совсем другой страной. Октябрь 1993-го кровью смыл последние иллюзии августа 1991-го.

Всё непотребство после распада СССР воспринималось населением как временные трудности. Лишь самые проницательные мрачнели и уходили в себя, обсуждая перспективы шестой части света. Прозреть помогли танки в центре Москвы, ведущие огонь по Белому дому. Шок от расстрела собственного парламента вылился в чёткое понимание: букетно-конфетный период между новой властью и старым народом закончился, и в этом «дивном мире неограниченных возможностей» никто никого жалеть не собирается. Будет выгодно – переедут гусеницами под улюлюканье и аплодисменты карманных средств массовой дезинформации, под похлопывание «западных партнёров» по плечу – «Гут-гут, карашо!».

Октябрь 1993-го вернул граждан РФ к привычному советскому состоянию: власть и её подданные существуют отдельно, каждый сам по себе. Тихий саботаж и эмиграция – внутренняя и внешняя – росли стахановскими темпами. Свежие анекдоты про «всю королевскую рать» становились чёрными и злыми. В коридорах власти, её прихожих и туалетах их не слышали и не понимали. Вождям было недосуг. Они хмуро пилили… Эта едкая реплика в ходу с того давнего времени.

Высмеивалось всё новое, «буржуинское», включая кулинарные изыски. «Скажите, у вас есть дор блю?» – «А что это?» – «Это сыр с плесенью». – «Сыра нет. Есть сосиски дор блю и картошка дор блю. Брать будете?»